Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 53

Глава 8

Близок локоть…

В первые мы познакомились с Эриком Хантом в 1952 году на Занзибаре,

Я работал тогда в составе большой экспедиции, которая вела исследования на Занзибаре, на Пембе, в Танганьике и Кении. Власти всех этих областей оказывали нам большую помощь, и перед тем, как оставить Занзибар, мы, по их просьбе, устроили для общественности выставку наших коллекций. С утра до вечера на выставке толпился народ. Пришел однажды и Хант со своим товарищем, который знал мою жену и представил его ей. Эрик Хант сам занимался рыболовным промыслом, и его очень интересовал целакант.

На выставке лежали кипы листовок с фотографиями целаканта. Увидев их, Хант немедленно погрузился в чтение. Моя жена заметила это. Оки разговорились, Хант спросил, можно ли захватить несколько листовок на Коморские острова. Коморы! Жена, понятно, чуть не подпрыгнула от радости. Мы сами туда собирались и, возможно, уже были бы там, если бы не настойчивые просьбы кенийских властей поработать в Кении. Что известно Ханту о Коморах? Оказалось, что у него есть судно, которое постоянно ходит между африканским материком и островами, что торговля с Коморами — его хлеб и он их знает совсем неплохо. Волнение моей жены не ускользнуло от внимания Эриха Ханта, и он спросил: допускает ли она возможность, что целакант обитает в водах Коморского архипелага?

Даже очень, ответила она и сообщила о моем давнем убеждении, что целакантов обнаружат где-нибудь в районе Мадагаскара. На Мадагаскаре найдено множество окаменелостей, а Коморы стали моей навязчивой идеей.

Она рассказала ему, как я мечтаю туда попасть, как искал какие-нибудь труды о природе этих островов, но, видимо, таких трудов еще нет. Вспомнила, как в прошлом году, когда мы работали на островах Керимба, на севере Мозамбика, я чуть не уплыл на Коморы на маленьком экспедиционном суденышке. А листовки, вероятно, уже давно там, ведь прошло несколько лет, как французские власти на Мадагаскаре направили туда целую кипу с просьбой распространить их среди населения. Тем не менее жена вручила Ханту пачку листовок. Он сказал, что если какой-нибудь курчавый коморец получит 100 фунтов за целаканта, то губернатор архипелага «будет на седьмом небе». Да и сам он не прочь оказаться причастным к такой находке.

Изучив листовку, Эрик Хант задал еще много вопросов, и моя жена рассказала все, что могло ему помочь в поисках. Ей понравилось, как быстро он схватывал суть вопроса. В заключение она показала ему раздел о цела- канте в моей книге о южноафриканских рыбах. Хант внимательно прочитал текст, рассмотрел иллюстрации и сказал, что теперь сразу узнает целаканта, если где- нибудь его встретит. Кроме того, Эрик Хант взялся попробовать добыть своеобразную рыбку, которую видел на Коморах, но которую мы не могли опознать по его описанию. Мы договорились о том, что на Занзибаре его обеспечат необходимым количеством формалина, однако он его так и не получил — довольно обычный пример нерадивости в этих краях.

Все это происходило в сентябре 1952 года. Вскоре Хант доставил листовку на Коморские острова, показал ее властям и рассказал о целаканте. Кто-то из чиновников, приехавший на архипелаг с визитом, подтвердил, что уже слышал об этой листовке, даже видел ее. Но он считал, что это пустая затея, здесь искать бесполезно: ведь известно, что подобные рыбы обитают на большой глубине, и никто из местных жителей никогда не видел ничего подобного. Все же Ханту довольно легко удалось заинтересовать губернатора, и тот разослал листовки на каждый остров.

Хант продолжал свои рейсы, торгуя различными местными продуктами. В частности, он сбывал сушеную и соленую рыбу. Соленая акула пользуется в западной части Индийского океана огромным спросом, и за нее хорошо платят. Это, кстати, немало осложняло нашу работу в Занзибаре: найдешь на базаре редкий экземпляр акулы, а рыбак заламывает такую цену, что не подступишься. Тогда акул и других крупных рыб стали брать просто «на прокат» для фотографирования, измерения и описания, а покупали лишь отдельные их части: например, зубы, голову, кожу. Все это действительно приходилось покупать, потому что в этих местах рыбу съедают почти целиком.

Между прочим, акул в Занзибаре засаливают, но не сушат на солнце, и запах из бетонированных засольных ям ужасен. При северном ветре от него просто нет спасения, он пристает ко всему, что вы едите.

Закончив работу в Занзибаре, мы перебазировались сперва на Пембу, потом в Кению, где провели несколько месйцев, исследуя обширные участки побережья. Экспедиция была очень увлекательной, но и утомительной.

Ихтиофауна оказалась столь богатой, что мы, спеша предельно использовать время, чуть не погубили себя в этом сыром жарком климате. Зато мы собрали огромную коллекцию — свыше 10 тысяч экземпляров, в том числе много редчайших, а то и совершенно новых для науки особей. Последние недели (шел уже декабрь 1952 года) были особенно тяжелыми. Днем — почти полное безветрие, ночью — штиль, духота; опасаясь малярии, мы лежали голые под противомоскитными сетками и обливались потом. Попробуй усни! Хорошо, если на несколько минут забудешься в тяжелой дреме.





Зато как раз тогда мне посчастливилось разыскать странную и чрезвычайно редкую рыбу-попугая размерами с человека и с большой шишкой на голове. Это удивительная рыба еще не была научно определена. Я искал ее очень настойчиво и объявил даже вознаграждение за нее. А накануне нашего отъезда из Шимони в Момбасу на мою долю выпала величайшая удача. В глубоком проливе возле острова Пунгутиачи (Южная Кения) мы обнаружили целый косяк — более 200 рыб-попугаев. После долгих усилий поймали восемь штук; самый крупный экземпляр весил почти 60 килограммов.

В середине декабря мы погрузились в Момбасе на борт рейсового судна «Даннэтэр Касл», Все наши коллекции, включая голову рыбы-попугая (ее поместили в холодильнике), были с нами.

По пути на юг мы, как обычно, зашли в Занзибар. Жена отправилась на берег, чтобы посетить рынок и обновить контакт со своими многочисленными «активистами» из самых разнообразных кругов — их помощь всегда была для нас важным подспорьем. Приближаясь на катере к пристани, она увидела шхуну Эрика Ханта и самого капитана. Он встретил ее у причала и сообщил, что недавно вернулся с Коморских островов. Машина только что прошла ремонт, и он собирался сделать небольшой испытательный рейс. Может быть, миссис Смит составит ему компанию? К сожалению, у миссис Смит нет для этого времени. Но она не упустила возможности спросить Ханта, напал ли он на след целаканта. Нет, не напал, но интереса не утратил.

Хант опять задал множество вопросов, судя по которым, можно было быть уверенным, что он сумеет безошибочно опознать целаканта, если где-нибудь его увидит. Листовки были уже распространены по всем островам, и сам губернатор очень живо отнесся к этому делу. Понятно, ведь открытие такой рыбы сразу сделает «его» острова центром всеобщего внимания.

Жена спросила Ханта, получил ли он формалин? Нет, но ему обещали, и он думает, что вот-вот его получит. Она пожелала Ханту удачи и собралась прощаться, но тут он спросил:

А как быть, если я найду целаканта, а формалина не будет?

Жена сказала, чтобы он даже не помышлял о столь ужасной возможности, но Хант (он бесспорно лучше нее знал Восточную Африку) настаивал:

Хорошо, а все-таки, как поступить? На Коморах холодильников нет.

Она ответила:

Не дай бог, чтобы так получилось, но уж в крайнем случае засолите его. Знаете, как засаливают этих зловонных акул.

Хорошо, — сказал Хант.. — Так и сделаю. И, конечно, я пошлю вам телеграмму, как только раздобуду целаканта.

Оба рассмеялись. Видимо, судьба тоже решила посмеяться, ибо через десять дней все так и случилось: целакант, отсутствие формалина, соль, телеграмма.

Узнав от жены об этом разговоре, я снова стал думать о Коморах, о Ханте. И хотя мы опять направились в противоположную сторону, Коморские острова не давали мне покоя, я только о них и говорил. В пути мы были до предела загружены описанием собранных редкостей. Да и без того плавание, как всегда, было достаточно хлопотным, ибо в каждом порту нас осаждали интервьюеры и гости, официальные представители, друзья и газетчики. Капитан Патрик Смайс во всем шел нам навстречу. Он даже не сердился на нас, когда мы не стали обедать за его столом, так как знал, что мы слишком устали, чтобы занимать разговорами его гостей. Нам выделили отдельный стол.