Страница 64 из 66
писателя. При виде него сердце скрутило от боли, но она стойко выдержала его
взгляд.
– Дейзи, – шагнув вперед, поприветствовала ее Мария.
– Мария, – рассеянно пробормотала она и, не сводя с Себастьяна глаз,
подставила щеку для дружеского поцелуя. – Ты посылала за мной?
– Я посылал, – в ответ поправил ее Себастьян. – Просто назвал адрес маркизы.
– Ты? Но зачем?
Этот вопрос вызвал у него улыбку. Один уголок рта немного изогнулся.
– Я подумал, что у нее лучше получится убедить тебя.
Поборов свое изумление, Дейзи вскинула подбородок и уставилась на него,
пытаясь не выказать, что от волнения у нее по спине забегали мурашки.
– Чего ты хочешь?
– Мне нужна стенографистка, – просто ответил он.
Прежде чем Дейзи успела еще о чем-нибудь спросить, снова заговорила Мария.
– Оставляю вас решать ваши дела, – заявила маркиза. – Если понадоблюсь, я в
библиотеке в конце коридора, – добавила она и, прежде чем Дейзи смогла
воспротивиться ее уходу, направилась к двери.
– Нет, Мария, подожди! – воскликнула Дейзи, но подруга, кажется, внезапно
оглохла. Не задерживаясь, она молча вышла из гостиной и закрыла за собой
дверь.
Повернувшись к Себастьяну, Дейзи пихнула его записной книжкой в грудь.
– И с чего вдруг тебе понадобилась стенографистка?
– Может, хочу что-нибудь написать? – предположил он.
– Я ухожу, – объявила Дейзи и развернулась к выходу, но когда Себастьян
заговорил вновь, его слова дали ей повод задержаться.
– У меня осталось кое-что твое.
Любопытство возобладало, и Дейзи, обернувшись, обнаружила, что он держит в
руках томик Байрона, тот самый, что он подарил ей в лабиринте.
– Мне сладких обманов романа не надо, – процитировал он, шагнув ей
навстречу. – Прочь вымысел! Тщетно души не волнуй! О, дайте мне луч
упоенного взгляда и первый стыдливый любви поцелуй!
Воспоминание о том дне в лабиринте принесло с собой волну новой боли,
взорвавшейся в груди.
– Прекрати! – воскликнула Дейзи. – Не нужно цитировать мне стихи о любви и
поцелуях! Я думала, что ясно дала понять, что больше никаких поцелуев не
будет. А ты ясно дал понять, что между нами не будет любви!
Себастьян протянул ей маленький томик стихов.
– Книга по-прежнему твоя.
Прикусив губу, Дейзи уставилась на экземпляр стихов Байрона в протянутой
руке. Она оставила его намеренно, вместе с «Крэнделлом». И по той же
причине.
– Я не могу принять ее, – сухо ответила она. – А теперь, лорд Эвермор, я должна
вернуться к работе. Хорошего вам дня.
– Я твоя работа, цветочек. По крайней мере, на ближайший час. Я заплатил
учреждению миссис Хотон за час твоего времени и рассчитываю его получить.
– На ее гневное восклицание он ответил извиняющимся взглядом. – Боюсь, если
ты уйдешь раньше положенного времени, то можешь потерять работу.
– Это нелепо! – воскликнула Дейзи, поборов желание выбежать за дверь. –
Зачем ты это делаешь?
Коль скоро она отказалась принять стихи, Себастьян положил томик на стол
возле софы, и тогда Дейзи заметила, что там уже лежит перетянутая бечевой
стопка страниц. Он взял ее в руки.
– Я закончил книгу. Только этим утром.
– Поздравляю, – не впечатлившись, пробормотала Дейзи. – Но ко мне это не
имеет никакого отношения.
– Совсем наоборот. Уверен, миссис Хотон будет просто счастлива позволить
мисс Меррик отредактировать, напечатать и выверить последний роман
Себастьяна Гранта, прежде чем он отправится в «Марлоу Паблишинг».
Дейзи уставилась на него, чувствуя всевозрастающий страх с оттенком паники.
– Тебе ведь не нужно печатать рукопись, – возразила она. – Ты печатаешь сам.
– Поскольку мой редактор покинул меня более двухсот страниц назад, по
крайней мере треть книги нуждается в проверке на предмет содержания. А
после ее нужно выправить и перепечатать. Я бы хотел, чтобы ты занялась этим,
любовь моя. Пока ты не одобришь роман, я никому и близко не позволю к нему
подойти. Даже Гарри.
Паника Дейзи переросла в чистый ужас.
– Я больше не работаю в «Марлоу Паблишинг», и я не твой редактор. Как,
впрочем, не корректор, не помощник, не секретарь, не соавтор и не твоя любовь.
Тебе я вообще никто и… – К глубокому ее унижению, голос сорвался, так что
ей не удалось закончить уже готовую сорваться с губ ложь. Она не смогла
сказать, что и он ей никто. – Я для тебя ничего не значу, – повторила она, дабы
подкрепить свои слова.
Дейзи вновь направилась к двери, но на сей раз она не намерена была позволить
ему остановить ее, что бы он ни говорил.
– Я сидел на кокаине.
Дейзи застыла. Медленно повернув голову, она взглянула на него через плечо и
потрясенно прошептала:
– Что?
Себастьян положил рукопись обратно на столик.
– Все началось в Париже. Не знаю почему, – пожав плечами, добавил он. –
Наверное, от скуки. Я считал, в этом нет ничего особенного, просто получу
новые ощущения, нечто, о чем можно будет написать. А затем, в Италии, я
открыл для себя, каково писать под действием наркотика, это было словно
манна небесная. Понимаешь, писательство всегда давалось мне с трудом, и
пусть мне хотелось творить, я чувствовал в себе призвание да вдобавок
заработал на том немало денег, я всегда мечтал найти способ облегчить этот
процесс.
Стиснув зубы, Дейзи сложила руки на груди.
– Каким образом меня это должно касаться?
Если он и заметил суровость в ее голосе, то не подал вида.
– Отец ненавидел меня за то, что я стал писателем, он никогда не понимал,
почему меня это заботит больше Эвермора. К тому времени, как я отправился в
Италию, я уже зарабатывал достаточно, чтобы содержать фамильное поместье.
Возможность выделять отцу квартальное содержание оказалась сладка, но, как я
уже говорил, мне всегда было нелегко писать… до тех пор, пока я не открыл для
себя кокаин. Я узнал, что если принимать наркотик, можно без малейших
усилий написать кучу книг. Не очень хороших, как ты понимаешь, зато много.
Впервые в жизни писать стало легко. Это оказалось весело. Я мог писать весь
день напролет, а потом всю ночь кутить. Я думал, что достиг нирваны. –
Себастьян замолчал, казалось, минула вечность, прежде чем он заговорил вновь.
– Эта нирвана длилась года три-четыре. А затем моя жизнь начала рушиться.
Теперь Дейзи поняла, о чем он говорил в тот день в летнем домике – кокаин был
его слабостью. Такой же, как для ее отца – бренди. Воспоминания о ранимой
тринадцатилетней девочке, которую постигло горькое разочарование, оказалось
достаточно, чтобы не дать ей разжалобиться, так что Дейзи повернулась к нему
спиной. Она направилась к выходу, но успела лишь взяться за ручку двери.
– Не уходи. – Голос Себастьяна раздался прямо у нее за спиной, он прижал
дверь ладонью, не давая открыть ее. – Пожалуйста, Дейзи, не уходи сейчас.
Просто позволь мне досказать то, что я должен.
Но она не хотела позволять. Закусив губу, Дейзи глядела на выкрашенные бело-
золотой краской дверные панели. Она не желала слушать, не желала знать об
этих вещах, не желала понимать или прощать. Она хотела уйти, и все же, когда
Себастьян отнял ладонь от двери, оказалось, что она не в силах заставить себя
открыть ее и выйти.
Дейзи стояла так в нерешительности, взявшись за дверную ручку, и слушала
продолжение его истории.
– Кокаин стал для меня важнее всего, – продолжил из-за ее спины Себастьян. –
Меня перестало волновать качество моих творений, критики принялись рвать
меня на куски, но мне было все равно. Я жил расточительно, но доходы стали
стремительно падать. И я влез в долги.
Слова сыпались из него, словно он знал, что она вот-вот сбежит, и хотел прежде