Страница 82 из 96
— Я ни с кем не занимался сексом с тех пор, как встретил тебя, Оливия. Скажи, что веришь мне.
— Я тебе верю. — Даже не колеблюсь. Я доверяю ему.
— Я знаю этих женщин. Не могу дать людям повод задавать вопросы. Не могу позволить им узнать о тебе.
Когда слова обретают смысл, появляется осознание, и внутри зарождается паника.
— Как же та женщина в «Quaglino’s»? — Я помню её лицо: шок, восторг, а потом самодовольство. Он говорила, что не болтушка. Только я не верю.
— Я знаю слишком много грязи о Кристал, и она это понимает. Здесь беспокоиться не о чем.
Даже не собираюсь спрашивать, что это за грязь. Не хочу знать.
— Тони и Кэсси, - напоминаю ему. Я не доверяю Кэсси, ни капли.
— Мне нет нужды беспокоиться, — он абсолютно убеждён, и я не уверена, лучше мне от этого или хуже. Связан? Закован? Умрёт прежде, чем представит меня этим людям? Тони и Кэсси знакомы с этими людьми, и им известны последствия наших отношений.
Но сколько людей видели нас вместе? Мы были в клубе, в магазине и в парке. Взгляд мечется повсюду.
— Нас мог увидеть кто угодно, - мой голос звучит взволнованно, что нормально, потому что так и есть.
— Я ликвидировал последствия там, где было необходимо.
— Подожди! — смотрю на Миллера. — Тот раз, когда ты нашёл меня в больнице.
Он вспоминает, это понятно по выражению дискомфорта на его лице, и всё же я не даю ему шанса подтвердить это или опровергнуть.
— За нами следили, так ведь? Ты бросил машину и увёл нас в метро, потому что за нами следили. — Сколько же раз за нами следили? Сколько раз следили за мной? — Им уже известно обо мне?
Миллер вздыхает:
— Есть признаки. Я был неосторожен. Показал тебя. Я думал… — он молчит несколько секунд, но ни к чему не приходит.
Признаки? Мне не нужны разъяснения. Мой наивный мозг всё прокручивает.
— Я разбираюсь со всеми, кто может что-то рассказать.
— Как?
— Не спрашивай, Оливия.
Я поджимаю губы, чувствуя себя обманутой.
— Та женщина видела меня в твоей квартире.
— Знаю.
— Так, что ты ей сказал?
Он вдруг отводит от меня глаза, так что я придерживаю его за подбородок и надуваю губы:
— Я сказал ей, что ты заплатила.
— Что? — Выдыхаю. — Ты сказал ей, что я клиентка?
— Ничего другого не оставалось, Оливия.
Качаю головой, не веря своим ушам. Я выгляжу так, будто способна платить за секс? Вздрагиваю, когда в уже измученной голове вспыхивают картинки тысячи долларов на обеденном столе.
— Что случилось после ухода Софии прошлой ночью? Что изменилось с момента возвращения в постель к утру? — Он абсолютно закрывается, без предупреждения и причин.
— Она кое-что сказала. Заставила меня слишком сильно задуматься. — Он выглядит пристыженным, и он чертовски прав, потому как точно за это не раз меня отчитывал. — Она указала на мои обязательства.
Обязательства? В моей чертовой голове вихрь мыслей.
— А сегодня что случилось? — Это я обязана знать. Сегодня, кажется, слишком много очевидных открывающихся мне истин, хотя Миллер, как будто, целенаправленно их умалчивает.
Он опускает глаза:
— Я сам себе ужаснулся.
— Почему?
— Если раньше с теми женщинами я был суровым, то теперь я могу быть по-настоящему опасным. Я могу им действительно навредить.
Я хмурюсь, приподнимая его лицо, и вижу в его глазах страх, он только подпитывает мой собственный.
— Почему?
Он делает глубокий, успокаивающий вдох и выпускает из легких весь воздух вместе со следующими словами:
— Потому что, глядя на любую из них, я вижу только причину, по которой не могу быть с моей сладкой девочкой. — Он даёт мне пару мгновений переварить его слова. Я знаю, что он имеет в виду. — Я вижу источник помех.
Я поджимаю губы, и без того воспалённые глаза наполняются слезами.
— Не могу рисковать, беря их, когда вижу только это. В итоге они умрут. Но, что важнее, я не могу поступить так с нами.
С моих губ срывается тихий всхлип, и он прижимается ко мне всем телом, окутывая со всех сторон, руками я изо всех сил вцепляюсь в его мокрую спину.
— Тебе нужно меня скрывать, — хнычу я, ненавидя холодную действительность жизни Миллера.
— Не хочу. — Он губами прижимается к моей шее и нежно посасывает кожу. — Но они всё усложнят, а я должен тебя защищать. Я пытался оставить тебя, знаю ведь, что должен уйти, но я слишком сильно тобой очарован.
Я улыбаюсь грустно:
— А я слишком очарована, чтобы тебе позволить.
— Я всё исправлю, Оливия. Просто не бросай меня.
Я чувствую в себе силы и решительность, и я отдам это Миллеру:
— Никогда, теперь я буду тебе поклоняться, — заявляю, поворачиваясь к нему лицом. Я не знаю, что впереди, и это пугает, но жизнь без Миллера приводит меня в ужас. У меня выбора, кроме как довериться ему и тем поступкам, которые он посчитает правильными. Он знает этих людей. Мне стоит бояться не только женщин. — Смакуя, без спешки, — шепчу я.
Он не спеша обращает ко мне своё лицо:
— Спасибо.
А потом он поглощает меня долгим, неспешным, чувственным поцелуем, наши языки мечтательно переплетаются, когда он, подняв меня, усаживает к себе на колени.
— Я хочу боготворить тебя, — бормочу ему в рот, чувствуя, как он переходит к своим штучкам поклонения.
— Твоя просьба услышана, — заверяет он, но не разрывает поцелуй, которым полностью руководит, руками очерчивая каждый дюйм моей спины. — И проигнорирована.
Он поднимается из воды вместе со мной и, крепко прижимая к себе, спускается по ступенькам, проходит по ванной комнате, на ощупь достает из шкафчика презерватив и направляется в спальню. Но он проходит мимо кровати, заставляя меня нахмуриться, пока он продолжает свою сладостную пытку языком. Мы быстро проходим по коридору, прежде чем Миллер открывает дверь в свою студию и вносит меня туда. Я улыбаюсь, согретая беспорядком и хаосом комнаты. Он, держа меня, берёт черный пульт и нажимает несколько кнопок, и, когда откуда-то начинает звучать «Demons» группы Imagine Dragons я практически теряю сознание.
— Боже, Миллер, - хнычу ему в рот, позволяя словам оседать глубоко внутри.
— Давай создадим совершенство, - выдыхает он, усаживая меня мокрой попой на стол, растянувшийся по всей длине стены. Чувствую, как телом сталкиваюсь с разными предметами, от чего они катятся по столу, только нет ужаса и спешки поставить всё на место.
Он разрывает наш поцелуй, оставляя меня задыхаться напротив его лица, когда он, приоткрыв губы, спиной укладывает меня на холодный стол. Холод жесткой поверхности едва ощутим мокрой, пылающей кожей. Я горю. Рззведя мои ноги, он устраивается между нами.
— Мы можем? — спрашивает он, кончиками пальцев очерчивая мои соски, посылая к лону поток крови. Он действительно Особенный. Я могла бы кончить прямо сейчас.
Я киваю, резко вдыхаю, когда он сжимает один из моих набухших сосков, осторожно, но моя грудь сейчас чувствительная, изголодавшаяся по его прикосновениям.
— Я спрашиваю только один раз. — Голос дикий, он спрашивает серьезно, доставая презерватив и раскатывая его, со стиснутой челюстью.
Я выгибаю спину и, пятками прижимаясь к его заднице, подталкиваю его к себе:
— Прошу, - умоляю, забыв про все свои намерения преклоняться ему.
Руками сжимаю края стола и крепко зажмуриваю глаза.
— Ты закрываешься от меня, Оливия, — он прикасается к соску, нежно сжимая его кончиками большого и указательного пальцев. — Ты знаешь, что я от этого чувствую.
Знаю, но он высосал из меня все причины. Я начинаю качать головой, отпускаю края стола и зарываюсь ими в свои мокрые волосы. Я теряю голову, и когда его рука опускается на внутреннюю часть моего бедра, мучительно кружа совсем близко к пульсирующему лону, я обозначаю своё отчаяние:
— Миллер! — Мышцы живота сводит, и я выгибаюсь, распластав руки, роняю все краски и кисти. Я слишком увлечена, чтобы беспокоиться, а Миллеру вообще плевать на добавившийся беспорядок, в его глазах блеск, излучающий победу. Я превратилась в содрогающееся месиво сокращающихся мышц и рваного дыхания. А ведь он еще даже не прикасался к моим самым чувствительным местам. Всё это слишком — его прикосновения, мои мысли… проникновенная песня.