Страница 236 из 272
Второй день процесса состоялся только через неделю. Придя в зал и устроившись на привычном уже месте в конце зала, отец Матео приготовился к новым неожиданным откровениям единственного свидетеля обвинения и не ошибся. Хоть Христом он себя больше не называл, но зато сказал много нового. Оказывается помимо папы, болгары собирались покуситься на жизнь профсоюзного деятеля из польской «Солидарности» Леха Валенсу.
В ходе заседания Агджа вообще успел сказать три взаимоисключающих утверждения — сначала он говорил, что не состоит в «серых волках», потом, что «волки» считали его своим, но в дела не посвящали и под конец выдал, что на самом-то деле он руководитель ячейки «серых волков».
К концу первого часа заседания отец Матео понял, что не в состоянии уследить за ходом допроса, потому как председатель задает один вопрос по делу, а Агджа отвечает совершенно невпопад и на другую тему.
— Эмануэлу Орланди похитили люди из П-2, - заявил турок. — Это масонская ложа, они хотят обменять её на меня, а меня сделать своим послушным инструментом и внедрить в Ватикан. Но я предназначен для всего человечества!
Ник Пэлем наклонился в уху отца Матео, чтобы ехидно заметить:
— Скромняга.
— Вот вам и новая версия, — ответил ему Мурсиа, — куда делась Орланди.
— Что, думаете, это правда?
— Я думаю, что он нагло врёт.
Сейчас отцу Матео было крайне неприятно вновь услышать об Эмануэле Орланди, а именно то, как уголовник использует её имя в своих непонятных целях. Бедные её родители, которые спустя почти два года так ничего и не знают о судьбе родной дочери. Неизвестность хуже всего, но чем лучше ложная надежда, подкинутая явным вруном?
А допрос Агджи продолжался:
— Из Софии я позвонил Ялчину Озбею во Франкфурт-на-Майне и сообщил, что готовлю покушение на папу.
— Так и сказали? — изумился председатель суда. — По телефону?
— Да, сказал, что всё будут сделано за счёт болгар.
Зрители в зале уже начинали недовольно переглядываться. Как-то не вязался образ профессионального террориста со звонком по телефону, который могли прослушивать спецслужбы.
То, что у Агджи особый стиль ответов на вопросы, отец Матео понял после того, как речь зашла о его сообщниках:
— Так участвовал ли Седат Кадем в покушении? — допытывался председатель суда.
— Нет.
— Почему же ранее вы обвинили невиновного?
— Он в то время был в тюрьме, потому я и сказал.
— И обвинили невиновного?
— Да, хотел создать обстановку подозрения.
Председатель заметно опешил:
— И все же, Кадем был на площади Святого Петра или нет?
— Был.
Судья был явно обескуражен и еле собрался с мыслями, чтобы спросить:
— Может, вы подвержены давлению со стороны? Почему ваши ответы столь противоречивы?
— Нет никакого давления, — понуро ответил единственный свидетель обвинения, — я просто надеялся, что все об этом забудут.
Но не прошло и десяти минут, как в ходе допроса Агджа изрек:
— В тюрьме мне угрожали болгары.
Зал загудел, раздался выкрик:
— Вызывайте психиатра и кончайте этот фарс!
— Господин Агджа, — с кислым выражением лица обратился к нему председатель, — Италия не слишком богатая страна, чтобы тратить миллионы лир на этот процесс. Не затягивайте его, говорите правду, и побыстрей.
После окончания заседания Пэлем спрашивал у Мурсиа:
— Ну, как вам процесс?
— Мне безмерно жаль Сергея Антонова, — только и сказал отец Матео.
На следующем заседании, когда председатель призывал всех в зале успокоиться и замолкнуть, Агджа видимо не понял, что означает итальянское слово «pazienza» — «спокойствие», потому как вскочил с места и ринулся к микрофону.
— Францеско Пацьенца? Да, я его знаю, знаю его хорошо! Этот Пацьенца сотрудник СИСМИ, но он сейчас в США, американцы не хотят его экстрадировать, а он мог бы многое сказать.
Отец Матео попытался вспомнить, где уже слышал имя Франческо Пацьенцы. Это была газетная публикация о том, что он арестован в Штатах, и высокие покровители не спешат его экстрадировать на родину. Франческо Пацьенцу называли «человеком тысячи тайн» и связывали со многими громкими преступлениями последних лет. Если верить журналистам, то Пацьенца приложил руку к теракту в Болонье, и к исчезновению активов Банка Амвросия, и к побегу Личо Джелли, когда лично управлял яхтой, что увезла великого магистра из Монако. И вот теперь Агджа намекает, что Пацьенца что-то знает и о покушении на папу. Кто знает, правда ли это или очередной блеф.
А тем временем речь зашла о подготовке к покушению. Председатель суда уточнял показания Агджи:
— … Значит, вы должны были сесть сзади в запломбированный посольский грузовик ТИР, причем днём, перед болгарским посольством. Послушайте, Агджа, вы же дорожите своей жизнью. Садясь в такой грузовик, вы оказываетесь полностью в руках болгар. Ведь они могут ликвидировать вас, а вы не похожи на человека, который оставит без внимания этот факт.
С минуту Агджа молчал, собираясь с мыслями, а потом невнятно пробурчал:
— Да, это кажется немного странным, но мы не были одни. У нас за спиной была организация «Серые волки».
— Кто вам гарантировал, что вы останетесь в живых? Ведь вы говорите, что деньги были переданы вам заранее. Где вы их хранили? Какие у вас были гарантии? Вы оставили все свои вещи в гостинице. Каким образом вы бы вернулись туда?
— Я ничего не оставлял в гостинице, что бы говорило о моей личности. Почти ничего. А, быть может, по рассеянности, я что-нибудь и оставил.
— Вы забыли многие вещи, в том числе записки, письма, листовки. Почему вы заранее не отнесли вещи в машину?
— Забыл. Так же как забыл свои записки в гостинице по рассеянности.
— Послушайте, Агджа, значит, два человека, стрелявшие в папу, что вызовет блокаду Рима, среди белого дня садятся в машину, затем они пересаживаются перед посольством в грузовик ТИР. Вы даете себе отчёт в том, что вы говорите?
Агджа тупо смотрел в пространство перед собой и молчал.
В дело вмешался прокурор:
— Послушайте, Агджа. Я тщательно ознакомился со всеми протоколами следствия. На каждом допросе, проведенном судьей-следователем, вы говорили, что хотите сотрудничать с правосудием. Эти ваши утверждения предшествуют всем вашим заявлениям. К сожалению, вопреки им вы сами опровергаете эту готовность.
— Намереваетесь ли вы говорить правду? — вдогонку произнёс председатель суда.
— Это чрезвычайно сложная вещь, — наконец заговорил Агджаа. — Многое из того, что я сказал, правда, но кое-что выдумано. Я всегда утверждал это. Оно обусловлено внешними причинами.
В это момент отец Матео был уверен, что преступник сказал правду. Он смотрел на Агджу и видел растерянного, загнанного в угол человека. Он уже не знал, что и говорить, как правдоподобнее врать. Ему было необходимо уверить суд в причастности к делу болгар, но на деле выходила какая-то ерунда, стоило суду задать ему утоняющие вопросы. А если Агджа путался в показаниях, это значило, что правда совсем другая.
На следующем заседании председатель продолжил допытываться у Агджи, кто был его сообщником.
— Вы знакомы с Омером Ай по кличке Акиф?
— Нет, — отвечал Агджа.
— Но на следствии вы опознали его на фотографии.
— Я никогда его не видел живьём.
— Тогда откуда вам известно как выглядит Омер Ай?
— Мне показывали его фотографию в тюрьме.
— Кто?
— Франческо Пацьенца. — понуро ответил Агджа.
В зале поднялся шум. Адвокат Антонова потребовал, чтобы в зале воспроизвели магнитофонную запись заседания и вновь заслушали это невнятное признание Агджи.
Так и поступили. Агджа отчетливо говорил — «Пацьенца».
— Что означает это ваше признание? — поинтересовался председатель.
Тут Агджа пустился в пространные рассуждения:
— Недавно одного члена каморры использовали в качестве пешки, чтобы заявить, будто каморра убедила Агджу пойти на раскаяние. Ничего общего с этим я не имею. — Сменив тон с монотонного на уверенный, он произнес. — Я всегда говорил правду, и никто никогда мне ничего не подсказывал. Да, я встречался с Франческо Пацьенцей, и он просил меня о сотрудничестве.