Страница 12 из 13
А когда мы останавливаем руку вразумляющего отца, потому что, как нам кажется, он не так сказал и взял не такой ремень, который нам кажется очень жестким и жестоким, мы совершаем огромную ошибку. Мы в глазах ребенка являемся тем щитом, который нас ограждает от другого удивительного взгляда на свой поступок. Процесс воспитания детей – это интимный процесс, он принадлежит тебе и ребенку. Он не должен звучать в антитезу, а ты такими словами говоришь. Дай эти слова прожить тому, кто обличил, сказал жестко. У него тоже есть душа и такое понятие, как совесть – важнейший барометр, правильно или неправильно, верно или неверно. Поэтому, прожив угрызения своей совести, человек будет искать тональность, в данном случае, в другой раз.
Когда вы его остановили, вы выясняете отношения между собой. Вы отторгаете. Вот почему часто семьи остаются одинокими, неполными. Это же страшный момент – неполная семья. Одно дело – человек ушел из жизни, это одна сторона, здесь промысел Божий о человеке.
Протоиерей Димитрий Смирнов: Потом, он как бы остается, о нем можно молиться, на могилу прийти. А если он бросил, то любая мысль о нем, она болезненна.
Татьяна Воробьёва: Более того, не просто болезненная, она осуждающая. Она дает ненависть, бунт, протест, саму мысль о том, что родители даны не случайно, она подсекает на корню, она осуждает. И тут росточку любви все труднее, понятия, понимания, роста этому нет. А это осуждение возвращается к тебе бумерангом, и ты можешь точно так поступить и предать свою семью будущую. О чем хочу сказать? Процесс воспитания, порицания – глубоко интимный процесс. Мать и ребенок, отец и ребенок. Вот тогда каждый будет значим, и каждый будет преодолевать, осознавать, что я подобрал слово верно или не подобрал.
А когда мы локоточки расставили и сказали, что только я последняя ипостась и истина, ты неправильно говоришь и делаешь, мы удаляем человека. Раз повоевал, два повоевал, но война не может быть бесконечной – да отойду я, пускай она воспитывает. Однобокое воспитание – либо мама, либо чаще сейчас папы стали одни воспитывать своих деток. Но все это кособокость, дисгармония в воспитании. И здесь мне хочется сказать – опять наш эгоизм не должен быть в лейтмотиве. Должно быть – как ты думаешь. Как мы думаем? Мы же семья! Мы думаем. Эта коллегиальность, это единство сегодня перестало звучать.
Протоиерей Димитрий Смирнов: Тут даже больше, чем коллегиальность. Несмотря на то, что в церкви большинство женщин. Ты смотришь и в своей мужской ипостаси на весь тот женский мир. И поэтому видишь – мы такие разные. И вдруг из воспитания мы убираем женщину. И что это будет? По-моему, человек без 2 ног комфортнее себя чувствует, чем без матери. И вообще воспитание невозможно без одного из родителей. Все остальные, бабушки и дедушки, должны максимально компенсировать. Но на сто процентов это невозможно.
Полвека было выражение такое – безотцовщина, потому что в этом смысле человек в большой степени обречен на то, что нет мужской руки, направляющей его воспитание, то есть, возможно, будут очень серьезные изъяны. А сейчас это как-то люди воспринимают, что семья – это людьми созданный институт. Можно менять.
Татьяна Воробьёва: Партнерский брак.
Протоиерей Димитрий Смирнов: Тейбл-теннис, такой теоретический подход к этому самому сакраментальному делу. Во-первых, Бог нас создал, как семьи. Государство состоит из семей. Церковь состоит из семей. Человеку хорошо возрастать в семье. Семья – это устойчивая форма бытия. У разных млекопитающих – эти стадом живут, вот эти прайдами, все разные. Для выживания. И семья, если она большая, где есть и дядья, деды, и прадеды, это 50–100 человек. И там что угодно, пожар, смерть, все берет на себя. И это мощная устойчивая структура божественного происхождения. А когда это стало чем-то таким зыбким, человек получается несчастным.
Татьяна Воробьёва: Здесь еще есть удивительная закономерность. Неполнота семьи – она, как плохой ген, как гетерозиготность, есть такое понятие. Это начинает передаваться по наследству. У меня неполная семья, вот она дальше, дальше. Идет по нарастающей. Это момент очень страшный, по сути своей лишающий человека гармонии, ведь это однобокое воспитание. Подчас отец, не вмешиваясь явно, всегда оказывается за плечом, он всегда присутствует, он всегда говорит – это ты воспитала. Здесь вопрос, где был ты. Но тут начинается созидание, не выяснение, а созидание единой концепции, единой цели, единой точки зрения методов и приемов. Но метод и прием направлен только на одно – воспитать в человеке человека, творение божье, которое несет ответственность за все то, что он творит на этой земле, несет ответ и за родителей, и за всех, и т. д.
Сегодня этот момент уходит немножко на другой план. Он уходит в то, что мы подменяем собой всех и вся, мы ставим себя во главу угла там, где мы должны быть коллегиальны с отцом, а там, где мы должны, действительно, служить, мы это отдаем в другие руки. Этот парадокс меня сегодня поражает. Всему придет и научит Мария Ивановна, Мария Петровна, Иван Петрович, а вы отходите, вы не смотрите, чему учат Мария Петровна и Мария Ивановна. А вы не послушали, не посмотрели, вы просто отдали своего ребенка в руки другие.
Протоиерей Димитрий Смирнов: А вы не посмотрели, что это за человек, а вдруг это змея подколодная?
Татьяна Воробьёва: Что она исповедует. Сегодня мы пришли к психологу, а она сказала – и т. д., и т. п., мы потом в ужасе говорим, что она сказала – отодвиньте мать на второй план? Меня эти рекомендации поражают. Они подчас бомба не замедленного действия, а взрывающая семью изнутри. Все, ни отец, ни мама не стали авторитетом. А априорные начала – это мама и папа даны Богом, то, с чего мы начали. Они даны Богом, их нельзя выбрать, их нельзя поменять, по сути своей, только в случае смерти, в случае несчастья, которые идут промыслительно по отношению к этому ребенку. Их нельзя просто поменять, потому что они некрасивы, уродливы, больны, немощны, нищие и т. д. Они даны, как данность, в которой ты должна жить, развиваться, благодарить и становиться личностью.
Этой основы сегодня нет. Она не звучит ни в семье, нигде. Она не звучит в плане благодарности за то, что мне дано. Родить инвалида – мне дано изначально пережить сопереживание, мне дана забота, и если я эту задачу выполняю, Господь найдет, как меня наградить за это.
Протоиерей Димитрий Смирнов: Древние говорили так: «Здоровье – Божий дар, а болезнь – дар бесценный». С помощь болезни ты научишься тому, чему здоровье не научит. А так само собой тебе дается даром некое духовое преимущество. Но современный народ наш бедный этого не видит.
Татьяна Воробьёва: Но он не видит не потому, что не видит, он душой слеп.
Протоиерей Димитрий Смирнов: Да, душевно очинно ослеплен.
Татьяна Воробьёва: А мы не говорим. Хорошо, мы с вами поднимаем вопрос о нашей взаимосвязи, не случайно тема такая – чти родителей твоих, и благо тебе будет. Эта тема немножко размыта. Сегодня родители немножко идут по другой стезе – их компетентность в этом мире, их материальная обеспеченность, их внешние данные, и т. д. и т. п. И не идет самого главного – они даны Богом, такие, какие они даны, мне должно их почитать, и мне должно о них заботиться в их немощи в дальнейшем и в дальнейшем упокоить их старость. Это и мне надо будет молиться, и почитать их, и вымаливать их, если придется, все это придется делать мне, ребенку.
Этот пласт понимания того, что мы духовно служим друг другу и что невозможность спастись одной половинке без другой, невозможно без почитания родителей сказать, что ты будешь счастлив и благополучен в этой жизни. Без правильного воспитания в наших детях именно этой позиции невозможно счастье детей. Мы воспитаем эгоистов, так называемых детей индиго, когда мы в восторге от их интеллекта, что они олимпиады решают, победили везде, и т. д., все прекрасно, кроме одного. Есть одна олимпиада – на служение своим родителям, здесь ты победил или ты не просто победил, а ты даже просто не допущен к участию, потому что твои родители – это просто предки для тебя, и просто отягощенный груз, который мешает тебе жить, как ты хочешь, как ты знаешь.