Страница 7 из 14
В помянниках имя протопопа Аввакума стоит далеко от начала и конца. Те, кто поминал его, начинали поминовение с «прадеда нашего Адама и его супруги, прабабы нашея, Еввы», патриархов московских, митрополитов киевских и московских, царей и великих князей русских, игуменов Святой Горы и русских монастырей, юродивых, также и «братии наших, избиенных <…> от татар, и литвы, и от немец, и от иноплеменник, и от своей братии, от крещеных, за Доном, и на Москве, и на Берге, и на Белеве, и на Калках, и на езере Галицком, и в Ростове, и под Казанью, и под Рязанью, и под Тихою Сосною <…> на Югре, и на Печере, в Воцкой земли, и на Мурманех, и на Неве, и на Ледовом побоище». Они поминали и тех, «иже несть кому их помянути сиротства ради, убожества и последний ради нищеты». Они поминали и пострадавших за старую веру, сожженных в Пустозерске и в Москве, замученных в Нижнем, на Дону, в Вязниках, Новгороде, Пскове, на Соловках, в Сибири. Они поминали, наконец, и свои собственные роды[79].
Старообрядческая традиция в этом случае, как и во многих других, есть прямое воплощение древней русской традиции. Достаро-обрядческие помянники были построены по аналогичному типу: в них рядом с частными поминаниями находились общие; прежде чем вписать в книгу поминание конкретного рода, вписывали в неё поминание памятных в русской и всемирной истории лиц.
Своё Житие протопоп Аввакум кончил такими словами: «Пускай раб-от Христов веселится, чтучи, а мы за чтущих и послушающих станем Бога молить. Как умрем, так оне помянут нас, а мы их там помянем. Наши оне люди будут там, у Христа, а мы их во веки веком. Аминь»[80].
Эти слова можно воспринимать как обращение и к нам, «чтущим и послушающим» его Житие.
Литература нашего времени утратила свойство «историчности». С ней теперь в первую очередь связано представление не о действительно бывших, но о художественно вымышленных событиях. Но свойство своё быть хранилищем впечатлений, принадлежащих национальной памяти, она до сих пор особым образом сохраняет. И люди, забывшие своих родных прадедов, как живых помнят вымышленных Татьяну Ларину и Алёшу Карамазова, а вместе с ними и создавших эти литературные образы Пушкина и Достоевского. И в памяти о них происходит то соединение живых и умерших, которое не позволяет распасться связи времён.
Житию протопопа Аввакума в равной степени присущи свойства обеих русских литератур, старой и новой. Оно в первую очередь «исторично», но оно и «литературно», в том новом духе, который присущ литературе нового времени; недаром лучшие писатели XIX – начала XX веков ощущали свою как бы «корпоративную» близость с его автором[81]. Аввакум заставляет нас, привыкших к памяти литературной больше, чем к памяти истинной, помнить его одновременно и как литературного героя знаменитого Жития, и как автора этого самого Жития, человека, жившего до нас на земле, проповедника и священномученика. Так через «новую» память приходит к нам память «старая». Теперь и от нашей любви зависит вечная память протопопа Аввакума на земле.
Житие протопопа Аввакума, им самим написанное
Крестъ – всѣмъ воскресение, крестъ – падшим исправление, страстем умерщвление и плоти пригвождение; крестъ – душам слава и свѣтъ вѣчный1. Аминь.
Многострадальный юзник темничной, горемыка, нужетерпецъ, исповѣдникъ Христовъ священнопротопопъ Аввакум понужен бысть житие свое написати отцемъ его духовным иноком Епифаниемъ, да не забьвению предано будетъ дѣло Божие. Аминь2.
Всесвятая Троице, Боже и Содѣтелю всего мира, поспѣши и направи сердце мое начати с разумом и кончати дѣлы благими ихже нынѣ хощу глаголати аз, недостойный. Разумѣя же свое невѣжество, припадая, молю ти ся, и еже от тебя помощи прося: Господи, управи умъ мой и утверди сердце мое не о глаголании устен стужатиси, но приготовитися на творение добрых дѣлъ, яже глаголю, да, добрыми дѣлы просвѣщенъ, на Судищи десныя ти страны причастник буду со всѣми избранными твоими.
И нынѣ, Владыко, благослови, да, воздохнувъ от сердца, и языком возглаголю3 Дионисия Ареопагита о Божественных именех4, – что есть тебѣ, Богу, присносущные имена истинные, еже есть близостные, и что – виновные, сирѣчь похвальные.
Сия суть сущие: Сыи, Свѣтъ, Истинна, Животъ. Только свойственных четырѣ. А виновных много, сия суть: Господь, Вседержитель,
Непостижим, Неприступен, Трисиянен, Триипостасен, Царь Славы, Непостоянен огнь, Духъ, Богъ, и прочая.
По сему разумѣвай того же Дионисия о истиннѣ: «Себе бо отвержение – истинны испадение; истинна бо сущее есть; аще бо истинна сущее есть, истинны испадение сущаго отвержение есть. От сущаго же Богъ испасти не можетъ, и еже не быти – нѣсть»5.
Мы же речем: потеряли новолюбцы существо Божие испадени-емъ от истиннаго Господа Святаго и Животворящаго Духа. По Дионисию, коли ужъ истинны испали, тутъ и Сущаго отверглись. Богъ же от существа своего испасти не может, и еже не быти – нѣсть того в нем, присносущен истинный Богъ наш. Лучше бы им в Символѣ вѣры не глаголати «Господа», виновнаго имени, а нежели «истиннаго» отсѣкати, в немже существо Божие содержится. Мы же, правовѣрнии, обоя имена исповѣдуем и в Духа Святаго, Господа истиннаго и животворящаго, свѣта нашего, вѣруем, со Отцем и с Сыномъ поклоняемаго6, за негоже стражемъ и умираемъ, помощию его владычнею.
Тешит нас той же Дионисий Ареопагит, в книге ево писано: «Сей убо есть воистинну истинный християнин, зане истинною разумѣвъ Христа и тѣм богоразумие стяжавъ, исступив убо себе, не сый в мирском их нравѣ и прелести, себя же вѣсть трезвящеся и изменена всякаго прелестнаго невѣрия, не токмо даже до смерти бѣдъствующе истинны ради, но и невѣдением скончевающеся всегда, разумом же живуще, и християне суть свидѣтельствуемы»7.
Сей Дионисий, научен вѣре Христовѣ от Павла апостола, живый во Афинѣхъ, прежде, да же не приити в вѣру Христову, хитрость имый исчитати бѣги небесныя8. Егда же вѣрова Христови, вся сия вмѣних быти яко уметы. К Тимофею пишет9 в книге своей, сице глаголя: «Дитя, али не разумѣешь, яко вся сия внѣшняя блядь ничтоже суть, но токмо прелесть, и тля, и пагуба. Аз пройдох дѣлом и ничтоже обрѣтох, токмо тщету». Чтый да разумѣетъ.
Ищитати бѣги небесныя любят погибающим, понеже «любви истинныя не прияша, воеже спастися имъ, и сего ради послетъ имъ Богъ дѣйство льсти, воеже вѣровати им лжи, да Суд приимут не вѣровавшии истиннѣ, но благоволиша о неправдѣ». Чти о сем Апостолъ, 27510.
Сей Дионисий, еще не приидох в вѣру Христову, со ученикомъ своим во время распятия Господня бывъ в Солнечнем-граде и видѣ: солнце во тьму преложися и луна – в кровь, звѣзды в полудне на небеси явилися чернымъ видом11. Он же ко ученику глагола: «Или кончина вѣку прииде, или Богъ Слово плотию стражет», понеже не по обычаю тварь видѣ изменену и сего ради бысть в нѣдоумѣнии.
Той же Дионисий пишет о солнечном знамении, когда затмится: есть на небеси пять звѣздъ заблудных, еже именуются луны. Сии луны Богъ положил не в предѣлех, якоже и прочим звѣзды, но обтекаютъ по всему небу, знамение творя или во гнѣвъ, или в милость. Егда заблудница, еже есть луна, подтечет от запада подъ солнце и закроетъ свѣтъ солнечный, и то затмѣние солнцу за гнѣвъ Божий к людям бываетъ. Егда же бывает от востока луна подътекает, и то, по обычаю шествие творяще, закрывает солнце12.
А в нашей Росии бысть затмение солнцу в 162 году перед мором13. Плыл Вольгою-рекою архиепископъ Симеонъ Сибирской14, и в полудне тма бысть, перед Петровым днем недѣли за двѣ; часа с три плачючи у берега стояли. Солнце померче, от запада луна подътекала, являя Богъ гнѣвъ свой к людям. В то время Никонъ-отступник вѣру казилъ и законы церковныя, и сего ради Богъ излиял фиял гнѣва ярости своея на Русскую землю; зѣло моръ великъ былъ, нѣколи еще забыть, вси помним. Паки потом, минувъ годов с четырнатцеть, вдругорядъ затмѣние солнцу было въ Петров постъ: в пяток, въ час шестый, тма бысть, солнце померче, луна от запада же подтекала, гнѣв Божий являя, – протопопа Аввакума, бѣднова горемыку, в то время с прочими в соборной церкви власти остригли15 и на Угрѣше16 в темницу, проклинавъ, бросили.
79
См.: рукопись БАН, собр. Дружинина, № 108 (старый № 139), старообрядческий Синодик, л. 45 и др. Ср.: Пыпин А. Н. Сводный старообрядческий Синодик. С. 11–33.
80
См. наст. изд. С. 168.
81
Подборку высказываний русских писателей ХІХ-ХХ вв. о творчестве Аввакума сделал В. И. Малышев – см. его статью: Заметка о рукописных списках Жития протопопа Аввакума // ТОДРЛ. М.; Л., 1951. Т. 8. С. 388–397 (Перепечатка: Малышев В. И. Избранное: Статьи о протопопе Аввакуме. С. 141–155).