Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 115

Диана, покраснев, опустила голову. Сызганов притронулся к ее руке.

— У вас сегодня грустные глаза. Что случилось?

— Дочка заболела, — тихо ответила она. — Ночью пришлось "скорую" вызывать, ангина у нее.

— У меня есть прекрасное лекарство, из Индии товарищ привез. После дежурства поедем ко мне, и я его вам отдам.

— Спасибо, Александр Александрович.

Диана работала в больнице всего полгода, но за это время успела медперсонал и больных очаровать не только своей красотой, но и необыкновенной нежностью, добротой. Когда она входила в палату к больным, для них это было самым лучшим лекарством. Особым покровительством она пользовалась у пожилого профессора Сызгано-ва. Тот, словно свою дочь, оберегал ее. Диана училась на шестом курсе мединститута и по направлению института проходила стажировку в хирургическом отделении, где заведующим был профессор Сызганов.

— Александр Александрович, — подал голос молодой врач, — с вашего позволения я анекдот расскажу, сегодня в метро услышал.

— Надеюсь, там ничего сального нет?

— Нет, нет, про политику. Полетел Хрущев в Америку. Президент Кеннеди знакомит Хрущева с достопримечательностями своей страны, кругом блеск и чистота. После знакомства со страной Кеннеди говорит: "Никита, ты заметил, что за все это время мы с тобой ни одного пьяного не встретили, а у тебя одни алкаши”. Эго Никиту здорово задело, и он отвечает: "Мужики у меня крепкие, вот и пьют. Вчера я был у тебя на банкете, так твои сенаторы за весь вечер пару глотков выпили содовой с виски и окосели. А если им дать выпить пару бутылок самогона, что с ними станет? А насчет того, что у тебя народ не пьет, ты загибаешь, пьет". "Никита, — говорит Кеннеди, — если не веришь моим словам, то даю тебе право расстрелять любого, кого увидишь пьяным". Хрущев со своими телохранителями стал по улицам бродить в поисках алкоголика. Уже утро приближается, а ни одного пьяного. Собрались уходить и вдруг вдали слышат пьяные голоса. Чем ближе, тем яснее слышна русская песня “Шумел камыш". "Ну, Кеннеди, — усмехнулся Никита, — твои алкаши пьют да еще по-нашему поют". Он расстрелял их, а к вечеру все газеты запестрели сенсационным сообщением, что неизвестными лицами расстреляно все русское посольство.

Профессор, покачивая головой, укоризненно посмотрел на врача.

— Анекдот, милейший, отвратительный. Хрущев нашего алкоголика-мужика сделал национальным героем. В прошлом году, по приглашению американских коллег, был я у них. Если на время оставить в стороне наш советский патриотизм, то у них многому можно поучиться. А один мой знакомый американский профессор спрашивает у меня: "Большая ли у вас вилла, сколько машин?" и т. п. Мы ходим по золоту, а живем в дерьме.

— Александр Александрович, позвольте с вами не согласиться, — такому народу, как наш народ, в мире равных нет…

Говоривший остановился на полуслове, так как дверь с шумом распахнулась и на пороге появился полковник. Ни с кем не здороваясь, он хмуро окинул взглядом врачей.

— Кто здесь старший? — грубым тоном спросил он. По широкому лицу Сызганова проскользнула тонкая улыбка. Он догадался, что случилось что-то серьезное, но властный тон полковника и грубое обращение его задели.

— Уважаемый, до вашего прихода мы битый час спорили меж собой по этому же вопросу, я своим коллегам предлагал свою кандидатуру, но они категорически возражают, требуют мзду. Может, вы…

— Свой юмор оставьте при себе, — медленно приближаясь к профессору, резко оборвал полковник. — Я спрашиваю, кто здесь старший?

Профессор встал. Он был огромного роста, почти на голову выше полковника. Выпятив довольно солидный живот вперед, он вплотную подошел к нему.

— Уважаемый, а может, не с этого надо начинать? Или большие звезды вам мешают быть тактичным в обращении с врачом? — нахмурив брови, с трудом сдерживая себя, произнес профессор. — Или это у вас повседневная привычка…

Но, услышав топот и голоса в коридоре, замолчал. Напротив дверей остановились милиционеры, они на руках держали окровавленное тело военного.

— Товарищ полковник, куда его?

Первой в себя пришла Диана, она вскочила и подбежала к ним.

— Несите за мной.

— С этого надо было начинать, полковник, — рукой отстраняя того в сторону, прогудел Сызганов и крупными медвежьими шагами направился в операционную.

За ним выскочили и двое его коллег. Осмотрев раненого, Сызганов покачал головой, повернулся к полковнику, молчаливо стоящему возле дверей.

— К сожалению, я вам ничем не могу помочь, на нем живого места нет. Я не успею и пару пуль вытащить…

— Он должен жить! — глухо произнес полковник. — Должен!

— Я вас понимаю, но я не кудесник, я простой врач. Вы привезли труп. Василий Никитич, — обратился он к коллеге, — проверьте, сердце работает?

— Александр Александрович, оно затухает.



Сызганов повернулся к полковнику, с сожалением развел руками, но, увидев в глазах того слезы, молча подошел к раненому.

— Электромассаж сердца! — громко произнес он. Много часов шла операция. Были моменты, когда Сызганов со скальпелем в руках замирал и, словно боясь дышать, смотрел на открытое сердце больного, которое временами останавливалось. Закончив основные операции на сердце и желудке, профессор, пошатываясь, направился к умывальнику.

— Думаю, мои молодые коллеги, в остальном справитесь без меня.

Выйдя из операционной, в коридоре он увидел двух генералов и женщину. Они с напряжением смотрели на него. К нему подошел тучный генерал.

— Профессор, надежда есть?

Сызганов устало посмотрел на него и разводя руками произнес:

— Все зависит от… — не договорив, пальцем показал вверх и медленно побрел по коридору.

Зотов повернулся к генералу Сидорову.

— Федор Юрьевич, я уверен, он будет жить. — Произнося эти слова, Зотов почувствовал холодок, пронизывающий его тело. Во время операции он с надеждой ждал известия, что Сидоров умер, но томительно проходили часы, а из операционной никто не выходил. Нервы были на пределе. Он прекрасно понимал, что если полковник выживет, то ему конец.

Генерал Сидоров, видя, как Зотов тяжело переживает, с благодарностью посмотрел на него. Когда профессор отошел от них, Сидоров спросил:

— Михаил Петрович, вам Сережа не докладывал, что у него есть папка, переданная неизвестным лицом?

Зотов, в душе вздрогнув, машинально ответил:

— Нет. А что за папка? Что там?

— К сожалению, мы не знаем содержимого папки, он нам ничего не говорил.

Зотов, сославшись на неотложные дела, уехал на работу. Войдя в кабинет, плотно прикрыв дверь, не раздеваясь, он схватил телефонную трубку, набрал номер. В трубке были слышны длинные гудки. Нажав на кнопку, он вновь набрал. По-прежнему шли длинные гудки. Бросив трубку на аппарат, обессиленно опустился в кресло. Его знобило. Спустя два часа он услышал долгожданный барский голос.

— Слушаю.

— Он жив.

В трубке некоторое время было тихо.

— А мне сказали, что он скончался на месте.

— Я только что приехал из больницы, ему сделали операцию. Разговаривал с профессором, у меня такое предчувствие, что он будет жить.

— В больнице его охраняют?

— Да, поставлена круглосуточная охрана.

— У меня сейчас времени нет, завтра в это время позвонишь, обмозгуем, что делать дальше.

Положив трубку, Зотов встал, подошел к окну. На улице моросил мелкий осенний дождь. Ему хотелось по-волчьи завыть, но он лишь со стоном заскрипел зубами и, отойдя от окна, опустился в кресло. Он ждал завтрашнего дня, как спасения.

Вечером поехал в больницу. Сидоров в сознание не приходил. Переговорив с дежурным врачом, Зотов поехал домой. На следующий день, утром, он снова заехал в больницу, Сидоров по-прежнему был без сознания. На работе, не дождавшись установленного времени, позвонил. Услышав барский голос, облегченно вздохнул.

— Альберт Давыдович, только что я из больницы…