Страница 21 из 58
Не мог обойтись без Пельцер и новый спектакль.
Амплуа Нины Болдыревой — «каскадная». Это амплуа предполагает сочетание певицы и танцовщицы в одном лице, блеск синтетического искусства, каскад бравурных куплетов и танцев. От «каскадной» не требовалось особенно высокого вокального мастерства, но зато двигаться, танцевать надо было с блеском. В те дни, к которым относится мой рассказ, по вечерам Болдыреву можно было застать за странным занятием, которое, вероятно, насторожило бы органы безопасности: артистка при свете коптилки внимательно читала документальные труды на одну и ту же тему — «Разведчики мировой войны», «Американская разведка во время мировой войны», «Английский шпион в Германии». В каждой из этих книг рассказывалось о женщинах-шпионках. Нет это не было увлечением детективной литературой. Болдырева готовилась к исполнению роли Кисы, которая оказывается в пьесе вражеской шпионкой.
А роль Эдди Чижова взял на себя Николай Яковлевич Янет, ведущий комический артист театра.
21 августа Крон написал первую реплику будущей пьесы. А 4 сентября в доме на Песочной уже устроили читку двух актов героической комедии «Раскинулось море широко». На читку авторы пригласили Янета. Крон прочел вводную часть первого акта, Вишневский подхватил и читал дальше — все, что было готово. Он читал больше двух часов, как всегда, страстно, волнуясь, бурно жестикулируя.
Янет поначалу не очень верил в успех необычного творческого предприятия. Теперь художественный руководитель театра пришел в восторг. То, что он услышал, превзошло самые смелые его ожидания. Янет вскакивал, жал руки, радостно улыбался. «Замечательная вещь! — говорил он драматургам, — это о Ленинграде!» Было очевидно, что пьеса получается, уже получилась, что есть в ней острый сюжет, роли, характеры, есть в пьесе боевая современная тема — все то, чем Театр музыкальной комедии до сих пор не был избалован.
Настала пора подумать о музыке. К ее созданию также были привлечены балтийцы — композиторы В. Витлин, Н. Минх и Л. Круц. С ними работал Азаров.
Выпадали дни, когда дело не клеилось. Сжатые сроки требовали напряжения всех сил, а силы из-за недоедания быстро иссякали. Друзья старались шутками поддерживать друг в друге бодрое настроение. С этой же целью начали они выпускать «Боевой листок н-ского соединения 3-х авторов». Рукописный листок выходил ежедневно. В нем соавторы публиковали сводки о ходе работы, критиковали друг друга за задержку «запчастей». Азаров рисовал карикатуры. Однако добиваться портретного сходства он не умел и изображал одни кители и фуражки.
7 сентября вышел очередной номер «Боевого листка». На этот раз он был посвящен чрезвычайному происшествию: Крон проспал и не принес в квартиру воды. Шапка газеты гласила: «Чрезмерный сон причина пожара, на сон не читайте Надсона и Жарова. Вл. Маяковский». Вишневский написал передовую: «В то время, как демократия всего мира без устали кует победу, встречаются некоторые товарищи, которые спят даже днем! Это представляет вред как с политической точки зрения, так и с медицинской, если не сказать больше. Такие товарищи не идут в ногу с массами…» Далее следовал рисунок. Крон был изображен спящим на диване, а рукопись на столе — оплетенной паутиной. Сам провинившийся выступал с покаянием: «Я, конечно, товарищи, виноват. Я отмежевываюсь от своего сна, тем более, товарищи, что я выспался. Я признаю, товарищи, что мое признание ошибок является недостаточным и неглубоким. Но я прошу, товарищи, учесть, что я в детстве угнетался капитализмом и даже еще до сих пор некоторые элементы пытаются на мне возить воду. От этого я, товарищи, изнемог… А Надсона и Азарова я на ночь не читал, никому не давал и ни у кого не брал». В этом же номере приводилась сводка: «По 1 акту — 75 %, по 2 акту — 60 %, по запчастям и куплетам — 9 %». А в верхней части газеты крупными красными буквами стояло: «Мяса!»
По утрам Матюшина скрашивала завтрак репой и турнепсом со своего маленького огорода. Они давали, возможно, какое-то количество витаминов, но не ощущение сытости. Однажды Янет принес в дом на Песочной двести граммов красной икры и три сигары: артистам Театра музыкальной комедии жилось в те дни немного легче, чем другим. Они почти ежедневно бывали с концертами на кораблях, в воинских частях. И, отправляясь туда, знали, что будут относительно сыты. Актеры, более чем когда-либо, стали любимцами города и армии. Город и армия делали все возможное, чтобы поддержать их.
А еще через несколько дней, поздно вечером, к писателям на Песочную улицу приехал член Военного совета Н. К. Смирнов.
Друзья по-военному поднялись перед адмиралом. Неожиданный гость обвел лучом фонаря комнату, осветил «Боевой листок» и увидел размашисто написанное слово: «Мяса!» Адмирал позвал своего водителя и шепнул ему что-то. Тот вышел из комнаты. А через некоторое время вернулся и положил на стол три копченых языка, маленькую баночку мясных консервов и немного спирта. Языки были тверды, как подметка. Писатели с трудом резали их острыми матросскими ножами и не жевали, а сосали долгожданное мясо, ощущая во рту вкус соли…
10 сентября «Боевой листок» сообщил: «Помни! В двенадцать — двенадцатого». Это означало, что 12 сентября, в полдень, в фойе театра состоится генеральная читка пьесы. 11 сентября в городе было, как обычно, неспокойно. К тому же вздулась Нева и грозила городу очередным осенним наводнением. В доме на Песочной звучал передававшийся по радио скрипичный концерт Чайковского. На трех письменных столах горели три свечи. Шла окончательная шлифовка пьесы.
12 сентября перед домом Матюшиной остановился мотоцикл Вишневского. За рулем сидел связной оперативной группы писателей старший краснофлотец Смирнов. Мотоцикл помчал десант драматургов на площадь Островского, к Пушкинскому театру, и с треском остановился у здания Росси. Драматурги поднялись в фойе.
Здесь большой буквой «Т» стояли накрытые красным сукном столы. Народу собралось множество: член Военного совета, представители Политуправления КБФ, секретарь горкома партии, актеры, корреспонденты газет. Дождавшись тишины, Вишневский произнес короткое вступительное слово о том, что героическая комедия «Раскинулось море широко» посвящается Балтике. И начал читать.
Это было удивительное чтение. Вишневский превзошел себя. Казалось, катер «Орленок» на полном ходу ворвался в старую россиевскую Александринку. Вишневский играл каждое действующее лицо. Играл Чижова и Жору. Играл фашистов. Играл женщин. Плакал, когда Елена попадает в руки фашистов. И то и дело сгоряча хватался за свой маузер в деревянной кобуре. А в тех местах пьесы, где еще недоставало куплетов или песни, Вишневский говорил:
— Здесь будут такие стихи, такие стихи!..
И всем казалось, что стихи эти уже написаны.
Читка захватила всех. В антрактах, которые Вишневский делал, чтобы перевести дух и выпить стакан воды, раздавались возгласы:
— Это же новое!
— Это — наше!
— Их надо расцеловать за такие роли! Актеры волновались, обменивались впечатлениями. Янет чувствовал себя именинником.
Всеволод Борисович Азаров считает эту читку Вишневского лучшим исполнением пьесы, включая все ее постановки на сцене.
Репетиции начались сразу же, хотя не были готовы ни музыка спектакля, ни его оформление. В одной из квартир огромного дома на Бородинской улице работали композиторы. Редкие прохожие удивленно поднимали голову, прислушивались. Нет, им не померещилось. Из раскрытых окон квартиры неслись арии, романсы, игривые куплеты. Да, удивительные вещи можно было увидеть и услышать на ленинградских улицах в дни блокады!
В календарь блокадного искусства вплетались семнадцать напряженных суток, в течение которых родилась героическая комедия «Раскинулось море широко», и примерно полтора месяца, ушедшие на постановку спектакля. 18 сентября драматурги и композиторы встретились. Пригодилось старенькое матюшинское пианино. Композиторы по очереди подсаживались к нему и проигрывали готовые музыкальные номера. Встреча полного состава авторского коллектива завершилась хоровым исполнением центральной женской арии и пляской — мужским каскадом, от которого проламывался дощатый пол; увидев этот танец, балетмейстер спектакля Пельцер, наверно, схватилась бы за голову.