Гейша

— Твоя мама, наверное, пепел тоннами сдавала, когда беременная была, — буркнул Петя, но Семушкин не обиделся — наверное, не понял намека.

— Так что, Трофимов, можешь искать себе другую работу, — снова завел свою волынку капитан. — Мы — фирма ненадежная. Вот поработаем еще пару месяцев, и закроют. Мне-то что? Мне все равно на пенсию… А ты бы подыскивал пока что-нибудь подходящее, пока не поздно.

Дежурный поднялся, чтобы вытряхнуть из яйцеобразного заварного ситечка старую заварку, но крышка ситечка никак не поддавалась, как ни старался капитан ее сковырнуть.

— Дайте сюда! — раздраженно сказал Петя, забирая у дежурного ситечко.

Он повернул крышку ситечка по оси так, чтобы выступ на верхней половинке попал в специальное углубление на нижней. Крышка ситечка легко отскочила.

— Во, блин! — искренне удивился капитан, следя за Петиными манипуляциями. — Далеко пойдешь!

Пока дежурный заваривал чай, Петя сполоснул над раковиной стаканы.

— Цветок свой полей, что-то он привял, — посоветовал капитан.

— Это от дыма, — ответил Петя, — и пепла твоего хваленого.

Усевшись, он и сам задымил сигаретой за компанию, хотя дома, в обычной жизни, никогда не курил.

Семушкин задремал, сидя на стуле. Дежурный достал из «дипломата» целлофановый кулек с бутербродами, налил в свой стакан чаю и принялся обедать.

— Бери, угощайся, — с набитым ртом сказал он, придвигая поближе к Пете бутерброды с маслом и сыром, но Петя, как ни был голоден, предпочел воздержаться.

Ему портило аппетит живое воспоминание о желтых прокуренных капитанских челюстях.

— Голодай, интеллигент, — пожал плечами дежурный, с аппетитом уминая кусок за куском. Слово «интеллигент» он произнес с украинским акцентом, что еще больше должно было показать его дистанцированность от означенной социальной группы.

Петя вытащил из своей заначки книгу, открыл на заложенной странице и попытался углубиться в чтение.

— Что читаешь? — спросил капитан.

Не дожидаясь ответа, он перегнулся через стол и принялся рассматривать обложку.

— Достоевский, «Идиот», — прочитал он по складам. — М-да… Я вот, когда еще надзирателем в КПЗ был, всю библиотеку отдела прочитал. Особенно мне раздел военно-патриотической книги нравился. Я и теперь помню всю войну, все сражения, где, что, когда, кто командовал. Я когда в школу милиции поступал, историю на пять сдал один из всей группы… А ты всякую херню читаешь, — заключил он, почесывая зад.

— Херню, Иван Николаевич, — подтвердил Петя, не отрывая глаз от страницы. — Я хороших книг не люблю.

На некоторое время в кабинете воцарилась тишина. Первым соскучился капитан.

— Доктор, — начал он новую тему, — вот ты мне скажи, отчего у меня задница чешется? Даже на людях уже неудобно. И жена тоже ругается. Я ей спать мешаю, ночью чешусь. И перед людьми ей стыдно, говорит, вечно я перед кем-нибудь зад почешу.

«Глисты», — подумал про себя Петя, но вслух поинтересовался, нет ли у капитана еще каких-нибудь жалоб.

Но дежурного ничто больше в своем организме не беспокоило.

— К проктологу сходите, а пока ванны из отвара ромашки принимайте, — мстительно посоветовал Петя, не поднимая головы от книги.

Хотя читать на дежурстве не получалось. Покончив с одной темой для разговора, дежурный изобретал две новые. Теперь он принялся во всех подробностях рассказывать, как однажды, когда он учился в старшем классе школы, физкультурник не отпустил его с урока в туалет, и он наложил перед всем классом в штаны. История была поучительной во всех отношениях, даже Семушкин проснулся, чтобы ее послушать…

…Петя Трофимов с тоской подумал, что его однокурсник Олег Притулин работает в Бишкеке на «Скорой помощи» в реанимационной бригаде, более того — играет на гитаре в местной группе, пишет песни и даже записал альбом. Когда-то, еще в студенческие времена, Петя ссудил Олега парочкой стихотворений собственного сочинения. Теперь на эти тексты Олег написал песни, а недавно звонил и просил прислать еще пару стихов, которые можно положить на музыку.

Подумав об этом, Петя даже улыбнулся.

— Что это ты там вычитал такое смешное? — заметил его улыбку капитан. — Во, во, смотри, опять чешется… Так чего ты смеялся?

— Так, ничего…

В углу кабинета, на тумбочке, запищала включенная на милицейскую волну радиостанция. «Бу-бу-бу… Груз в вытрезвитель… бу-бу…» — сквозь шум и треск донесся обрывок разговора.

Дремавший Семушкин тут же проснулся и вскочил со стула. Лежащего на полу мужика нужно было перетащить в «Палату помещенных на вытрезвление». Шумно сопя, капитан помогал ему, заодно пытаясь развязать мягкие повязки, спутавшие пьяного мужика по рукам и ногам.

«…был связан в связи с буйством и бесчинством, — торопливо заполнял протокол Петя. — Ругался, пытался затеять драку с нарядом вытрезвителя…»

Рука сама выводила запомнившиеся до автоматизма формулировки.

«…Развязан в 18.40».

С улицы донесся шум подъехавшей милицейской машины.

— Уже кого-то волокут! Доктор, иди смотри! — всполошился капитан, хотя машина только остановилась и патрульные даже не успели из нее выйти.

Рация на тумбочке разродилась новым сообщением: «Васюки, тридцать пять — семнадцать в вытрезвителе…»

«Васюки» были позывными отдела, их меняли каждый год, и Петя всегда удивлялся фантазии милицейского руководства. «Тридцать пять — семнадцать» было номером патруля.

Судя по характерному шуршащему звуку и тихим ругательствам патрульных, Петя догадался, что кого-то тянут по ступенькам.

— Принимайте тело! — бодро гаркнул сержант патрульно-постовой службы, первым входя в кабинет дежурного.

Его напарник остался стоять в дверях.

Капитан побежал принимать клиента.

— Доктор, доктор! — раздался в коридоре его взволнованный голос. — Иди сюда! Смотри, кажется, он избитый!

— Лежал на автобусной остановке, — сообщил патрульный.

Петя склонился над очередным забулдыгой.

Это был мужчина лет тридцати пяти — сорока, довольно приличного вида. На руке — тонкая дужка золотого обручального кольца. Щека и руки доставленного были покрыты свежими кровавыми ссадинами, но ничего серьезного Петя в этом не усмотрел.