Агент из Версаля

Кош гулебщиков, в котором был и Леонтий, растянулся в горловине займища. Атаман Сулин и полковники наблюдали за перемещением сил с кургана. Когда займище было окружено, троекратный ружейный залп возвестил о начале гона!

Первой двинулась цепь верхоконных со стороны степи. Снег доставал лошадям до колен, не давая разогнаться. Одновременно пешехожие, сужая пространство, спустились с холмов. По низкому небу кочевали гривастые тучи, подстегиваемые ветром. Тень и пятна света бежали по снежному морю. Временами яркие звездочки вспыхивали на серебряных кольцах сбруи. Стоголосый рев охотников возрастал по мере приближения к займищу.

Леонтий с трудом удерживал Айдана, возбужденного шумом и близостью кобыл. На пару с Пантелеем Белощекиным они таились в засаде, на пологом склоне, скрытом кустами шиповника. Поверх колючих лоз открывалась вся ширь займища.

Великая козацкая потеха была в разгаре! Стадо зайцев металось между всадниками, которые нещадно засекали их нагайками. Вдоль низины, где желтели кулижки камыша и топорщились пониклые вербушки, конники гаяли лисиц и кабанов, петляющих туда-сюда, обходящих или тараном пробивающих препятствия. При виде этого у Леонтия неудержимо захватило дух!

– Изготовься! Зараз и нам будет развесело! – пробасил Белощекин, поигрывая своим мощным ременным волкобоем, увенчанным тяжелым шаром. Нагайка эта была недлинна, но в ручище Пантелея обретала сокрушительную силу. По всему Черкасску ведали, что лучше его никто не валит волков. С одного-двух ударов ломал он серому лопатки. И теперь, цепко вглядываясь в пространство между скатами, в расписанную следами зверей снежную гладь, богатырь ожидал появления стаи. Волков здесь видели дрововозы и осенью, и по первоснежью. Однако, опережая их, из-за крайних деревьев высокими прыжками вылетели косули, – и попали под дротики и нагайки охотников.

Всего минуту, охваченный азартом, наблюдал Леонтий и его напарник за действиями охотников. И этого оказалось вожаку достаточно, точно бы почуявшему, что внимание людей отвлечено. Машистым бегом, проломив тальники, он провел стаю мимо козаков. На треск сохлой полыни Пантелей обернулся и выдохнул:

– Эх, проворонили!

Но тотчас полохнул ружейный залп из кустарников, с наветренной стороны, где был следующий козачий секрет. Сизое облачко пороха повисло на ветках терновника. Запах дыма волнующе ощутили козаки. Похоже, волки дальше не ушли…

Между тем гайщики, сомкнув строй, завершали гон.

Леонтий, не выдержав, тронул коня, который почему-то стал непослушно и пугливо пятиться. Какой-то странный желтоватый узор мелькнул сквозь красноватые ветки молодого боярышника. «Никак, рысь?» – ожгла Леонтия догадка, и он, перехватив по-боевому дротик, выкрикнул:

– Рысь! Отбивай от леса!

Белощекин, оказавшись впереди, смахнул со склона. А Леонтий направил араба к распадку камней. Саженей двадцать оставалось до места, где мог быть зверь. И, храня молчание, они, опытные охотники, поняли друг друга, решили атаковать с ходу, чтобы зверина не ушла за деревья.

Заскочивший наперед Белощекин от изумления ахнул, когда его дончак осадисто замедлил бег, остановился и с громким ржанием взвился на дыбки. Непривычная растерянность омрачила лицо бородача. Он заткнул ручку нагайки за пояс, катнув свинцовый шар по земле, и выдернул из переметной сумы чекан. Леонтий, поравнявшись с ним, увидел между колючими зарослями терновника огромную пятнистую кошку. Размером она была с полугодовалого телка. По серебристой лоснящейся шерсти, точно медяки, были рассыпаны охристо-красноватые пятнышки. Бросилась в глаза большая головень этого невиданного прежде зверя, коричневые прижатые уши, широкий, такого же цвета, нос и светлая шея, по которой тянулись тонкие полоски.

– Барс, – только и выдохнул Пантелей и, судорожно глотая слюну, посмотрел на своего напарника. Отчаянный блеск в глазах богатыря ободрил Леонтия.

Могучий зверь, скалясь, присел на задние лапы. Позади него все ближе слышался шум гона, по-младенчески рыдающие голоса раненых зайцев. Барс вздрогнул всем телом, на миг скосил голову на густолесье. Отступать было некуда. Путь остался только вперед!

Леонтий обостренным зрением уловил вымах передних лап барса, его ощеренную клыкастую пасть и взметнувшийся длинный хвост с черными кольцами на кончике. Вероятно, хищник был молод, безогляден, и бросился напролом, чтобы отогнать коня или ранить. В тот же миг козаки рванули лошадей навстречу! Пантелей занес чекан, правя наперерез зверю. А Леонтий, подстегнутый тем бесстрашием, которое овладевает человеком в минуту крайней опасности, понял с ужасающей ясностью, что Белощекин не успевает ему помочь, если этот могучий кот сделает прыжок или ударит лапой. Окаменевшая рука срослась с дротиком, и лишь вскользь выхватывал взгляд, сосредоточенный на звере, острие его старинного оружия…

Перед атакой барс, пригнувшись к земле, метнулся влево, заставив Айдана шарахнуться и стать боком. Следующим движением он был готов сомкнуть зубы на шее лошади, если бы не разящий, как удар молнии, удар козачьего дротика. Он вошел зверю под грудину наискось и на мгновенье заставил отпрянуть. Белощекин в тот же миг изо всей силы опустил чекан на шею барса и вторым ударом заставил его издать рык и замереть. Леонтий выхватил из ножен шашку. Но она уже не понадобилась. Темная кровь ключом била из зияющей на шее раны. И этот царственный обитатель Кавказа, жалобно, точно прощаясь, простонав, лег наземь. Жажда жизни заставила его снова встать на лапы. Но тут же, содрогнувшись, он рухнул с торчащим в груди дротиком и остался недвижим…

На всеобщем пиру в атаманском правлении, куда прикатили бочку водки и снесли жареную дичину, войсковой атаман Сулин предложил выпить за лучшего гулебщика, сотника Ремезова. А Леонтий не мог отрешиться от неприятного холодка, сковавшего грудь. И только после третьей чарки, захмелев, обрел он привычное состояние. Но тоска по Мерджан, непреходящая боль утраты, отвлекали его, делали безразличными похвальные слова односумов. Закружило застолье, но не согрелась душа байками да водкой. Без любимой мир стал горестным и пустым.

Слава охотника-смельчака обернулась для сотника Ремезова новым испытанием. Хотя полк Платова, в котором он служил, готовился к походу в Пошехонский край, в Поволжье и на Вологодчину, где разбойничали шайки бунтовщика Васильчихина и недобитых пугачевцев, Леонтий был срочно вызван в войсковое правление с полусотней козаков, отобранных из разных частей. Это было непредвиденно, поскольку его полк уже собирался в поход.

Семен Никитич Сулин, разгладив окладистую бороду и приняв строгий вид, приказал писарю зачитать ордер, поступивший от главнокомандующего всеми иррегулярными войсками империи графа Потемкина. В нем повелевалось: «По получении сего имеет Войсковая канцелярия, набрав из самых лучших и способнейших в оборотах козацкой службы 65 человек, на легких, прочных лошадях, отправить в Москву, приказав явиться у меня, стараясь при том, чтобы оные к январю месяцу наступающего года прибыть туда могли. А как оные имеют быть употреблены, в знак ревности и усердия всего войска – при Высочайшем Ея Императорского Величестве Дворе, то и не сомневаюся я, что войско Донское избранием к тому из имянитых и лучших людей, соответствующих как знанием службы, так и поведением своим, оправдает то непрестанное мое у престола Ея ходатайство, которое я к благополучию его употребляю, а о доставлении им в пути продовольствия предложено от меня господину генерал-майору Потапову».

Собравшиеся слушали писаря, стоя навытяжку, постепенно понимая, что именно на них пал атаманский выбор. Подняв голову, войсковой атаман безо всяких обиняков объявил:

– По решению войскового Совета и моей волей, братцы-козаки, надлежит примерным поведением и рачительной службою прославить вольный Дон при Дворе Ее Императорского Величества. Казна каждому из вас выделит для покупки запасной лошади столько монет, сколько потребно. На сборы отвожу аккурат три дня. Командиром сего почетного сикурса, а лучще сказать – эскадрона, я назначаю всем известного полковника Орлова. От обер-коменданта крепости Святого Димитрия Потапова намедни я получил циркуляр о выделении провианта, фуража и прочего довольствия. Распоряжаться этим будет вверенный ему поручик Матзянин. Одним словом, братцы-донцы, с Богом!