Страница 2 из 91
Для этой цели на южном крыле фронта создавались две ударные группы: группа армий «А», состоящая из 17-й полевой и 1-й танковой армий под общим командованием генерал-фельдмаршала Листа, и группа армий «Б» — из 6-й полевой и 4-й танковой, — возглавляемая генерал-фельдмаршалом Вейхсом. Группа «А» должна захватить Кавказ, а группа армий «Б» — выйти к Волге в районе Сталинграда.
Этот удар был задуман ещё зимой и готовился в глубокой тайне, чтобы для русских явился внезапным. Немецкой разведке стало известно, что основные силы русских сосредоточены на западном направлении, на дальних и ближних подступах к Москве, нельзя было допустить, чтобы резервы были переброшены на юг. Гитлер потребовал от Гальдера разработать дезинформационный план с мнимой операцией, которая внушила бы русскому верховному командованию мысль о подготовке летнего наступления на Москву.
Такой план разработали, назвали его «Кремль», оформили в виде «Приказа о наступлении на Москву». Подписал его главнокомандующий группы «Центр» фельдмаршал Клюге. В фиктивном документе указывалось: «Прочно овладеть территорией вокруг Москвы, окружив город». Ставились задачи армиям, корпусам.
Вызвав начальника разведки сухопутных войск Канариса, Гальдер потребовал от него умело подбросить приказ советским войскам: «Сделать так, чтобы советское командование поверило в его достоверность». — «За это, экселенц, не беспокойтесь!»: Канарис умел стряпать такие дела.
В свою очередь, в группе армий «Центр» стали проводить демонстративные мероприятия, которые как бы подтверждали намерение немецких войск летом перейти в решительное наступление на Москву.
И сегодня, 23 июля, когда Гальдер докладывал другой, реальный план наступления уже на Кавказ, Гитлер самодовольно сказал:
— А план «Кремль» нам удался. В Москве, кажется, уверовали в его замысел.
— Совершенно верно, мой фюрер. На южные фронты русских подкрепления не поступали.
— Это то, что нужно для проведения нашей кавказской операции. Кстати, как она названа?
— «Эдельвейс», мой фюрер, — щёлкнул каблуками Гальдер.
Карта с разработанной кавказской операцией, условно названной «Эдельвейс», теперь лежала на большом столе в кабинете Гальдера. На ней сверху выведено тушью «Эдельвейс». Чётко выделяются хищно устремлённые к югу длинные стрелы главных группировок. Они тянутся вдоль Черноморского и Каспийского побережий. Между морями простираются тёмные наплывы гор Главного Кавказского хребта. Через него проложена третья стрела. Она начинается от Черкесска, идёт к Клухорскому перевалу, а после него спешит к Сухуми. Здесь должен наступать 49-й горнострелковый корпус генерала Конрада. В нем были подготовленные специальные альпинистские дивизии.
Отойдя от карты, Гальдер щёлкнул зажигалкой, закурил.
«Какая духота!» — расстегнув мундир, он раскрыл окно. Лето выдалось жаркое, даже ночь не вносила свежести, какая бывала в обжитом Вольфшанце, в близком к Балтике «Волчьем логове». В окне слышались подозрительные шорохи, мерные шаги часового.
Прозвенел телефонный звонок.
— Ты весь в делах, Франц? — Гальдер узнал далёкий голос давнего приятеля, фельдмаршала Листа. — Звоню из Таганрога, от Руоффа. Сегодня его 17-я армия перешла в наступление на Ростов. Операция «Эдельвейс» началась.
Гальдер представил седовласого, слегка полнеющего Листа, склонного к помпезности и самодовольству. В последние годы ему особенно везло. В 1938 году он осуществил оккупацию Судетской области, позже его войска участвовали в захвате Польши, Франции, Югославии, Греции, где он стал главнокомандующим оккупационными войсками на Балканах, а в нынешнем июне он возглавил нацеленную на Кавказ группу армий «А».
— А что у Клейста?
Генерал-полковник Клейст командовал 1-й танковой армией.
— Его дивизии на подходе к Дону. Утром начнут переправу. И ещё интересное для тебя сообщение: у Руоффа находится японский посол Осима.
— А он-то зачем? Кто приглашал?
Лист ответил, что на то поступило распоряжение от самого фюрера.
В конце разговора Лист обещал к утру сообщить подробную сводку о боевых действиях подчинённых ему войск.
Положив трубку телефона, Гальдер извлёк из сейфа тетрадь с дневниковыми записями. Вести их он начал с того времени, как более трёх лет назад занял высокий пост. Уже накопилось целых шесть тетрадей, в которых зашифрованы главные события и встречи, какие пришлось ему иметь. Дневник он вёл втайне от всех, писал шифром, известным лишь немногим.
Раскрыв тетрадь, он протёр пенсне и аккуратно вывел пером: «23 июля 1942 года. 397-й день войны. На юге удовлетворительное продвижение войск. На восточном берегу Дона к востоку от Ростова успехов на своём плацдарме добилась только 3-я танковая дивизия. Противник усилил сопротивление...»
Немецкая фальшивка
Канарис успешно справился с заданием Гальдера. Избрав для дела заключённых уголовников, он пообещал свободу и добился их согласия. В назначенный день их, переодетых в офицерскую форму, усадили в транспортный самолёт.
Погода была ненастная, и неведомо, как самолёт очутился над занятой советскими войсками территорией. Зенитчики открыли по нему огонь и повредили. Горевший самолёт удалось посадить. Но тут экипаж завидел бегущих красноармейцев.
Экипаж открыл по ним огонь, завязалась перестрелка. Два находившихся в самолёте офицера были убиты. Оставшийся в живых майор с портфелем бросился бежать, но пуля преследователей уложила и его.
В портфеле оказались карта и документы, из которых можно было заключить о готовящемся ударе танковых соединений на Москву.
Об уничтожении неприятельского самолёта и экипажа сообщили командующему Юго-Западным фронтом маршалу Тимошенко. Ему же доставили и портфель с документами. Некоторые листы обгорели: немецкий майор наверняка пытался их сжечь, но не смог уничтожить.
Ознакомившись с бумагами, Тимошенко доложил о случившемся в Москву. «Не фальшивка ли?» — высказали там недоверие. «Никак нет. Подлинность документов не вызывает сомнения», — заверил маршал.
Вспомнили и другие факты, которые ранее добыли разведчики. Все они настораживали.
Решение Сталина было определённым: «С московского направления войск снимать не будем. Нынешним летом немцы наверняка повторят попытку захватить Москву».
В апреле 1942 года для выработки плана действий на лето состоялось заседание Ставки. С докладом выступил начальник Генерального штаба Шапошников. Он доложил обстановку и начал было излагать соображения Генштаба.
Но Сталин прервал его:
— Мы не должны ждать, пока немцы нанесут удар первыми, надо самим нанести ряд ударов на широком фронте, измотать, обескровить противника и сорвать его наступательные планы.
Слово взял Тимошенко:
— На юго-западном направлении мы в состоянии сейчас нанести немцам упреждающий удар именно на юге и расстроить их наступательные планы, захватить инициативу.
Присутствовавший на заседании Вознесенский спросил у Тимошенко:
— Сумеют ли ваши войска осуществить наступление на Харьков в том случае, если Ставка не сможет сосредоточить столько сил и средств, как об этом вы доложили?
Вознесенский брал под сомнение реальность высказывания Сталина. Но тут вмешался Берия:
— Вы что же, товарищ Вознесенский, сомневаетесь в расчётах и планах товарища Сталина?
Берия не любил умного и опытного Вознесенского, знавшего экономику страны и её возможности. Прерывая начавшуюся было пикировку, Сталин обратился к Жукову:
— А какие ваши соображения?
Жуков поднялся. Глядя в глаза Сталину, он решительно сказал:
— Я считаю нецелесообразным упреждающее наступление наших войск на юго-западном направлении. Для проведения такого наступления у нас отсутствует необходимое количество танковых соединений и авиации, способных разгромить ударные бронетанковые войска противника и завоевать господство в воздухе. А без этого успешно провести операцию невозможно.