Таблетки

Вода окрасилась в темное. Куски ткани касались дна, где маленькие рыбки мирно проводили отведенное им природой время. Акула мотала мордой, изгибалась всем своим огромным телом, разрывая на части тело уже покойного Ивана Капустина. Я попытался разглядеть его лицо, да вот только вместе него увидел кровавое месиво.

Детский крик оглушил меня. Я оглянулся, но не увидел перед собой ничего. В глазах резко потемнело, меня начало клонить к земле. Припадок. Настолько внезапный, что я ощутил его лишь тогда, когда оперся руками о дорожку, на которой стоял какие-то считанные секунды назад.

Мне хотелось попросить всех замолчать, дать мне возможность сконцентрироваться, побороть свой безродный страх, но я мог открыть свой рот лишь для того, чтобы втянуть внутрь себя как можно больше воздуха. Его переизбыток заставлял мое сердце биться быстрее. Адреналин поступал в кровь. Мне хотелось бежать, да вот только ноги мои каменели от ощущения страха.

Я отполз в сторону от кричащей толпы. Люди пробегали мимо меня, а я, приложившись спиной к стене, нервно потирал взмокшие ладони. Таблетки. Я полез в карман, преисполненный надежд, но с ужасом для себя обнаружил, что карман пуст. Таблетки я оставил на рабочем столе.

В тот момент для меня крайне важным было восстановленное, правильное дыхание. Панический припадок проще пережить, вдыхая и выдыхая воздух плавно, так, будто лежишь в гамаке на берегу моря и ни о чем не тревожишься. Что ж, эта задача для меня оказалась не такой уж и простой.

В момент припадка время течет намного медленнее. Мне казалось, что я сижу в проходе уже битый час, хотя, на самом деле, просидел не больше пяти минут. Немного восстановив дыхание, я попытался подняться на ноги, но снова ощутил напряжение. Волна, сформировавшаяся в области паха, рванула к моей голове. Щеки налились кровью.

Но я не сдавался. Сжав кулаки, я направился к выходу, с ужасом думая о том, что происходит за моей спиной. Вдох. Выдох. Я продолжал идти вперед, медленно передвигая ногами.

— Поскорее! Мужчина, — обратился ко мне молодой охранник в черной кепке. — Следуйте к выходу!

Он начал махать руками, чем вызвал во мне волну раздражения.

— Не торопите меня! — рыкнул я. — Мне плохо, мать вашу!

Охранник подхватил меня под руку и насильно повел к выходу. Я снова стал задыхаться и сделал несколько рывков, после которых повалился на пол.

— Да что с вами?! — заорал охранник.

Мне казалось, что я вот-вот умру. Мне виделось, как я задыхаюсь у выхода из океанариума. Я думал о том, что мое сердце не выдержит такой нагрузки и остановится. Каждый, кто излечился от подобного недуга, непременно поймет, что это лишь надуманный самим организмом страх, провоцируемый нестабильной работой некоторых желез, вырабатывающих гормоны.

Ну а дальше все было как в тумане: дверь, ведущая на улицу; свет дня, ослепивший меня; лица людей, которые толкались и вели себя агрессивно. Пришел в себя я лишь тогда, когда уже сидел в своей машине с бутылкой воды в руках и жадно всматривался в рулевое колесо. Мой взгляд гулял по окружности, внутри которой, как мне казалось, было абсолютно безопасно.

Переборов крайнюю степень усталости и заполнив морально истощенный дух обычной питьевой водой, я вернулся на работу. У меня не было никакого желания рассказывать кому бы то ни было о том, что случилось. Мне казалось, что я должен переждать с выводами, а сама ситуация должна впитаться в меня полностью, как впитывается краска для того, чтобы приобрести свой окончательный оттенок. Именно потому я был слегка раздражен, когда Дина без стука вошла в мой кабинет.

— Где пропадал? — спросила она.

В тот момент я как раз закидывал таблетки в рот, так что ответил далеко не сразу. Прежде наступило мгновение блаженства, когда я окончательно осознал, что тревога уже далеко позади.

— Был на встрече с клиентом, — последовал мой ответ.

— Вид у тебя какой-то… расхлябанный. Как у затертой зубной щетки.

Дина присела на край стола, оголив передо мной часть бедра, обычно скрытую от всеобщего взора тканью юбки. Она выбрала не самый подходящий момент для подобного рода действий. Я бы даже сказал, самый неподходящий.

— Необычное сравнение, — хмыкнул я, после чего приложил ладони к лицу и закрыл глаза. Мне хотелось оставаться наедине с самим собой.

— Что случилось? — Дина была настойчива.

Я не знал, что ответить ей. Нужно ли было объяснять Дине, что реальность напугала меня? После стольких лет игры с человеческими эмоциями и иллюзиями, мог ли я рассчитывать на понимание с ее стороны? Рано или поздно это должно было произойти, да вот только я пытался отодвинуть момент соприкосновения с реальностью подальше, туда, где я бы уже и не совсем понимал, что есть правда, а что есть вымысел. В этой игре мне суждено было проиграть.

— Иван Капустин покончил жизнь самоубийством. Прямо на моих глазах. Нырнул в огромный аквариум с акулой и пустил кровь… свою кровь…

Я чувствовал, как слезы стали наворачиваться на мои глаза. Давление внутри черепной коробки повышалось, и мне казалось, что вот-вот мою голову разорвет на части. Я не мог держать в себе те мощные эмоции, которыми я зарядился в океанариуме…

Мы с Диной сидели в обнимку на полу. Еще никогда прежде она не была нужна мне так, как в тот момент. Помню, как рассказывал ей обо всем, что меня тревожит. Она поддерживала беседу, но меня одолевало чувство, будто я стал разговаривать с самим собой. Никаких преград межчеловеческого общения, абсолютная проникновенность. Будто она стала частью меня самого. Будто она стала моим воображением. Я хотел слиться с ней в единое целое.

Померк свет кабинетов, и только длинные коридоры остались освещенными. Как дороги меж опустошенных городов, они наводили на мысли об одиночестве. Я был пропитан одиночеством, хотя меня окружало так много людей. Каждый день меня окружали сотни, чуть ли не тысячи людей, но я все равно был одинок. Так что же делает нас одинокими?

Отсутствие коммуникации. Это смешно, но в нашем мире, пронизанном коммуникациями, где существует возможность общаться каждую секунду и находиться в режиме онлайн круглосуточно, все же возможно оставаться одиноким.

Я искал на веб-сайтах ответы на вопросы, которые меня беспокоили. Я лежал на полу в своем кабинете, раскинув в стороны руки и глядя на одну-единственную точку на потолке. Просто черная точка, образовавшаяся неизвестно когда и неизвестно как. Я пытался придумать ей историю, вдохнуть в нее жизнь, но вместо этого придумывал новую жизнь лишь себе самому. Насколько сильно я ушел вглубь себя? Понимал ли я, насколько сильно зациклился на самом себе?

Почему я видел людей, столь похожих на меня? Буквально каждый день я видел собственное лицо в толпах людей, в коридорах офисов, в грязных трущобах города. Частицы меня бежали, управляли, убивали, соблазняли. Быть может, собрав воедино все эти образы, я бы мог получить точный портрет меня самого? Я уже не знал.

Я просил прошлое вернуться ко мне, дать ответы на вопросы, которые не давали мне покоя.

Я помнил рождение. Не свое, разумеется. Новая жизнь, данная этому миру двумя людьми, или, быть может, какой-то высшей силой, была в моих руках. Маленькое создание, еще не окрепший человек. Я помню улыбку на лице Лили, когда она, увидев маленькое чудо на моих руках, откинула голову на подушку. Она слишком сильно устала.

— Мы сделали это, — протянула она слабым голосом. Я взял ее за руку и улыбнулся.

Санитарка забрала у нас ребенка, имя которому мы еще не дали. Безымянный человек, но оттого не менее важный для этого мира. Сидя около спящей жены, я думал о том, что моя дочь может стать кем угодно. Она может быть известной всему миру, или же неизвестной вовсе. Она может достичь успеха или быть где-то между молотом и наковальней по жизни, как это и бывает зачастую. Я думал о том, что ее ждет светлое будущее. Я улыбался и плакал, как улыбался и плакал намного позже, лежа на полу своего кабинета, в полном одиночестве. К тому времени я уже знал, что никакого будущего не будет.