Таблетки

— С него хватит, — сказал худощавый. — Да он больной какой-то!

Я улыбался ему своим окровавленным ртом лишь потому, что мне хотелось улыбаться. Не потому, что так было нужно. Не для того, чтобы устрашить врага. Нет! Я лишь чувствовал себя самим собой. Я был реальным.

— Еще!

Я кричал им вслед, но они уже спешили скрыться в темноте ночи, которая опустилась на город столь стремительно. Вокруг не было ни души.

Встав на четвереньки, я направился к машине. Она была так близко и так далеко одновременно. Привычные глазу расстояния рассчитывались по привычной скорости передвижения. Я же был в необычной ситуации. В моем мозгу возник диссонанс.

Повеяло холодом. Я мог бы просто смириться с тем, что умираю, но был слишком счастлив снова оказаться реальным, чтобы вот так просто взять да умереть. Я хотел почувствовать поцелуй Лили на своих губах. Красная помада. Кровь. Она казалась липкой. Она тоже была реальной.

Фотография на асфальте. Дверь. Просто очень знакомая дверь, чуть приоткрытая. Вспышка света в темноте комнаты. Зарево от взрыва в самом сердце южной ночи. В моей голове прогремело что-то, после чего я потерял сознание. Как будто мой разум не хотел, чтобы я вспомнил…

Мы были влюблены друг в друга. Я помнил это раньше. Я помню это сейчас. То было время, когда я был счастлив. Обнимая ее на закате дня, когда солнце последними лучами пускало блики по водной глади озер, на берегах которых мы сидели, оставив вдалеке большой город с его суматохой, я чувствовал себя частью чего-то целого и настолько прекрасного, что невозможно было поверить.

Влюблены. Вообще, я редко использовал это вечное слово, потому что сомневался. Да, я всегда сомневался в том, чего не мог почувствовать и узнать как следует. Это слово казалось мне настолько всеобъемлющим и бесконечным, что даже мысль о понимании сути «любви» лишь заставляла меня вяло мотать головой, намекая самому себе на то, что все доводы бессмысленны. Я проводил вечера в разговорах с самим собой, да только вот ни к чему так и не приходил.

Когда я был с ней, то ясно понимал, что и как устроено. Казалось бы: два человека есть система более сложная, нежели один человек. Но то был не наш случай. Когда я был рядом с ней, я прекрасно понимал ее, а она прекрасно понимала меня, и вечный спор о любви в моей голове прекращался сам по себе. Во мне поселялась вера, не нуждающаяся в подкреплении фактами, и то была моя награда. И, как я надеялся, эта награда не должна была иметь срок давности. Но я ошибался.

Мы с Лилей познакомились на скучной вечеринке наших общих знакомых. Ну, знаете, толпа людей в огромной квартире, много выпивки и не слишком хорошая музыка. Кто-то норовит хорошенько надраться, а кто-то просто пытается найти себе собеседника, который тоже не прочь пропустить стопку-другую текилы. В воздухе витает аромат близости чего-то прекрасного, того, что, как порой кажется, никогда не произойдет.

Она выглядела эффектно. Роскошные волосы, длинные ресницы, стройная фигура. Красота лица и взгляд, от которого не хотелось отрываться. Она говорила уверенно, одаряя своих собеседников красивой улыбкой, обнажающей ее ровные белые зубки. Мне хотелось верить, что она улыбалась мне какой-то особой, почти что секретной улыбкой, адресованной лишь мне одному.

В тот вечер мне повезло остаться с ней наедине. Стоя около окна и допивая остатки пива в наших бутылках, мы смотрели друг на друга, пытаясь найти общую тему для разговора. Неловкое молчание. Улыбка.

— Как тебе эта вечеринка? — спросил я ее, стараясь выглядеть расслабленно и уверенно, скрывая нервную дрожь внутри себя.

— Не самая худшая из тех, на которых я бывала, — ответила она, а после коснулась губами горлышка пивной бутылки.

— И что, ты часто так расслабляешься?

— Нет. Вообще, я предпочитаю висеть дома вниз головой, обхватив ногами турник, снова и снова разбирая и собирая оружие, пока из носа кровь не потечет. Хороший способ бороться с депрессией. Советую.

На какое-то мгновение я начал верить в то, что она говорила мне. Я уже готов был увидеть ее в своем воображении висящей вниз головой, как вдруг заметил милую ухмылку на ее лице.

— Да я шучу! Ты не подумай ничего. Я не свихнувшаяся лесбиянка с пристрастием к огнестрельному оружию, со мной можно нормально поболтать.

— Пожалуй, нам стоит выпить за чувство юмора, — протянул я свою бутылку. Мы легонько стукнулись. — Ну а после я хочу приковать тебя наручниками к этой батарее, — я указал пальцем на пространство под окном, которое занимала отключенная батарея. — И хорошенько выпороть…

— Да ты, я смотрю, любишь пошалить, — усмехнулась она. — Что ж… придется тебе чем-нибудь стоящим ответить.

— Может, прогуляемся? — предложил я. — Вообще, я парень достаточно скромный, приставать вот так сразу не стану…

— Это мы еще посмотрим, кто к кому начнет приставать первым! — вызывающе кивнула она. — Пойдем, прогуляемся.

Все началось очень просто, так, будто это должно было случиться в наших жизнях. Мы понимали глупый юмор друг друга, не стараясь выглядеть лучше, чем могли. Поначалу меня пугала эта естественность, а также чувство всепоглощающей легкости, до того незнакомое мне. Влюбленность, как мне казалось тогда, должна быть неразрывно связана с переживаниями, с безответностью. Но с Лилей все обстояло иначе.

Первую неделю мы просто не вылезали из постели. Взяв на своих работах больничные и отключив мобильные телефоны, мы закрылись в моей квартире и, отдаваясь порывам страсти, занимались сексом, делая перерывы на легкие перекусы. На полу валялись коробки из-под пиццы, да и несколько бутылок виски были пусты к тому времени, когда мы, лежа на диване и сонно глядя на экран телевизора, медленно изучали тела друг друга пальцами рук. Томными были те взгляды, которые мы бросали друг на друга. Голова кружилась так, что, казалось, внешний мир, спрятанный за шторами, уже давно унесся прочь, оставив нас двоих жить в нашем мире прекрасных иллюзий.

То было время, когда ничто, кроме нас самих, не имело значения. Оба мы неумолимо приближались к моментам переосмысления жизненных ценностей, и видимо оттого еще больше желали оставаться молодыми и свободными от предрассудков по-настоящему взрослой, весьма утомительной жизни. Потому, вероятно, и не спали по ночам, а наутро, зарядившись кофеином, бежали по делам, которые хотелось завершить поскорее, оставив все условности в стороне. Долгие переписки ни о чем, поцелуйчики и мимолетные признания. Последний ряд в кинотеатре, посиделки в кофейнях ближе к рассвету. Город просыпался тогда, когда мы еще заканчивали наслаждаться прошлым днем. Так мы старались удлинять дни и минуты, которые проводили вместе. Тем самым мы посягали на законы природы, и в чем-то, как нам казалось, достигали успехов.

Я вспоминал обо всем этом, лежа на больничной койке, глядя на белый потолок палаты, которая на короткий период времени стала моим пристанищем. Запекшаяся кровь стягивала мои иссохшие губы, а пальцы левой руки, казалось, совсем потеряли чувствительность. Я смотрел на них и думал о том, какими фантомными бывают людские чувства.

Мой лечащий врач сказал, что все дело в нервных окончаниях, которые были повреждены во время нападения на парковке. Он заверил меня, что чувствительность восстановится. Говорил, что все будет как прежде. Он улыбался, не зная, что мне самому не очень-то хотелось, чтобы все было как прежде.

В то время, как синяки на моем лице и моем теле болели, а внутренности будто бы срастались в одну бесформенную массу, я испытывал странные ощущения, вспоминая нападение. Мой член набухал каждый раз, когда я касался своего лица пальцами правой руки, реконструируя в мыслях момент соприкосновения вражеского кулака с моей скулой. Это ощущение я запускал по сотне раз подряд, как запускают на проигрывателе понравившуюся песню. Start. Stop. Replay.