Страница 69 из 89
— Вера? Она не бармен. Бармен там Джутаев Казбек Артамонович.
— А-а! Знаю. Лицо все в морщинах? Он еще «л» плохо выговаривает? Вместо «лодка» произносит «водка»? Да?
Лидочка засмеялась, прямо-таки зашлась хохотом:
— Копия — Кондратюк.
— Это кто?
— На почте… хмырь один…
— Ухаживает за тобой? — Звонарев попытался изобразить ревность.
— Надо больно, — хмыкнула официантка. — «Видочка, выйдем на павубу», — передразнила она таинственного Кондратюка.
В просторном вестибюле за стойкой судового отделения связи Звонарев заполнял бланк радиограммы.
— Когда она будет в Одессе? — спросил он у сидящего за стойкой парня.
— К вечеру. — У парня было широкое доброе лицо, сонные голубые глаза.
— Платить валютой?
— Конечно.
— А советскими нельзя?
— После того как закрыли границу — все. Крышка.
И ни одного «л», как назло.
— Сколько стоит одно слово?
Кондратюк достал прейскурант.
— Если в довварах…
Звонарев смял исписанный бланк.
— Обойдется без поздравления.
— Жена?
— Племянница.
— Тогда, конечно. Ты лучше ей на Кипре игрушку купи, кукву какую-нибудь.
Сонный Кондратюк явно располагал к себе.
— Давно плаваешь?
— Не-е… Я птица не водоплавающая. Мне землю надо чувствовать под ногами.
— Чего же пошел?
— Надо поглядеть, как в заморских странах живут. — Он доверительно наклонился к Звонареву. — Слышь, кореш, есть такая река — Вимпопо?
— Лимпопо? — переспросил Звонарев. — Подожди… Это же Чуковский выдумал…
— А я думаю, все-таки есть, — убежденно вздохнул Кондратюк. — Крокодивы там пвавают, бегемоты… Бегемотов вюбью-у! До чего ж симпатичные зверюги!..
Приближался северный вход пролива Босфор. Почти все пассажиры торчали на верхних палубах, предвкушая интереснейшее зрелище. Скоро должен был показаться Стамбул.
На секунду вышел подышать воздухом морщинистый бармен Джугаев из ночного бара. Он рассеянно взглянул на виденный-перевиденный пейзаж, снова скрылся за дверью.
Звонарев заглянул в бар. Пассажиров обслуживала Вера, пышногрудая пассия Катарикоса. Бармена не было.
Звонарев спустился палубой ниже. Тут он обратил внимание на дверь с надписью: «Амбулатория». Постучал. Никто не ответил, и он вошел. Из соседней комнаты слышались смех, голоса. Оттуда выглянула раскрасневшаяся медсестра, вопросительно посмотрела на Звонарева.
— Зуб… — Звонарев прижал руку к щеке. — Как будто там дятел сидит. Долбит и долбит…
— Сейчас схожу за доктором.
— Не надо. Мне бы анальгину…
Она открыла шкаф, достала таблетки, что-то поискала на полке. Из соседней комнаты вышел моряк — Звонарев узнал плечистого красавца, с которым столкнулся в дверях радиорубки. Тот посмотрел мимо Звонарева, властно сказал сестре:
— Я зайду еще.
— Подожди, — ответила она и заторопилась. Сунула Звонареву в руку таблетки, какие-то порошки. — Это полоскание. Попробуйте несколько раз. Не успокоится, приходите…
Звонарев поблагодарил, вышел на палубу, откуда видна была дверь амбулатории, и встал у борта. Рядом оказалась Люба с подружками. Все смотрели на проплывающие мимо старинные дворцы, селения, развалины укреплений.
На рукаве морского кителя Любы пестрела красная с синей полосой повязка.
— Ты ж на вахте! — сказал Звонарев.
— А посмотреть-то хочется-а, — проговорила нараспев Люба.
— Не видела, что ли, никогда?
— У-у, сколько раз! Все равно интересно-о!
Дверь амбулатории наконец отворилась, оттуда вышел приятель медсестры и, пройдя мимо Звонарева, зашагал к корме.
— Кто этот парень? — Люба глянула ему вслед.
— Лыткин… Завпроизводством.
Она произнесла его фамилию с некоторой долей пренебрежения. Сказала и забыла, словно отмахнулась от назойливой мухи.
— Сейчас Стамбул покажется. Вот красота-то!..
Припекало. Вдоль берега потянулись уже набережные, причалы, доки. Звонарев разделся, нырнул в прохладную воду бассейна. Купались всего несколько пассажиров. Они перемежали приятные ванны с видами Стамбула.
Звонарев пронырнул до края бассейна, оттолкнулся ногами, еще раз пересек неширокое пространство. Потом стал плавать вдоль иллюминаторов, сквозь стекла которых были видны уютно освещенные уголки бара. Его кожаные кресла, тяжелые шторы, мягкий свет ламп рождали странную прелесть потусторонности. Словно заглядываешь внутрь подводного корабля таинственного капитана Немо.
За стойкой бара сидел одинокий Катарикос с привычной рюмкой коньяка. Стамбул его не интересовал.
В баре было тихо. Зашла супружеская пара молодых англичан, устроилась за дальним столиком.
Катарикос заказал еще рюмку коньяка, вынул бумажник, расплатился с морщинистым барменом. Раскрытый бумажник со странной половинкой фотографии остался лежать на стойке. Бармен не взглянул на него. Подвинул Катарикосу рюмку и ушел к англичанам принимать заказ.
Полная блондинка, очаровавшая вчера Катарикоса, вынесла из подсобки чистые рюмки на подносе и снова скрылась. Катарикос равнодушно проводил ее глазами.
Тихо хлопнула дверь бара, кто-то вошел.
Рука в морском кителе с одной нашивкой на рукаве положила на бумажник Катарикоса другую половинку фотографии. Образовался портрет известной кинозвезды.
Теплоход уже находился в створе бухты Золотой Рог. Два огромных моста перекинулись через бухту, по берегам которой лежала столица Древней Византийской империи. На оранжевом фоне закатного неба рисовались башни Старого города, султанский дворец, шесть изящных минаретов знаменитой мечети Султан-Ахмет.
Звонарев оделся, спустился вниз; у выхода из бара столкнулся с Катарикосом. Тот ткнул пальцем в берег:
— Истамбуль! Ля мэрвэйёз! Вы бил здесь?
— К сожалению, нет. Никогда.
— Я жил… О, ля, ля! Дэ дэмуазель!.. Сэ нюи!.. — Прищелкивая языком, жестами он показал, какие прекрасные наслаждения дарил ему этот вольно раскинувшийся город.
Звонарев указал на дверь бара.
— На этот раз приглашаю я.
— Не можно, не-е-т! — притворно округлил глаза Катарикос. Он подошел к борту, широко распахнул руки, как бы охватывая ими всю бухту, и нежно повторил: — О, Истамбуль!..
Звонарев улыбнулся каким-то своим мыслям, обошел палубой кормовую надстройку. По левому борту плыл мимо азиатский берег Босфора, густо застроенный старинными и современными домами.
Вверх по трапу поднимался знакомый радист Тюриков.
— Тебе — ничего! — издали помахал он Звонареву. — Заходи вечером в каюту, чайку выпьем! — Он подмигнул и скрылся.
Над Мраморным морем спустились сумерки.
В музыкальном салоне пассажиры заняли все столики. Бармен-блондин, не выпуская изо рта сигарету, ловко успевал наполнять рюмки, готовить кофе, получать деньги. Было накурено, шумно. На маленьком полированном пятачке танцевали.
Звонарев протиснулся к стойке, полюбовался виртуозной работой бармена, купил пачку сигарет. Затем вышел на свежий воздух, наклонился над фальшбортом и задумался, забыв прикурить сигарету.
Шипела вода за кормой. В конце диагонали волны отталкивались от берега и уходили во тьму.
Вдруг какой-то тяжелый предмет пронесся у него мимо уха, стукнулся о деревянную панель — Звонарева обдало осколками и мелкими брызгами — и упал в воду. Он с опозданием отпрянул в сторону.
На мокрой, усеянной брызгами палубе лежал зеленый бутылочный осколок. Звонарев поднял его — он был от бутылки с шампанским.
Звонарев посмотрел вверх. «Откуда упала бутылка?»
Наверху располагались каюты «люкс», еще выше — открытая служебная палуба. Бутылка могла выпасть из окна каюты — бросил кто-нибудь из загулявших пассажиров? А если кто-то специально целил ему в голову? С такой высоты бутылкой, полной шампанского, — по голове!.. Звонарев поморщился, представив себе эту картину.
Минуту спустя он шел по коридору вдоль люксовых кают. Прислушался. Нет, ничего — ни смеха, ни шума, ни пьяных выкриков…