Мэтр на учебе

— Надеюсь, ты не проклянешь меня за то, что я снова потревожил твой покой, — хмыкнул я, ножом распоров себе руку и проследив, как кровь из порезанной вены заполняет выцарапанный на алтаре рисунок. — Ты всегда любил жизнь и боролся за нее до конца. Для тебя не было ничего важнее победы над смертью и собственной немощью. Хорошо, если и после ухода ты не изменил своим принципам, иначе я зря все это затеял.

Словно насытившись кровью, алтарь, испускающий свет, засиял еще ярче каким-то зловещим багровым оттенком. Такими же огнями загорелись и руны на полу, и стены, и даже, кажется, потолок. А спустя несколько минут в комнате заметно похолодало, и вырвавшееся из моего рта облачко пара дало понять, что дверь между мирами вот-вот готова открыться.

Дождавшись, пока на стенах осядет иней, я улыбнулся и, перетянув руку заранее приготовленным лоскутом ткани, приложил темную печать к алтарю. А затем затянул монотонный речитатив, призванный удержать дверь в Иное хотя бы на несколько мгновений.

Магия крови играла в обряде роль связующего компонента, объединившего мир живых с миром мертвых. Руны выполняли функцию отмычки, с ювелирной точностью подобранной к самому сложному на свете замку. Находящийся в центре схемы алтарь стал источником силы, позволившим провернуть отмычку в замочной скважине. А я являлся просто-напросто посредником. Маяком для заблудившейся в коридорах вечности души.

Правда, и это не гарантировало результата, потому что далеко не всякая душа стремится вернуться обратно: Нич должен был сам услышать и почувствовать мой зов. И сам должен был захотеть вернуться.

— Я знаю, ты не забываешь долгов… — прошептал я, почувствовав, как ворвавшийся в помещение холод заморозил меня буквально до костей. — Ты мне должен, Нич, помнишь? И я пришел потребовать с тебя этот долг!

Порыв ледяного ветра, вырвавшийся из-за внешней границы очерченного мною круга, был поистине страшным. Я едва устоял на ногах, несмотря на целую кучу охранных рун и защитных заклинаний. Над головой тоскливо застонали потревоженные перекрытия. Где-то снаружи грохнула дверь. А затем вырвавшаяся из алтаря тьма вспыхнула грязным черным цветком и, заполонив все вокруг, мгновенно поглотила окружающий мир и густыми клубами вилась вдоль края пылающей алыми огнями схемы. При этом она стала почти осязаемой. Живой. Я словно видел перед собой хищное существо, плотоядно облизывающееся и жадно посматривающее на мою кровоточащую руку.

— Ни-и-ич… — решительно позвал я, не обращая внимания на то, с каким вожделением тьма сжимается вокруг алтаря, с довольным урчанием слизывая один слой защиты за другим. — Нич! Вернись, старый маразматик, я должен задать тебе пару важных вопросов! Сумеешь ответить — так и быть, упокою на веки вечные. А если нет… прокляну! Да так, что тебя и в посмертии будут мучить недельные запоры.

Тьма сгустилась еще сильнее, слепо тыча в испещренные защитными символами стены и все сильнее скручиваясь вокруг меня в тугой водоворот. Пока еще ленивая, сонная, но с каждым мгновением все больше входящая во вкус и все настойчивее пытающаяся пробиться сквозь мои щиты.

— Нич! — нетерпеливо крикнул я, подметив краем глаза, как одна за другой стремительно гаснут охраняющие руны.

Ну и пусть. В конце концов, Хозяйка душ и так подзадержалась, она должна была прийти за мной гораздо раньше. Просто обидно потратить столько усилий и получить шиш без масла.

— У тебя последняя попытка, Нич! — гаркнул я, с вызовом подавшись навстречу надвигающемуся мраку. — Второго шанса не будет! Прокляну! Навечно!

Мне никто не ответил. Тьма отвоевала для себя очередной кусочек пространства и подступила еще ближе, методично уничтожая заметно поблекший охранный круг.

Сколько от него осталось? Две трети? Половина? Нет, уже меньше… а резервов — вообще на донышке: тьма за считаные минуты сожрала почти все силы, что я сумел собрать. Алтарь вот-вот рассыплется в прах; с десяток накопительных амулетов уже успели превратиться в бесполезный хлам, мои запасы, добытые с таким трудом, исчерпаны едва ли не до дна… Теперь тьма выжигала саму печать, торопясь поскорее добраться до живого существа.

У меня впервые за ночь нервно дернулась щека.

— Мастер Твишоп?

Тьма злорадно хихикнула и придвинулась еще на шажок, но, кроме нее, больше никто не отозвался. А у меня всего две минуты осталось в запасе, прежде чем изменения в защите станут необратимыми.

— Мастер Люборас Твишоп!

Мой голос снова охрип и опустился до шепота — холод, пронизывающий уже до костей, грозил обернуться смертельным. Кожа на руках посинела, мышцы свело, губы дрожали и едва могли шевелиться.

— Мастер! — сипло каркнул я, с трудом выталкивая звуки из замерзшего горла. — Эй, меня кто-нибудь слышит?!

Полторы минуты.

— Учитель…

И тут связки перехватило болезненным спазмом. В груди похолодело, ледяной обруч сжал сердце. Затем вдруг пришла мысль, что старый архимаг, возможно, давно обрел долгожданный покой и может не захотеть вернуться. А мгновение спустя я почувствовал, как что-то острое царапнуло по окровавленной руке, и прикусил губу.

— Нич!

Печать вспыхнула обжигающей болью, заставив меня скрипнуть зубами.

Одна минута.

— Д-друг мой…

Мне потребовалось немало времени, чтобы судорожно вытолкнуть из себя эти два коротких слова. И почти все силы понадобились на то, чтобы, уже погружаясь во тьму с головой, разомкнуть обледеневшие губы и беззвучно прошептать:

— Ты нужен мне. Прошу тебя, вернись…

Когда я пришел в себя, в комнате было по-прежнему темно. Все так же недвижимо лежала горка тел в углу, неприятно холодил спину покрытый толстым слоем инея камень. И все так же угрюмо чернел опустевший алтарь, над которым медленно кружились в причудливом танце маленькие кроваво-красные снежинки…

Стоп. А почему красные?

Понятия не имею. Возможно, я просто смотрю на мир сквозь пелену застывших на ресницах кровавых слез? Похоже, поранился, когда неосмотрительно таращился во тьму. А она — дама мстительная. Жадная до живого тепла. Если не сожрет, так хоть укусит напоследок. Вон как рука саднит.

Не испытывая ни малейшего желания выяснять, в чем дело, я бездумно уставился на серый потолок. Шевелиться не хотелось, во всем теле была такая слабость, что подняться на ноги или хотя бы сесть я просто не мог.

Все же кровопотеря оказалась значительной, да и оба дара я сегодня истощил до предела. Вылечиться, соответственно, был не способен. Связь с зомби и умсаками потерял. Нича не воскресил. Оставалось только смирно лежать, терпеливо дожидаясь, пока к телу вернется способность двигаться, после чего со стоном подниматься, снова тащиться наверх и утыкаться носом в расчеты, ища в них роковую ошибку, чтобы в ближайший месяц снова рискнуть провести ритуал.

Внезапно откуда-то сбоку послышался тихий стон и слабый скрежет, словно кто-то пытался выдвинуть из зеркала ящик, но у него не хватило сил.

— Х-хозяин? — слабым голосом прошептала невидимая в темноте харя. Видимо, я и ее зацепил, вытянув силы отовсюду, откуда смог. Недаром рама уже не светится, да и псевдожизнь в артефакте едва теплится. — Хозяин, ты живой? Я тебя почти не чувствую!

Я криво усмехнулся.

Что ж, я тоже его почти не ощущал, да и выглядел, судя по всему, хуже некуда. А чувствовал я себя вообще гадко, потому что прекрасно понимал: я не справился с поставленной задачей. И не сумел сделать того, что однажды пообещал.

— Хозяин?! — не дождавшись ответа, тревожно переспросило зеркало, а затем снова загремело ящиками в надежде, что кто-нибудь из зомби очнется и позовет на помощь. — Хозяи-и-ин, что с тобой?!

— Да живой он, — вдруг проворчал кто-то поразительно знакомым голосом, который заставил меня вздрогнуть и неверяще распахнуть глаза. — Перестань шуметь, морда немытая. И позови на помощь — ты наверняка можешь весточку горгульям послать. А я пойду взгляну на этого неуча, пока он не окочурился.

Да нет, не может быть…