Затерянный мир Калахари

— Почему нельзя? — спрашивает он.

— Потому что нам нравится смотреть на животных. — Что еще мог я ответить?

У одного старика на лбу, у самых волос, виднелся глубокий шрам. Эту рану он получил на охоте в молодости. Он попал отравленной стрелой в серну и пошел за ней. Она скрылась за скалой. Обходя скалу с противоположной стороны, чтобы застать серну врасплох, он неожиданно наткнулся на льва, который тоже крался за серной! И охотник, и лев испугались. Лев ударил бушмена лапой и содрал с головы всю кожу вместе с шевелюрой. Охотник отогнал льва ударами копья и побежал в поселение, где друзья натянули ему на голову болтавшийся скальп. Кожа прижилась.

— Плохо только, лев потом пришел и съел серну, — с сожалением добавил он.

В последние дни в пустыне Калахари мы отдыхали и веселились вместе с бушменами. Они изучали нас и почти все время проводили возле нашего лагеря, ожидая угощения. Люди каменного века еще никогда не жили с такой роскошью. Бутылки с кетчупом (которых у нас осталось слишком много) ходили по кругу и опустошались за несколько секунд. Бушменов покорило оборудование нашего прицепа, в особенности баки для воды и газовая плита. А когда они обнаружили на лендровере зеркальце, около него образовалась очередь желающих посмотреться. Старый Магай несколько минут стоял перед зеркалом, гримасничая и улыбаясь своему отражению. Я поинтересовался его мнением обо всех этих чудесах.

— Это принадлежит белому человеку. Больше я ничего не думаю, — ответил он на ломаном языке африкаанс и, помедлив, добавил: — Ничего хорошего для моего народа…

Я спросил его, что он думает о своей внешности. Он улыбнулся и сказал:

— Совсем не думал, что я такой.

— Разве ты не красивый?

— Да, очень красивый и очень старый.

— Ты прав, ты очень красив.

Он снова подошел к зеркалу и стал изучать свое лицо.

В один из последних вечеров, проведенных нами в поселении, я сидел у костра и развлекал бушменов магнитофонными записями. Ночь была тихая. Все с удовольствием слушали свои голоса. Внезапно Магай показал на восток. Там, невысоко над горизонтом, двигалась по небу маленькая звездочка. «Звезда упала», — подумал я. Но возвратившись в Кейптаун десять дней спустя и узнав событиях в мире, я понял: это был спутник! Его увидел и показал мне человек каменного века, Магай! Сам я никогда не догадался бы, что это искусственная луна, но Магаю ночное небо было хорошо знакомо, и он сразу заметил новую звезду.

Мы вступили в век атома и ракет. Какая судьба ждет бушменов в новую эру истории человечества? Их будущее зависит от того, смогут ли они заботиться о себе, смогут ли приспособиться к новым жизненным условиям. Горсточка бушменов в Национальном парке Калахари-Гемсбок в Южно-Африканском Союзе скоро либо вымрет, либо смешается с готтентотами. Собственно говоря, их смертный приговор был подписан, когда правительство Южно-Африканского Союза решило охранять не людей, а животных, и приговор этот уже поздно отменять. Большинство бушменов живут в Бечуаналенде. Там тоже идет процесс вырождения, все больше бушменов нанимается на временную работу на фермы белых, а потом оседает там навсегда. Но на территории протектората Великобритании есть еще большие общины бушменов, ведущих первобытный образ жизни. В официальных отчетах их называют «все еще дикими». Власти уже долгое время рассматривают проекты создания резервации, в которой бушмены могли бы жить вдали от назойливых агентов по найму рабочей силы, вдали от банту, жить как свободные охотники. Надеюсь, эти проекты будут осуществлены в ближайшем будущем, пока еще не поздно.

Не так давно на новый золотой рудник Стилфонтейн близ Йоханнесбурга набрали бушменов из Калахари. Первобытных охотников пустыни, людей каменного века привозили на грузовиках и обучали работе на гремящих дробильных установках или на конвейере, где сортируются куски золотоносной породы. Бушмены пользуются здесь хорошей репутацией.

— С тех пор как поставили бушменов, ни крупинки золота не ушло в отвал. У них очень острое зрение, — говорит директор рудника Дж. В. Пенберти.

Бушмены постепенно научились есть приготовленные блюда, но сначала бродили вокруг рудника в поисках личинок и другой пищи. Они изучали рудничную терминологию (фанагало), бесконечно повторяя название каждого предмета. Надев полученные на руднике слишком большие и тяжелые для, них шахтерские сапоги, бушмены падали через каждые несколько шагов.

Люди каменного века осваиваются в современной промышленности, но они постепенно отвыкают жить в естественной для них обстановке. Это — начало их конца.

В Юго-Западной Африке хотя бы создана комиссия для выработки предложений по охране племен на северо-западе Калахари, и если правительство Южно-Африканского Союза согласится, к югу от котловины Нома еще можно будет создать Бушменленд, большую резервацию для бушменов (там есть несколько колодцев). Однако племя гереро из Бечуаналенда пасет свой скот в этом районе и занимает все колодцы. На этой почве бушмены и гереро враждуют (лет десять назад в стычке между бушменами и гереро было убито восемнадцать бушменов). Эту проблему придется решить.

Часто говорят, что островки резерваций с небольшими группами первобытных людей несовместимы с прогрессом в нашем мире — мире, который постоянно движется вперед. Но если бушменов не взять под защиту, они будут стерты с лица земли силами, не поддающимися контролю. Если так рассуждать, то можно дойти до утверждения, что и запрещение применения атомного оружия Несовместимо с прогрессом.

Будем надеяться, что хотя бы бушмены племени кунг будут жить в Бушменленде. Пионеры-первооткрыватели охотились на них, как на диких животных, охраняя свой скот (то же самое происходило в Аргентине и в США).

Когда-то бушменам принадлежал весь континент, так верните им хотя бы часть его, самую небольшую, без которой вы вполне обойдетесь. Сделайте это малое для них!

Глава тридцатая

Наш последний лагерь в Калахари

Вечером мы разбили лагерь в русле пересохшей реки, среди дюн. Песок носился золотистыми тучами в воздухе. Сквозь свист порывистого ветра слышался шорох песчинок. Это пели пески Калахари!

Ветер утих, и на пустыню спустилась тишина, будто Калахари внимательно слушала, как прощается с ней заходящее солнце. Усталый после целого дня езды по жаре, но подкрепившийся ужином, я растянулся на песке возле костра и устремил взгляд в небо. Оно постепенно темнело. Тихой, теплой ночью, под звездами пустыни, вдали от повседневной суеты нашей жизни, легко запутаться в паутине мыслей о скором возвращении к цивилизации. Передо мной плыла панорама событий на Земле за миллионы лет: рептилии и млекопитающие, сознание, ум и воля, дух и душа, расцвет и падение культур, последние цепные реакции, уничтожающие все живое на планете, и, наконец, несущаяся по беспредельной Вселенной мёртвая Земля, покрытая атомным Пеплом.

Я содрогнулся При этой мысли и подумал: а может быть, это просто ночной кошмар, который рассеется с утренней зарей? Да и правильно ли сравнивать современных людей с первобытными? Мы уже не можем подобно им приспосабливаться к ритму жизни природы и удовлетворяться этим. Мы стремимся обуздать ее силы и так далеко зашли в этом, что можем нарушить равновесие и погибнуть сами. Мы позволили технике одержать верх над; духовными ценностями. С тех самых пор как человек научился ходить на двух конечностях, он экспериментирует… А что, если он не сможет удержать под своим контролем опасные силы, которые вызвал к жизни, движимый любопытством, честолюбием, страхом и страстями? Такой «прогресс» — не больше чем недолговечная иллюзия. Разве бушмен из Калахари с луком и стрелами или австралийский абориген с копьем и бумерангом не находятся в большей безопасности и не чувствуют большего удовлетворения, чем современный человек с его запасами атомных бомб? Можно ли считать, что мы сберегли наследие, доставшееся нам от предков, если мы никак не можем понять, что есть только одна раса — человеческая, что есть одна страна и только одна — Земля? Наше собственное чувство неуверенности заставляет нас сомневаться в честности и добрых намерениях ближайшего соседа. Государство, политическая партия, односторонний союз обещают нам безопасность, но в то же время заставляют нас поступаться какой-то частицей своей индивидуальности. Признаём ли мы неизбежным законом прогресса развитие полезных для государства человеческих талантов за счет духовных ценностей, требующих от людей гуманности и добра в отношениях между ними? Если нет другой основы единства, кроме государства роботов, то мы должны смириться с тем, что в конце концов утратим свою индивидуальность, свою душу.