Страница 26 из 46
— Не слушай ты их. Они завистливые дуры. Им не о чем говорить, вот они и сплетничают…
— Я понимаю, — кивнула я. — Я их не осуждаю. Но это правда?
— Вроде того. Лера, очнись. Митя далеко. Возможно, не вернется. Он живет совершенно другой жизнью. У тебя своя судьба. Думай о ней, — разозлился Сашка!
— Я думаю. Я знаю, что мне надо делать.
— Вот и хорошо, — обрадовался бесслезному финалу приятель.
— Я должна стать классным специалистом, поехать в Италию и…
— Бред какой-то. У тебя своя жизнь, еще раз тебе повторяю. Ты хоть слышишь, что я говорю?
— Конечно, и спасибо тебе за поддержку. Но это моя судьба, как ты сам выразился. Я не хочу тебя терять, Сашенька, но не дави на меня. Я сама, — сказала я и осторожно вынула свою руку из Сашкиной. — Я поеду?
— Я провожу тебя, мне тоже пора домой.
— Если можно, я хочу побыть одна.
— Ну уж нет. Я не могу допустить, чтобы с тобой что-нибудь случилось. И потом, если ты стремишься достичь берегов Италии, то хорошо бы сначала доехать благополучно до дома. Не спорь.
— Ладно, только, если можно, помолчи немного.
— Лер, ты правда похожа на романтичную дурочку.
— Спасибо, — обиделась я, — очень сейчас поддержал меня. Саш, отвяжись.
— Ты когда-нибудь думала о чувствах другого? — не отставал он.
— Я уже в прошлый раз все сказала по этому поводу. И если тебя не устраивает, можешь отправляться куда хочешь, — выпалила я на одном дыхании.
— Ты бываешь жесткой, — огорченно проговорил Саша.
— Сань, я не жестока, я просто…
— Глубоко несчастна, — договорил Саша, как мне показалось, с иронией.
Я прекратила дальнейший разговор, понимая несуразность всей ситуации. Думала я о том, почему Руфа, которую мы утром встретили, ничего мне не сказала. Из деликатности или ей просто не до этого? Я немного обиделась и в очередной раз подумала, что до моих высоких чувств никому нет дела.
Все в жизни повторяется и имеет периодичность. В тот летний день я перестала чувствовать время и в этом безынициативном состоянии прожила несколько лет. И вот сегодня я опять в осаде остановившейся жизни, стучит в висках, ноги, как и тогда, онемели, я судорожно пытаюсь разглядеть дальнейший путь. Если, конечно, нынешний день не станет последним. На этой сопливой фразе я остановилась, услышав шуршание колес и музыку, гремевшую из автоприемника. Никого не бывает в этой глуши в такое время. Сейчас все закончится. «Может, и к лучшему», — «мужественно» подумала я. Тем не менее внутренне мобилизовалась и уже была готова отразить нападение, как внезапно все стихло. Я перевела дух, поплотнее запахнула пальто и вернулась в прошлое.
Я перестала общаться с Шабельскими. У меня не было повода для звонков. Лишь иногда я испытывала угрызения совести в отношении Руфы. Но мне казалось, что и ей я не нужна. Ее чаяния, несомненно, связаны с Данилой и его освобождением. Мне эта затея представлялась бессмысленной и неправильной. То есть я понимала переживания бабушки, но ведь он убийца и должен искупить свою вину. Кроме того, меня полностью захватила студенческая жизнь, не столько учеба, сколько все то, что ее сопровождало.
Мы готовились к очередному новогоднему капустнику и страшно радовались своим незатейливым шуткам. В задачу нашего курса входило обеспечение артистов всеми необходимыми аксессуарами. Задыхаясь от возбуждения и ответственности, мы рыскали по закромам знакомых и собственных квартир в поисках «сценических» костюмов и утвари. Притащив, рассматривали добычу и приходили к выводу, что все не то. Хотелось сделать что-то шикарное — наши институтские учебные костюмы были убоги, грязны, и их было мало.
Я решила позвонить Ленке. Мы иногда созванивались, но после «удачного» посещения ее дачи особого желания встречаться не возникало. Сейчас случай был особый.
— Ленок, не буду спрашивать, как жизнь, — быстро тараторила я, — я по делу.
— Ну давай, надеюсь оно действительно очень важное, потому что я готовлюсь к сессии. И у меня непаханое поле, я еще не сделала ни одного эскиза…
— Да? Ну тогда я не вовремя.
— Ничего, что у тебя случилось?
— Мы делаем капустник, у нас все хорошо, но с костюмами проблемы. Как выходить из положения, не знаю. Не поможешь, ты же специалист? — подлизывалась я.
После долгого молчания Ленка наконец милостиво согласилась. Мы договорились о встрече, и я, обрадованная столь легкой победой, побежала в аудиторию на третьем этаже, где и должен был состояться праздник. Через полчаса явилась очень ухоженая, модная и гордая художница.
Быстро оглядев наши пожитки, Ленка сделала заключение:
— Кое-что я смогу принести, кое-что подправлю и тогда подойдет. Но все равно, не хватает нескольких по-настоящему элегантных и шикарных вещей. Лер, отойдем на секундочку. Ты можешь позвонить Руфе? У нее наверняка есть то, что вам нужно, и не думаю, что она пожадничает.
— Мне не очень удобно ей звонить. Я уже два года не была у нее, — и сама ужаснулась названной цифре. Что же делать?
— Позвони Ольге, с ней же ты общаешься, надеюсь?
— Ну тоже не очень. Лен, ты пойми меня правильно. Когда мы общались, это было все органично. Не хочется искусственно возобновлять никому не нужные отношения.
— Ты кого стараешься обмануть? Ведь прекрасно понимаешь, что твоя выдуманная неразделенная любовь к Мите вовсе не повод терять хороших людей. Ты странно себя ведешь. Всех от себя сама гонишь. Например, Сашку. Он вообще здесь ни при чем, а ты дала ему от ворот поворот. Звони, я тебе говорю.
— Ладно, попробую, — понуро согласилась я.
Дрожащей рукой и с сильно бьющимся сердцем я набирала не забытый за прошедшее время номер телефона.
— Руфина Константиновна у аппарата, — раздался знакомый хрипловатый голос. — Ну говорите.
— Руфочка, это Лера, если вы, конечно, меня помните.
— Еще помню. Как раз недавно тебя вспоминала. Интересно, думала я, сколько лет понадобиться этой дурочке прийти в себя, стать взрослой и научиться ценить настоящих людей, а не глупые фантазии. Настоящий человек — это, естественно, я.
— Я даже не знаю, как оправдаться…
— Не утруждайся. Все, что ты скажешь сейчас, будет враньем. Тебе ведь что-то нужно, иначе ты бы еще сто лет не объявилась.
— А как вы догадались? — опешила я и покраснела.
— Надеюсь, ты помнишь, что у меня два внука, и они тоже были глупыми подростками с детскими хитростями. Ну, выкладывай.
Я описала наши проблемы и попросила одолжить хоть что-нибудь из ее многочисленных театральных вещей, если ей не жалко. Ну то, что наименее ценно и ей не нужно.
— Мне жалко все, но это не повод для отказа. Это первое. Второе — у меня нет ненужных вещей, как ты изволила выразиться. Все они часть моей яркой творческой жизни. Так что приезжай, будем разбираться.
Я поблагодарила ее и уже хотела повесить трубку, гордясь тем, что не спросила о Мите.
— Лерочка, — голос Руфины Константиновны дрогнул, — приходи прямо сегодня, мне нужно выговориться.
У меня упало сердце. Неужели что-то с Митей? Нет. Тогда бы она вообще не стала вести разговор. Или у нее все еще такое потрясающее самообладание?
— Конечно, уже бегу.
Я бросила трубку и, на ходу натягивая пальто, ни с кем не попрощавшись, метнулась в метро.
Дверь мне открыл Андрей Сергеевич.
— Проходи, тебя ждут, а я уже ухожу. Руфина Константиновна, я завтра же этим займусь. До свидания, Лера. Ты очень выросла и похорошела. Мне приятно это будет передать.
— Кому передать?
— Кого увижу. — Он засмеялся. — Всем…
— Лера, ну что ты в передней застряла? — недовольно ворчала старая дама. — Знаешь, — продолжала она, — нам опять отказали. Варвары. Они никого не слушают.
— Вы о ком?
— Ну что ты какая глупая. Мы подали на пересмотр дела, я увидела кое-какие нестыковки. Адвокат нашел еще свидетелей, которые могут подтвердить, что видели Даню в тот вечер приблизительно в нужное время и совсем в другом месте. Ни прокурор, ни судья не захотели даже выслушать нас. Но что самое ужасное, от Данилы никакой помощи. Я ведь была у него. Андрей Сергеевич добился свидания, тоже не давали, но за деньги удалось, как ты понимаешь. Он был, конечно, страшно рад меня видеть, у него все в порядке. Если может быть порядок на зоне. Но говорить о том дне он не хочет. Ничего. Вообще ничего. Я не могу понять. Ни злости, ни раскаяния. Ничего. Улыбается и молчит. Целует мне руки и молчит.