Страница 265 из 278
- Интересная перспектива, мистер Темпл, как думаете?
- Я думаю вам надо подыскивать не работу, а камеру в нижнем ярусе, - стоически ровным голосом произнёс он. - Сегодня вы сказали достаточно, чтобы её заслужить.
Гольдхаген только разочаровано поджала губы, зачем-то взяла со стола Колина Темпла ножницы и, не выпуская галстука, произнесла:
- Какой же вы недальновидный, мистер Темпл, - приложив ножницы к концу галстука, она начала разрезать его по всей длине пополам, - во-первых, вы упускаете возможность изменить Фортвудс к лучшему, - покончив с первым разрезом она приступила делить еще одну половину, а Темпл сидел, боясь пошевелиться, не то что отнять у Гольдхаген свой галстук, который вот-вот должен был превратиться в бахрому. - Во-вторых, вы не думаете о людях, а люди устали жить по расписанию маниакальных и депрессивных приступов, - потом Гольдхаген принялась нарезать ещё одну полосу. - И в третьих, не надо строить из себя кроткого ангела, в МИ-6 таких никогда не берут и от себя не отпускают.
Поделив галстук Ричарда Темпла на четыре свисающих с его шеи лоскута, Гольдхаген вернула ножницы на место, спрыгнула со стола и села на свой стул.
- Расстроили вы меня, мистер Темпл, - произнесла она менторским тоном, глядя, как глава международников нервно ощупывает то, что ещё недавно было его галстуком, - какой же вы шпион, если не способны на подлость и государственный переворот? Не поэтому ли вас списали из МИ-6?
- Ну, хватит, - не выдержал полковник и, поднимаясь с места, схватил Гольдхаген под руку и вывел из кабинета главы администрации, оставив братьев Темплов недоумевать над произошедшим.
- Ты вообще в своем уме? - негодовал он в полголоса, пока вел её по коридору, - О чём ты думала? Зачем ты устроила этот цирк?
На лице Гольдхаген расплылась коварная и вместе с тем ехидная улыбка.
- Ты же сказал не трогать и не злить вашего сэра Майлза, - пожала она плечами. - Ещё сказал, что Ричард Темпл мне не друг.
- И ты решила порезать его галстук? Зачем?
- Да брось. Тебе ведь этот Ричард тоже не нравится.
Полковник подтверждать её догадки не стал, и вместо этого спросил:
- Ты что наплела про смену власти и, главное, кому? Ты что, вправду не понимаешь, кто эти люди, и каково их влияние здесь?
- Да ладно тебе, не преувеличивай. Ты их лица видел? Просто сборище зажравшихся придурков. Ещё чуть-чуть и они бы точно заказали мне вашего своего шефа. А ты сорвал такой спектакль.
- В театре тебе надо работать, вот где, - пробурчал полковник и повел Гольдхаген к особняку.
- Я, конечно, владею, навыками актерского мастерства, но играть на сцене не интересно.
- Что, весь мир театр, а люди в нём актеры?
- В театре никто бы меня не пристрелил за плохую игру. Так что, считай, в театре нет азарта.
- А здесь за чересчур хорошую игру в провокатора тоже можно дорого поплатиться.
- Да не надо дуться. У вас тут слишком скучно. Кстати, зачем мы идем в особняк?
- Развеять твою скуку. Наберешься новых впечатлений, я обещаю.
Проведя Гольдхаген в подвальное помещение, тот самый нижний ярус, где располагалась тюрьма для кровопийц, первым человеком кого они там встретили, оказалась та самая охранница из шотландской тюрьмы, которой три месяца назад Гольдхаген прикусила загривок. Охранница недобро глянула на альварессу, но ничего не сказала. Обрадовался только начальник тюрьмы Кларк Ремси.
- О, наконец-то, переезжаете к нам? - обратился он к Гольдхаген, заметно притихшей и растерянной.
- Нет, Кларк, пока что мы пришли просто на экскурсию, - ответил за неё полковник.
И он повёл женщину по полуосвещенному коридору, вдоль которого по обеим сторонам тянулась вереница дверей. Отодвинув засов на форточке одной из них, полковник предложил:
- Посмотри внутрь.
Гольдхаген подошла к открывшейся выемке в двери:
- Что там? Я ничего не вижу.
Полковник нажал на выключатель возле двери, в камере зажегся тусклый свет, и Гольдхаген отпрянула назад, вжавшись спиной в противоположную дверь. На её лице недвусмысленно читался испуг.
- Что такое? - с подчеркнутым спокойствием спросил полковник и предложил, - Подойди ближе, так же плохо видно.
Не видя у Гольдхаген желания приближаться к полуоткрытой двери, полковник опустил руку на её плечо и притянул к окошку. Женщина в напряжении сглотнула и, не моргая, уставилась внутрь помещения.
- Кто это? - прошептала она.
- Детоубийца. Похитила в сумерках трехлетнюю девочку, пока мать отвлеклась, и пила её кровь. Что там крови в маленьком ребенке? А кровопийца голодала месяц.
Что так шокировало Гольдхаген, полковник примерно представлял. Все арестанты ютились к голой камере два на три метра, одетые единожды в балахон, что носили долгие годы под землей и в стальных масках, что облегали всё лицо.
- Почему она не подходит?
- Она не знает, что мы здесь.
- А как же голоса?
- Она не может слышать. И видеть тоже.
- Почему?
- Её глаза и уши проткнуты.
- Как? - вырвалось у неё.
- Очень просто, - всё так же бесстрастно продолжал полковник, не сводя с Гольдхаген глаз. - В маске есть специальный механизм, в механизме спицы. Сначала маску одевают, потом задвигают спицы. Хочешь, покажу?
Гольдхаген отшатнулась и от него. Полковник задвинул форточку, взял женщину под руку и повёл к подсобному помещению, где хранили весь нужный инвентарь. Там он без труда нашел старую маску и наглядно продемонстрировал, как спицы двигаются внутри и на какую глубину.
- Всё-всё, - раздраженно и в панике произнесла она, - я все поняла, уйдем отсюда.
Из особняка Гольдхаген буквально выбежала. Пытаясь отдышаться от нахлынувших эмоций, она тихо произнесла:
- Зачем такая жестокость? Для чего?
- А для чего убивать детей, если можно жить под солнцем и общаться с дарителем в любое время? Ты же была в Гипогее, знаешь тамошние нравы. Кстати, годичное проживание в Гипогее, ещё один минус в твоей биографии. Для Фортвудса ты не слишком благонадежна для жизни среди смертных.
- Я не убивала людей как они. Ради самообороны, по приказу - да, но не из-за крови.
- И как же ты жила целый год со своими белыми друзьями? - с нескрываемым скепсисом вопросил полковник, помня, что тех было девять, а на такую компанию после месяца голодовки одного смертного за раз не хватит.
- Мы шли за фронтом, - всё также тихо говорила Гольдхаген, - за полями мертвецов, от России и почти до Германии. Их там были тысячи... потому что шла война.
Полковник слушал её слова, в которых была и боль и отчаяние минувших дней. Год пития крови мертвецов - он даже понятия не имеет, каков о это. А эта, по сути, девчонка от мира альваров знает. И вряд ли когда-либо добровольно захочет повторить опыт минувших дней.
- Зачем вы одеваете на них эти маски?
- А что нам еще делать с детоубийцами, кровопийцами и маньяками? Как дать им понять, что такое наказание за проступок? Просто посадить в подвал на семь лет? Но что такое семь лет для вечноживущих? А что такое подвал без света для гипогеянцев, что веками не видели солнца? Маска всего лишь способ дать им почувствовать себя хуже, чем прежде. Ты же сама сидела в тюрьме, знаешь как там плохо. Но ты дитя света, одиночная камера и отсутствие крови для тебя уже мучение. А для них остатки зрения и развитый слух единственное, что связывает с окружающим миром. А теперь и этого у них нет, только вакуум без звуков и образов и замкнутое пространство на ближайшие семь лет. И боль в голове, которая кажется бесконечной и оттого невыносимой.
- А потом?
- Потом? Маску снимут, все раны зарастут, и органы восстановятся на освободившихся местах. И арестанты будут видеть и слышать, как и раньше.