Гейша

Я покачал головой — нет, это уж точно.

— Жалко, но когда все кончится, я смогу ее забрать и все тебе верну, до копейки. Можешь чеки сохранить. В этом смысле я человек надежный, не сомневайся. Чужого не возьму, но и своего не дам, это мой принцип. Договорились? Ты купишь и передашь как передачу, ладно? А лучше сюда принеси во время свидания. Хорошо?

Наверное, что-то в моем лице ее насторожило.

— Ты ведь не сомневаешься, что меня выпустят? — Она посмотрела на меня, и в ее глазах впервые промелькнул… не страх еще, но испуг. — Я ведь его не убивала. Правда. Нет, серьезно, не убивала. Ты мне не веришь?

Я не слишком ей верил, но что делать? Работа такая.

— Как тебе тут вообще? Плохо? — неожиданно для себя спросил я.

С этой девчонкой невозможно было разговаривать иначе, другим тоном.

Я думал, что Лена станет жаловаться на режим, на плохое питание, на сокамерниц, на тесноту и духоту… Перечень проблем всегда и у всех одинаков. Помочь ей в этом я бы не смог, разве что дал бы отвести душу…

— Почему? Нормально, везде люди есть, — поражая меня стоическим отношением к жизни, ответила Лена.

— Может, родителям твоим сообщить? Пусть приедут. Им свидание разрешат.

— Родителям? Нет, не стоит, зачем их волновать? Они люди простые, мне все равно ничем помочь не могут. Зачем им вообще знать, что я здесь? Им ведь не сообщат без моего ведома?

— Не сообщат, — подтвердил я.

— Город у нас маленький, — объяснила Лена.

— Тула?

— Тверь, — поправила она. — Сплетни пойдут. Мама расстраиваться будет. Нет, лучше не надо.

«Интересно, — думал я, возвращаясь из Бутырок в юрконсультацию, — она и в самом деле такая или только прикидывается дурочкой?»

Хотя почему дурочкой? Нет, Лена Бирюкова, несомненно, дурочкой не была. Инфантильной, наивной, легкомысленной — может быть. Излишне непосредственной… Экзальтированной. Провинциальная простота. Та простота, что хуже воровства… Хм, вот никогда не думал, почему так говорится? Может, потому, что из-за такой вот простоты попадешь в передрягу похуже, чем за воровство? Что ж, в случае с Леной так оно и было. Если бы она обокрала своего любовника, имела бы сейчас от трех до пяти, получила бы три условно и освободилась в зале суда…

Красавицей она мне не показалась, черты лица излишне простоватые, нос широкий, зато — блондинка с голубыми глазами. И, конечно, крепкая, стройная фигура, над которой Лена явно усердно работала, по нескольку часов проводя на тренажерах в этих… в фитнесс-клубах.

Каким образом такие вот провинциальные девочки из приличных простых семей становятся содержанками богатеньких пожилых «папиков»? Я подозревал, что со времен Бальзака в этой сфере человеческих отношений мало что изменилось, и все-таки одно дело читать об этом у классиков или в современной желтой прессе, а другое — видеть перед собой обыкновенную девчонку, свою в доску: веселую, заводную, в чем-то простоватую… Ну, об этом я уже говорил…

М-да, а ведь следователь не верит ей ни на грош. Пока из материалов дела трудно судить, врет Лена или говорит правду, а если врет, то в чем и в какой степени… В принципе ничего сверхъестественного нет в самом факте убийства Осепьяна в постели неизвестным или неизвестными. И если бы Лена в этот момент находилась на другом конце Москвы, а не лежала в постели рядом с покойником, то никаких проблем, скорее всего, для нее эта преждевременная кончина заместителя председателя Спецстроя не составила. Но проблема была в том, что Лена оказалась с покойником в одной постели, и неизвестный киллер (если таковой вообще присутствовал) совершенно неожиданно ее пощадил.

И Лену взяли в оборот как единственную явную подозреваемую.

Может, у следователя на то есть свои причины? Может, он знает что-то такое от оперативников уголовного розыска, о чем пока рано заявлять открыто, но что дает ему право видеть в Лене Бирюковой убийцу? Недаром же УГРО имеет сеть информаторов.

А она утверждает, что убийца — человек в черной униформе и в черной соответственно маске. Какой-то прямо ниндзя. Черепашка. Кто такому поверит?

Я шел по тюремным коридорам и снова прокручивал в голове наш разговор.

— …Он был один? Сколько раз он выстрелил?

— Не видела я. Не помню. Нет, ну ты сам представь: спокойно спишь ночью, просыпаешься оттого, что в другой комнате стреляют. Причем тихо так, приглушенные выстрелы…

— С глушителем?

Она пожала плечами:

— Наверное. В такой ситуации вообще не соображаешь, кто стреляет, в кого? Я только и видела одну вспышку в темноте и хлопок, будто шампанское открыли. Испугалась, накрылась подушкой. Думала, они и меня пристрелят. А он вошел и бросил что-то мне на одеяло.

— И что?

— Я как дура это самое схватила. А это был пистолет. А потом вместе с пистолетом бросилась в спальню Сурика. Измазалась кровью… Эх… Одна радость, что меня саму не застрелили.

— Почему?

— Юра, ну ты вопросы задаешь! Слава богу, что не пристрелили, я им за это должна спасибо сказать, а не спрашивать.

— Ну и что дальше было?

Я тогда усмехнулся, но Лена не оценила иронии. Она в самом деле была благодарна неизвестному киллеру за то, что оставил ее в живых и тем самым стопроцентно гарантировал ей место на нарах в Бутырках.

А если все это вранье и сплошная фантазия, то из-за чего такая девчонка могла застрелить своего любовника?

Мотивировки я не видел никакой.

Мешал ей уйти к другому? Ревновал ее? Бил, не давал денег? Но самой зачем же стрелять? Ведь не вчера родилась, могла бы за пару сотен баксов найти забулдыгу из деревни. Всего делов-то…

— Ну что дальше? Ворвались родственники, женщины заорали, мужики бросились в милицию звонить. Забрали меня. На пистолете отпечатки мои, кровь Осепьяна, стреляли из этого пистолета… Кто убил? Конечно, я. Да этот Дроздов и не разбирался долго. Дело для него решенное…

На выходе из тюрмы я столкнулся со Славиным.

По причине тридцатиградусной жары он явился на работу в льняных шортах и сандалиях. Другого адвоката, явись он в таком виде, осмеяли бы за нарушение рабочего этикета, — все-таки мы в Москве, а не в Йоханнесбурге, хотя жара и африканская. Но Славину все как с гуся вода. Его у нас вообще… Подозрительно ценят…