Страница 56 из 58
— Трудно быть замужем за раввином; они слишком много времени проводят дома. Они постоянно вертятся под ногами. И неизвестно, когда он сбежит на какое-то важное заседание, или на замену неявившемуся лектору. Ты готовишь вкусный обед и собираешься после пойти в кино, а в итоге обедаешь одна и смотришь потом телевизор. А то приходит поговорить какой-нибудь паренек, у которого неприятности, — или он думает, что у него неприятности. И конечно, надо немедленно поговорить, потому что иначе он убежит из дома, или покончит с собой, или сбежит с какой-то совсем неподходящей девчонкой, а ты сидишь над остывающим обедом и ждешь, раздумывая — начинать без него или еще немного подождать, и прислушиваешься к голосам в кабинете, пытаясь угадать, заканчивают они уже, наконец, или еще есть о чем поговорить.
Стедман засмеялся.
— За все это время ты, конечно, могла бы и привыкнуть.
— К некоторым вещам никогда не привыкаешь. Когда мясо пережарилось, воспоминания о том, что оно пережарилось и на прошлой неделе, не помогают. Но я хотела сказать, что все это не идет ни в какое сравнение с тем, когда живешь с раввином, у которого нет кафедры. Когда Хьюго ушел на пенсию, он был полон замыслов: он собирался отредактировать свои проповеди и издать их отдельной книгой; потом должна была появиться книга заметок консультанта; следующей была книга о еврейских праздниках. Он был полон замыслов, полон замечательных намерений, которые собирался осуществить теперь, когда у него наконец-то появилось свободное время. Он капитально отремонтировал свою пишущую машинку, запасся бумагой и копиркой, купил запасную ленту и особую бумагу, с которой не надо вытирать, если сделаешь ошибку. И ровно три дня он уходил к себе в кабинет сразу после завтрака и проводил там пару часов. На четвертый день он решил сначала пойти прогуляться. Я пошла в его кабинет — не шпионить, как ты понимаешь, просто убрать и вытереть пыль. И там было только несколько листков бумаги, на которой он напечатал что-то вроде «быстрая коричневая лиса» и «восемьдесят семь лет назад» — и тому подобное.
— Иногда бывает немного трудно начать.
— Он никогда и не начинал, Дэн, — мягко сказала она.
— Я думаю, всем, кто уходит на пенсию, надо немного времени, чтобы приспособиться.
— Но раввину намного труднее, — настаивала она. — Он многого лишен. В общине о нем сложилось определенное представление, которому он должен был соответствовать. Другие люди, уйдя на пенсию, могут каждый день играть в гольф и каждый вечер в карты. Могут ходить в кино или читать детективы. Но от раввина требуется более высокий уровень — по крайней мере, он так думает. Можно иногда сыграть в гольф, но если его будут видеть на поле каждый день, люди начнут удивляться. Мы обычно ходили в библиотеку пешком, потому что от нашего дома до нее было около мили. Это хорошее расстояние для приятной прогулки по свежему воздуху, и у нас была какая-то цель. Мы ходили вдоль полок, время от времени он показывал на какой-нибудь детектив и просил, чтобы я взяла его на свой абонемент. Бедняга не хотел, чтобы библиотекарь знал, что он читает что-то несерьезное. Он мог взять на свой абонемент книги по социологии и сравнительной религии, всякое такое. Но читал он только те, которые просил взять меня.
Стедман рассмеялся.
— Какая тебе разница, что он читал? Все-таки занятие.
— О, я не возражала. Я просто вспомнила об этом, чтобы показать тебе, что у раввина все по-другому. Но он не мог читать целый день. На самом деле Хьюго никогда и не был ах уж каким читателем. И просто от нечего делать бедняга целый день ходил за мной по пятам. Когда я стелила постели, он был тут же. И когда я возилась на кухне, он был там, предлагая что-нибудь сделать, подавая вещи, которые мне не нужны. Понимаешь, у женщины свой ритм работы. Если она привыкла доставать перец из шкафчика, мало пользы от того, что она находит его под рукой. Это выбивает ее из колеи. Говорю тебе, если бы не подвернулась эта работа, я бы сошла с ума.
— Но она подвернулась.
— Да, и здесь действительно очень хорошо. И конгрегации очень нравится Хьюго. Что касается правления, так они просто не знают, как еще показать, насколько они благодарны за его приезд. И Хьюго нравится здесь намного больше, чем в его старой конгрегации, где он провел тридцать лет. Со времени приезда у него не было ни одной размолвки с правлением, они со всем соглашаются. С этой точки зрения это самая легкая работа, какая у него когда-либо была. И он вовсе не стар, понимаешь? Я хочу сказать, что раввин в шестьдесят пять лет действительно в расцвете сил. В конце концов, он не роет канавы. И потом он может читать все свои старые проповеди, а для этих людей они, конечно, как новые.
— Но ведь это только временно.
— А вот это не обязательно. Если бы Хьюго не был таким нерешительным в некоторых вопросах и таким непрактичным, он мог бы оставаться здесь столько, сколько захочет. Он наверняка посоветуется с тобой. Я говорила с ним, и почти убедила.
Она включила сигнал поворота и повернула за угол.
— Вот наша улица.
Она остановила машину у обочины, и в ту же минуту рабби Дойч помахал им рукой с веранды.
Когда Дэн вышел из машины, шурин бурно приветствовал его:
— Рад видеть тебя, Дэн. Побудешь у нас какое-то время, а? Эй, дай я возьму твой чемодан.
Несмотря на протесты шурина, он ухватил самый большой из двух чемоданов, которые Дэн выгрузил на тротуар, и направился к дому.
— Похоже, Хьюго подходит здешняя жизнь. Он выглядит намного веселее и энергичнее, чем когда я видел его последний раз.
— Это правда. И все из-за новой работы. Он действительно страшно доволен. Ты должен помочь мне убедить его остаться.
— Мы еще поговорим об этом, — как-то загадочно произнес он.
Глава LII
Они решили, что говорить будет Рэймонд.
— Ты вечно торопишься, Марти. С людьми такого класса как Дойчи надо быть неторопливым и спокойным. Пойми, это тебе не пара, проигравшая на скачках деньги за аренду и пришедшая к тебе за ссудой.
— Хорошо, хорошо, говоришь ты, но добейся, чтобы контракт был подписан сегодня вечером.
— Ты все время твердишь, что мы должны подписать его сегодня вечером, а мне все равно, когда он подпишет, если скажет, что остается. Может он захочет, чтобы с контрактом познакомился его адвокат…
— Да? Послушай, Берт, пока у нас нет его подписи на документе, у нас нет ничего. Я знаю, что он классный парень, возможно, хозяин своего слова, но у меня было слишком много сделок, когда договариваешься и обмениваешься рукопожатием, а позже выясняется, что ты их неправильно понял или что обстоятельства изменились. Ты думаешь, мы единственные, кому он нужен? А если через пару недель он решил, что работать ему нравится больше, чем шататься без дела, и отправил в конгрегации, где рабби собирается в отпуск, письма со словами: «Мне стало известно, что ваш духовный лидер, рабби Зилч, уходит в годичный отпуск, та-та-та, та-та-та… и поэтому я хотел бы сообщить вам, что готов рассмотреть возможность выручить вас — та-та-та, та-та-та. Искренне ваш, Хьюго Дойч, раввин в отставке».
— Брось, Марти!
— Я бы не удивился. Смотри, он на пенсии всего несколько месяцев. Правильно? Мы предложили ему работу. Правильно? Так почему он согласился, если уже ушел на пенсию? Можно еще понять, если он при этом выручает своего приятеля-рабби, который заболел или идет в отпуск. Но со Смоллом он не был знаком. И вот почему он согласился: ему надоело рассиживать на своей раввинской заднице без дела. Отставка, знаешь ли, не всем по вкусу. И если он захотел опять впрячься в работу, то, наверное, уже начал связываться с другими конгрегациями
— Хорошо…
— Именно поэтому я хочу его подпись на контракте. Потому что когда через несколько дней Смолл вернется, он поведет себя так, будто просто был в отпуску и готов приступить к работе.
— А мы скажем ему, что поняли это иначе и выбрали свой вариант.