Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 76 из 89

— С твоей мордой можно и без рубашки. — Звонарев довольно хмыкнул. — В остальном ты молодец! Ничего не скажешь.

— Честно говоря, моя заслуга не велика…

— Не прибедняйся. А заслуги твои начнем считать, когда на пенсию будешь выходить.

Миновав «черный воронок», кивнув двум знакомым сотрудникам, они пешком направились в город.

1974 год

Белый взрыв[3]

Предисловие автора

Эту, написанную совместно с Эдуардом Володарским, киноповесть, я включил в эту книгу для того, чтобы рассказать, какой удивительный случай произошел с нами на съемках этого фильма.

26 июля в 9.15 утра, на высоте более 3 тысяч метров наш вертолет вмазался в скалу.

Мы вылетели на разведку — искали места для съемок. Попробовали сесть на неровную площадку над ледником.

Почти сели, но пилоты поняли, что машину может перекосить, и тогда лопасти заденут за высокие скальные выступы. Стали поднимать вертолет. Но в разреженном воздухе на большой высоте Ми-4, да еще груженый, не может подниматься так, как внизу, в долине. Он должен набрать скорость. Лучше всего подползти к обрыву и, чуть падая вниз, набирать, как самолет, скорость, а с ней уже — и высоту.

Я как раз поднялся по лесенке, ведущей в кабину, и вдруг увидел искаженный профиль пилота и несущийся на нас скальный гребень. Я спрыгнул вниз, в салон. Это спасло меня, место, где я стоял, было расплющено после удара.

И еще я успел подумать: неужели смерть?

Неправда, что у человека в такое мгновение проносится перед глазами вся жизнь. Я хорошо помню, что я думал в ту секунду перед тем, как потерять сознание.

— Неужели смерть? В 33 года, как раз в возрасте Христа! — в газетах так и напишут (видите, нашлось место и юмору, правда, юмору висельника). Нет, не может быть! Как же вот так, сразу? Должно же быть какое-то предупреждение, знак, предчувствие! Ничего не было… Нет, я останусь жив…

Когда я очнулся, стояла тишина. Сознание мое возвращалось. Жив — первое, что я осознал. Попробовал пошевелить ногами — не могу. (Искалеченные ноги оказались запутанными в хитром сплетении опор скамейки, что стояла вдоль борта.) Попробовал расшнуровать ботинок — перебитые пальцы не слушаются. Ко мне подполз мой товарищ, альпинист Леня Елисеев. Помог расшнуровать ботинки, освободить ноги…

Что же случилось? Пилоты бросили вертолет вниз и стали набирать скорость. Тут же поняли, что ошиблись. На пути встал скальный гребень, перемахнуть который не хватит мощи. Впереди — верная смерть. Тогда они стали гасить скорость, задрали нос вертолета вверх, ударились хвостом — хвост отвалился, не хвост даже, а почти полвертолета. Вася Кирбижеков, наш оператор, при этом был выброшен из пуза вертолета. Когда все кончилось, он обнаружил себя сидящим на камне метрах в десяти от остова вертолета.

Итак, вертолет переломился, перевернулся, и, зацепившись остатками лопастей за скалы, застрял на самом краю высоченного обрыва над ледником.

Произошло то, что мы называем Чудом Господним. Невиданное и невероятное — вертолет не взорвался, и не загорелся. Такого не бывает…

Однако было же… Господь отвел.

Помню, лежим мы с Леней Елисеевым на горячих камнях рядом с останками вертолета, ждем помощи, я ему говорю:

— Леня, это самый счастливый день в моей жизни!

— И у меня тоже, — отвечает Леня.





Район, где произошла авария, — альпинистский. Приэльбрусье. Через полчаса после того, как вертолет не вернулся на базу, из всех лагерей вышли спасательные отряды. Смешками (есть такие специальные мешки для переноски трупов). Но кое-кто догадался взять носилки.

Первыми к нам подоспела сборная Грузии по альпинизму. Эти ребята и тащили нас вниз. Спуск занял часов восемь…

Больше всего, конечно, исстрадалась моя жена. Она ждала в долине на вертолетной площадке. Когда все поняли, что произошло несчастье, она тоже пошла в горы. Не передать, что она чувствовала. Шансов ведь выжить в такой ситуации никаких. Где-то на полпути она увидела нашу процессию. Я лежал на носилках, лицо было закрыто кепкой (от жаркого солнца). Сердце ее оборвалось.

Ребята мне шепчут:

— Слава, Слава, сними кепку. Галя!

Я стащил с лица кепку, приподнял голову, и помахал ей рукой.

Но вернемся к фильму. Его бы надо смотреть сейчас, после того, как мы насмотрелись американской лабуды вроде фильма «Скалолаз» с Сильвестром Сталлоне. Ни капли правды, ни грана логики. В «Белом взрыве» все по-настоящему. Недаром так тяжело дались съемки.

К тому же — блестящий ансамбль актеров. Людмила Гурченко, Сергей Никоненко, Армен Джигарханян, Бухути Закариадзе, Федор Одиноков… Даже Высоцкий в маленьком эпизоде.

Блестяще сыграла и мужественно вела себя Люся Гурченко. Как же поиздевался режиссер над бедной девочкой! Заставил ее проделывать такие штуки, на которые не всякий мужчина способен.

Однажды мы их, Гурченко и Сережу Никоненко, выбросили (высадили) на вершине Донгуз-Оруна, на высоте 5 тысяч метров. Снимали финал картины. С вертолета.

Закружилась кинокамера, мы стали медленно подниматься вверх, а они остались — две маленькие фигурки на снежной вершине гигантской горы. Если бы не смогли вновь сесть на вершину… Мало ли что… Сами спуститься бы они не смогли, это под силу только очень опытным альпинистам. Даже у них спуск занял бы два дня.

Что делать тогда? Ждать помощи? Когда бы она подоспела… На такой вот случай мы закопали в снег палатку, два спальных мешка, примус, продукты…

Почему нельзя было снять дублершу? Нет, точно мне отшибло мозги после аварии. Ненавижу себя за тот случай.

Но Гурченко какова! От всей души ненавидя всякий холод и эти проклятые горы, она безропотно согласилась на режиссерскую авантюру.

* * *

Яркие альпийские луга неожиданно кончились, повеяло холодным простором, вдоль тропы потянулась острая гряда моренных камней, запестрели слепящие плешины снега, и начались самые что ни на есть горы — холодные, изломанные, одетые льдом и снегом, мир хаоса и пропорций, нетронутая земная красота, перед которой человек смиреет, становится как бы меньше, подавленный огромностью и великолепием этого мира, граничащего с небом.

К этому небу, чистому и бескрайнему, петляя и извиваясь по ущелью, вела узкая тропа. По ней на перевал шли люди. Женщины, старики, дети. Погоняли навьюченных ослов и лошадей. Несли в руках скудные пожитки, узлы, корзинки. Все самое необходимое. Эвакуация.

В голове колонны шел отряд красноармейцев, человек пятнадцать. Люди передвигались молча, только шаркали по каменистой пыльной дороге ботинки и сапоги, слышались отрывистые покрикивания погонщиков и далеко внизу, под обрывом, глухо шумела река. Горы безучастно взирали на нескончаемую вереницу маленьких усталых людей, на солдат, сопровождавших беженцев.

А в том месте, где тропа круто забирала вверх, огибая высокую скальную стену, тянущуюся до самой вершины, измученных людей ожидала смерть.

Пока немцы спокойно ждали, примостившись среди камней, с автоматами и легкими пулеметами, крепкие, здоровые парни в полном альпинистском снаряжении, в темных куртках-штурмовках и беретах с серебряными эдельвейсами.

Их немного, но они неуязвимы. Со спины их прикрывает отвесная скала, а внизу, как на ладони, тропа к перевалу. Фашистским егерям уже виден головной отряд и первые беженцы — женщины, старики, дети. Звучат слова команды на чужом языке, и один из егерей, тщательно прицелившись, дает очередь из пулемета.

Тысячекратное эхо разносит в горах взвизгивающие гулкие выстрелы. Падают с обрыва люди. Скачут обезумевшие раненые лошади. Разбуженные горы множат крики отчаяния, грохот пулеметов, лошадиное ржание, стоны раненых.