Таблетки

Мой седан небесного цвета развернуло на сто восемьдесят градусов. Неуправляемый, он влетел в стену расположенного около дороги жилого дома. Прилично смяло багажник, ушли задние колеса. Меня самого тряхнуло с новой силой. Я ударился затылком о подголовник и потерял сознание.

Кровь сочилась по голове и заливала глаза, оттого все, что окружало меня, окрашивалось в совершенно иные, нереальные цвета. В ушах с дикой силой шумело море. Да, именно море. Звук, похожий на тот, что слышишь, когда прикладываешь ухо к морской раковине. Но только никакого умиротворения.

Прохожие с испуганными выражениями лиц стояли неподалеку от машины и наблюдали за мной. Я оглядел их. Мне тяжело было сообразить, кто они и чего от меня хотят, потому что, как оказалось позже, я получил серьезное сотрясение мозга. В тот момент я думал лишь о том, как бы поскорее выбраться из груды покореженного металла, которую я когда-то гордо называл своим автомобилем.

Толкнув дверь окровавленной рукой, отстегнув ремень безопасности, я вывалился из салона на асфальт, мокрый от вытекшего масла. Поврежденная ремнем грудь с силой коснулась твердой поверхности. Закричав от нахлынувшей боли, я сжал кулаки и выгнулся так, будто собирался сделать никому не известный акробатический номер.

Один из очевидцев аварии, молодой парень в спортивном костюме, помог мне подняться. Я вцепился в его руку, дабы не упасть снова. Он отвел меня от машины к бордюру, где помог мне присесть.

— Ну как ты? Эй, мужик?! — спрашивал он меня.

Я лишь кивал, не способный дать ответ. Я не понимал, в каком состоянии нахожусь.

Молодой парень кинулся на помощь водителю той машины, с которой я столкнулся. То была женщина примерно моего возраста, с некогда аккуратной прической, в строгом деловом костюме. Юбка была порвана в области левого бедра. Зацепилась, когда вылезала из машины, — подумал я.

Кожа ее была бледна, а руки заметно тряслись. Молодой парень успокаивал ее как только мог, но все его действия были напрасны. Выброшенный в кровь адреналин делал свое дело.

Глядя на эту женщину, переполошенную, покалеченную, я думал о том, насколько интимным было наше столкновение. Металлы наших автомобилей соприкоснулись, обняли друг дружку. Этим действием, этим соитием металлов она привела меня в чувства, хоть и лишила их на какое-то время. Я готов был целовать ее руки, слизывать с рассеченных ладоней соленый пот. Я был признателен ей.

Так и сидел я, наблюдая, как движется вокруг меня жизнь. В тот момент я чувствовал, что все, что происходит — не понарошку, а вполне по-настоящему. Настоящая кровь на лице, настоящий ужас и настоящий испуг. Настоящая смерть чуть было не коснулась моего плеча своими костлявыми пальцами.

Я дотронулся руками до асфальта, как в тот самый раз, когда на меня напали на парковке. Все повторялось. Вспышки, свет которых угасал так быстро и так стремительно. Я гнался за этим светом. Я гнался за эмоциями, за чувствами, силу которых мог ощутить крайне редко.

Химия выжигала мое сердце. Так случается, когда хочешь забыть о чем-то, что травмировало тебя и буквально убило тебя когда-то. Ты хочешь забыть и принимаешь все больше и больше таблеток, подобно наркоману, не знающему границ допустимой дозы. Ты хочешь забыть что-то, о чем очень сильно жалел когда-то…

В тот вечер, сидя на улице и наблюдая парад действительности, внезапно обрушившейся на меня, я вспомнил все…

Я вспомнил, как стоял у самого края, глядя вниз. Бездной зияло пространство подо мной. Моя дочь лежала на мокром асфальте. Она была мертва.

Это случилось дождливым осенним днем, в тот год, когда я думал, что хуже моя жизнь уже не станет. Ветер срывал с деревьев пожелтевшую листву, целыми днями моросил дождь, заставляя людей прятаться в бетонных коробках, которые они называли своими домами. Приближалась самая долгая зима в моей жизни.

Ксении было пять лет. В таком возрасте дети с завидным интересом постигают окружающий их мир, полный тайных и явных вещей. Увы, взрослых это зачастую утомляет, и в этом нет ничего неестественного. Просто так получается.

В тот день мы были с ней дома вдвоем. Лиля уехала по рабочим делам и должна была вернуться домой лишь к вечеру. Я был занят подготовкой к какой-то конференции, основную тему которой даже при желании не вспомню. Можно сказать, что я, как и всегда, был занят чем-то слишком неважным для себя, но крайне важным для собственного карьерного роста.

Наполовину приконченная бутылка виски стояла на письменном столе. Рядом ждал своего часа пустой стакан, края которого были мокрыми. Вглядываясь раскрасневшимися глазами в экран ноутбука, я не замечал, как моя дочь ходит около меня с альбомом для рисования. Она любила рисовать, да вот только я ни черта не понимал в этом нелегком деле.

— Ксюш, не сейчас, — говорил я ей, не отрывая взгляд от экрана. — Давай папа закончит, а потом мы с тобой поиграем, хорошо?

— Да, папочка, — ответила Ксюша и ушла в свою комнату.

Тогда у меня даже не было намека на алкогольную зависимость. Она возникла после. Тогда я просто выпивал в свой выходной, чтобы немного расслабиться. Я смешивал отдых с работой, чего не посоветовал бы никому другому. Что ж, таковым был мой способ жизни. Зато у меня была роскошная квартира. С открытой лоджией.

Я и не заметил, как Ксения отворила дверь. Холодный воздух ворвался в комнату, пробежался по моим ногам. В голове возникла мысль, что нужно обернуться и посмотреть. Но тело не послушалось. Глаза были прикованы к экрану монитора.

Я слышал ее шаги. Звук их пропадал, и мне казалось, что я могу этим воспользоваться и углубиться в работу. Я плеснул в стакан виски и сделал несколько глотков. Потер лицо. Принялся за работу.

Где-то глубоко внутри я, вероятно, чувствовал, что что-то пошло не так. Это называют «шестым чувством», или же интуицией. По-разному.

— Ксения. Где ты?

Я позвал свою дочь, но она не ответила мне. Нахмурившись, я снова посмотрел на монитор, но мысли мои к тому времени были далеки от рабочих материалов. Поднявшись с кресла, я прошелся по комнате, но не застал ни саму Ксюшу, ни ее альбом для рисования.

Смутившись еще больше, я направился в детскую комнату. Дверь была чуть приоткрыта. Я смотрел в глубину комнаты и видел краешек детской кроватки. Красивые узоры, приятного вида постельное белье. На полу игрушки — плюшевый медведь и кукла с голубыми волосами. Я вошел внутрь.

Ксении не было. Холод все глубже и глубже пробирался под мою кожу. Холод знал, что поселится внутри меня надолго, оттого не торопился вторгаться. Мое тело принимало холод неспешно.

Выбежав на лоджию, я кинулся к лежащему на полу альбому для рисования. Дождь хлестал сильнее прежнего. Ветер дул мне в лицо, будто бы давая понять, куда стоит смотреть. Мурашками покрылось тело, от макушки до пяток. Я посмотрел вниз…

Сердце беспокойно стучало в груди. Я знал, что падение с такой высоты оканчивается лишь смертью и ничем другим, но бежал по коридору так, будто от скорости моего движения зависела жизнь моей дочери. Я не верил в то, что произошло. Пространство вокруг меня заволокла пелена цветного тумана, подобного тому, что находил на меня, когда я впервые принял наркотики. Я старался удушить в себе понимание действительности. Я хотел проснуться ото сна, которым являлась моя жизнь. Но я не мог.

Лифт ехал медленнее обычного. Мне так казалось. Я кричал, глядя на собственное отражение в зеркале. Я бил руками, бессильный помочь собственному горю. Моя дочь была мертва.

Десятки взглядов были прикованы к ее маленькому изуродованному тельцу. Полиция появилась очень быстро, будто ждала чего-то подобного в том районе, где я жил. Дождь хлестал по лицам людей, искаженным от ужаса и удивления. Я ворвался в их круг. Меня охватил гнев.

Помню, как оттолкнул какого-то парня, который стоял на моем пути. Я до последнего не хотел мириться с мыслью, что все это по-настоящему. Я хотел смотреть на лица людей и понимать, что это всего лишь картонные фигуры, приделанные к столь же ненатуральному асфальту. И что дождь — это всего лишь вода, рассеиваемая над моей головой каким-то хитроумным устройством.