Страница 23 из 58
Обстрел в этот день, 7 ноября, велся по городу яростный. Но кого в Ленинграде можно было испугать или хотя бы удивить обстрелом на втором году войны и осады?
Зрительный зал театра постепенно заполнялся до краев. Вишневский излучал крайнюю торжественность. Он успел до первого звонка зайти за кулисы, сказать несколько ободряющих слов артистам, а Нине Ивановне Болдыревой вручить символический подарок: брошь в виде агатового якоря, отделанного серебром.
— Роль Кисы не принесет вам симпатий публики, — сказал он. — Пусть вас утешает этот якорь надежды.
В креслах партера и ярусов рассаживались военные и штатские, писатели и политработники, исхудавшие ленинградцы и возбужденные виденным за день писатели из Москвы. Три месяца назад большинство этих людей слушало в Филармонии Седьмую симфонию Шостаковича, музыку, созданную в осажденном Ленинграде. Теперь им предстояло увидеть созданную в осажденном Ленинграде героическую музыкальную комедию, блокадную оперетту!
Здание Александринки сохранилось внутри полностью. Тускло мерцала старая позолота. Поблескивал под ногами паркет. В фойе стоял позабытый киоск с надписью «Мороженое». Все той же оставалась бархатная обивка кресел… Но вот свет померк. За дирижерский пульт в оркестровой яме встал один из создателей музыки к этому спектаклю Николай Минх. Музыканты сухими, прозрачными руками подняли смычки и трубы. Загремела увертюра. И пошел кверху малиновый занавес. Сравнительно недавно, в самый канун войны, этот занавес открывал знойный испанский пейзаж, и на его фоне зрителям являлся Дон Кихот; гостиную красивого барского дома на одной из улиц губернского города О., «дворянское гнездо», где родилась и умерла любовь Лизы и Лаврецкого. Теперь занавес открыл пирс энской военно-морской базы и палубу маленького связного катера «Орленок». Вдали синело море.
Из люка медленно вырастает длинная, тощая фигура машиниста Миши — Королькевича, и в зале сразу же возникает веселое оживление.
Краснофлотцы на пирсе возводят торжественную арку. Это готовится к встрече ушедших в поход балтийцев комендант базы Чижов. Выход, вернее — вылет на сцену Чижова — Янета с цветами, в парадном кителе, вызывает в зале взрыв смеха. Это объясняется не только тем, что появление комического артиста заставляет срабатывать известный зрительский рефлекс: многие зрители — моряки узнают в Чижове его прототип. Чижов придирчиво осматривает арку. Ультрабереговой служака, он грозит краснофлотцам «повышибить из них этот береговой дух» и предается мечтам:
— Если бы я был высоким начальством и прибыл на встречу героев, я бы первым делом спросил: «А кто обеспечил такое исключительное обслуживание, тем самым способствуя успеху боевой операции и поднятию политико-морального состояния бойцов и командиров данного соединения?» — «Техник-интендант второго ранга Чижов Э. Л.» — «Где же он? Покажите мне его». Чижов является. «Как, товарищ Чижов, вы при своем огромном административном опыте до сих пор никак не отмечены? Не может быть… Напомните мне про товарища Чижова… Желаю успеха, Эдуард Лукич, звоните».
Сразу завоевывает любовь зрителей Жора Бронза — Свидерский. Его манера выражаться веселит и восхищает зал:
— Интересуюсь за Советское Информбюро… Меня душит смех… Мерси за разъяснение — можете быть свободны… Ше ты задумался, Миша? Я замечаю в твоих глазах какой-то невыносимый блеск. Миша, не вздыхай так, ты разрываешь мне сердце…
Из похода возвращаются катера. Торжественная встреча. Таких встреч немало было в то лето в Кронштадте. Среди моряков на пирсе — красивая девушка, комсомолка с Выборгской стороны. Катерники сходят на землю, звучит их песня, отдается рапорт о победно завершившемся походе. Тоскует только команда «Орленка» — им не поручают серьезных операций, а как хочется морякам показать, на что способен их маленький, но смелый «Орленок»! В ответ на меланхолические вздохи Миши, на горестные сетования старого боцмана Силыча Жора — Свидерский взрывается:
— Ше вы каркаете? Ше вы играете мне на нервах? Товарищ командир! Ше эти шакалы вгоняют меня в тоску? Душа горит.
Но и у самого товарища командира лейтенанта Кедрова душа горит. Он рвется в поход. И вдруг — редкая, счастливая удача! Появляется командир соединения и передает лейтенанту секретный приказ: ночью выйти в море и высадить на вражеском берегу разведчика. Если обнаружат — драться до последнего. В крайнем случае — взорвать катер.
Между тем начинается концерт по случаю возвращения из похода боевых катеров. Первое отделение — самодеятельное, силами команды «Орленка». Вперед выступает Жора:
— Для начала в своем репертуаре выступит артист Георгий Бронза. Попросим! (Аплодисменты.) Еще! Еще! Он это любит! Где вы, товарищ Бронза? Ах, это я. Пожалуйста!
Свидерский поет лукаво и задушевно. Слушают моряки на пирсе. Слушают моряки в зрительном зале.
Лейтенант Кедров — артист Кедров — следом за Бронзой поет матросскую песню о кочегаре:
И затихает зал, взволнованный матросской судьбой. И вдруг — чей-то голос:
— Шефы приехали! Артисты Ленинградского театра музыкальной комедии!
Они приехали к героям спектакля, как ежедневно приезжали к морякам, защищавшим Ленинград.
Жора объявляет солистов театра Пельцер и Камкова. Оркестр дает широкий, мощный аккорд, и начинается матросский танец — матлот. Пельцер — в матросском костюме, в брюках. Каждое движение отточено, темп нарастает. Матлот переходит в «Яблочко». Пляска Пельцер становится феерической… Вернувшись домой, Пельцер найдет в преподнесенной ей вазе записку, написанную Вишневским с его обычным обращением: «Привет!» и подписанную всеми тремя авторами: «И в концерт моряков — как бомба ворвалась Пельцер… Ваш танец синтетически показал все пляски и ухватки моряков за 25 лет. Сделано блистательно. Примите скромный подарок».
На пирсе энской военно-морской базы быстро наступает ночь. Все расходятся, только Киса, кокетливая знакомая Эдди Чижова, почему-то норовит задержаться подольше. «Орленок» готов к выходу в море. Ждут только разведчика, чтобы доставить его на вражеский берег. И вот закутанная в плащ фигура подходит к трапу. Пароль верен. Но что это? Кедров узнает Елену! Значит, в логово врага пойдет она?!
Падающий занавес возвращает зрителей к действительности.
Первая картина второго акта передает обстановку жизни блокадного города. Место действия — дамская парикмахерская на Невском. Здесь сидят женщины, сидят в очереди, чтобы сделать прическу и маникюр. В авоськах — бутылочки с керосином, вознаграждение мастеру Ардальону Васильевичу. Пузырек с керосином — целое богатство. Прическа и маникюр — едва достижимая роскошь, расточительство. Эти приметы жизни говорили о блокадном быте не меньше самых подробных и пространных описаний.
Приходит Киса, за ней — Чижов. Он ревнует Кису к мастеру, с которым та о чем-то шепчется. Чижову начинает казаться, что он где-то видел этого человека. А Киса шепчется с мастером отнюдь не о прическе. Это встреча шпионки с начальником разведывательной группы. Передаются сведения о ночной операции катера «Орленок». Артистка Болдырева перевоплощается: Киса из лукавой и кокетливой чаровницы превращается в холодного, расчетливого врага. Чижова озаряет воспоминание: он видел этого типа в Гамбурге, когда перед войной служил ресторатором на пароходной линии Ленинград — Гамбург. Значит, парикмахер — фашист. Чижова охватывает ужас. Ему уже не до ухаживаний. Что делать?