Страница 19 из 96
Сон приходит быстро, по большей части, потому что мозг блокирует тяжелые мысли, закрываясь и давая мне несколько часов покоя, после которых я увижу еще один мрачный день.
Я в тепле — слишком жарко. Никак не могу выбраться из-под одеял. А потом я слышу дыхание, и оно не мое. А еще я замечаю,что что-то твердое прижимается к спине. Но мое обнаженное тело и крепкие мышцы отделяет ткань. По ощущениям дорогая. Ткань костюма. Костюма, сшитого на заказ.
Если бы могла, я бы пошевелилась, но он сжимает меня так, как будто боится, что я сбегу, пока он спит.
— Миллер, — толкаю его локтем, он стонет едва слышно, крепче меня сжимая. — Миллер!
— Мое, — шепчет он сонно, носом утыкаясь мне в шею. — Задержи эту мысль.
Ощущения восхитительные, Миллер рядом со мной, но мой уже проснувшийся мозг быстро сообщает о том, что это нехорошо.
— Миллер, прошу!
Он быстро отпускает меня и отодвигается, давая мне пространство сесть и убрать с лица волосы. Тут же тихо шиплю, резко проведя рукой по ране, боль быстро напоминает о травме.
— Оливия, — он быстро оказывается передо мной, держит мои руки, чтобы я не двигалась, но я от него отмахиваюсь. — Болит? — спрашивает он ласково, давая необходимое мне пространство.
Позволяю взгляду подняться к его лицу, знаю, что это ошибка, но его глаза-магниты слишком сильны. Он все так же красив, несмотря на усталость на лице и беспорядок на голове. Взгляд безжизненный, на костюме складка за складкой, загорелая кожа кажется болезненно-желтой.
— Не так больно, как делаешь ты, — почти плачу я, стараясь сдержать подступившие слезы. — Выметайся!
Он опускает взгляд, и я выбираюсь из постели, сбегая в душ. Не могу на него смотреть. Сломаюсь.
Вода, будто лезвия ножа, течет по раненой голове, пока я справляюсь с шампунем, наношу на кончики немного кондиционера, все это время напоминая себе слова Уильяма. Тяну время, не спеша начиная день, и к тому моменту, как я заканчиваю, ожидаю, что Миллер уже ушел. Но, заходя в спальню в одном полотенце, вижу его, сидящим на краю постели, все так же взъерошенным. В руках кружка чая.
— Бабушка знает, что ты здесь?
— Да.
Ну конечно, думаю я. Кто же еще мог приготовить чай так старомодно?
— Ты не имеешь права посягать на мою постель, — для эффекта хлопаю за собой дверью, не то чтобы это подействовало. Он остается безжизненным, абсолютно невозмутимым.
— Мне нужно было держать тебя в своих руках. Ты ни за что бы не согласилась на это добровольно, так что я взял инициативу на себя, — кажется, он не раскаивается, не спеша отпивая чай, а я просто стою и пялюсь, борясь с внутренним инстинктом тела отреагировать на движение этих губ.
— Ты будешь врываться сюда каждую ночь и нарушать мое уединение?
— Если придется.
Я на опасном пути. Во всевозможных отношениях стала жертвой его решимости. Мне нужно быть сильной. Воспоминания любящего, боготворящего меня Миллера между эмоциональным ступором все больше ускользают от меня.
— Почему ты все еще здесь? — подхожу к стулу и поправляю полотенце так, чтобы можно было надеть нижнее белье и футболку.
— Почему ты стесняешься?
Оборачиваюсь и вижу, как его взгляд путешествует по всей длине моих ног. Вид самодовольный и победоносный, и от этого я чувствую себя… побежденной.
— Я бы хотела, чтобы ты ушел.
— Я бы хотел, чтобы ты дала мне возможность поговорить. Но мы не всегда получаем то, что хотим, верно? — он встает и приближается ко мне.
— Я врежу тебе, если подойдешь еще ближе! — кричу я, паника наступает по мере того, как отступаю я. Блин, он собирается прижать меня к стене, чтобы я попала в его плен. Но к моему полнейшему потрясению он падает передо мной на колени и смотрит, самонадеянность во взгляде исчезла, и теперь в них искреннее сожаление.
— Я на коленях, Оливия, — он неспеша поднимает руки и осторожно пробирается ими под мою футболку, руки двигаются к бедрам, как будто он ждет, что я заставлю его остановиться. Я бы закричала, если бы могла. Глядя на меня синими глазами, он тянется вперед и губами касается моего живота. — Позволь мне исправить то, что сломал.
— Это я, — задыхаюсь. — Ты сломал меня.
— Я могу тебя восстановить, Оливия. И мне нужно, чтобы ты тоже спасла меня.
Губы начинают дрожать от его искренних слов:
— Это полностью твоя ошибка, — всхлипываю, отказываясь чувствовать его непослушные волосы, понимая, что это принесет мне комфорт, который я от него получать не должна.
— Я беру на себя всю ответственность, — он снова целует мой живот, поглаживая бедра. — Мы ломаемся еще больше, если нас нет друг у друга. Позволь мне соединить нас в одно целое. Ты нужна мне, Оливия. Отчаянно. Ты освещаешь мой мир.
Слово, которое хочу сказать, почти срывается с губ, но нужно сказать слишком о многом. Слишком многое, боюсь, никогда не будет правильным. Я опускаюсь на колени и прикасаюсь к его пухлым, мягким губам. Знакомое чувство комфорта пропитывает все мое тело.
— Миллер, — отстраняюсь и беру его за руку. — Думаешь, это так просто?
Глубокая складка пролегает между его потрясающими бровями, пока он изучает мое лицо:
— Слишком тщательно обдумываешь.
Не могу удержаться, закатываю глаза на его жалкое заявление.
— Мы должны поговорить.
— Хорошо, давай поговорим сейчас, — подталкивает он.
Чувствую, как меня опять начинает охватывать негодование:
— Мне нужно подумать.
— Люди слишком много думают, Ливи. Я тебе уже говорил.
Он должен осознавать, что говорит. Умный ведь мужчина.
— И раздувают из мухи слона? — спрашиваю с легким оттенком сарказма в голосе.
— Дерзить необязательно.
Вздыхаю:
— Я уже говорила тебе, Миллер. С тобой обязательно.
— Сколько времени тебе нужно? — у него просто не осталось выхода.
— Да не знаю я. У меня никогда не было отношений, с тобой же я их захотела. А потом я узнаю, что ты зарабатываешь на жизнь, трахая женщин!
— Ливи! — кричит он. — Прошу, не надо быть такой грубой!
— Прости. Я задела твои чувства?
Я ожидала увидеть хмурый взгляд, но получила холодный тон и безжизненное лицо.
— Какого черта случилось с моей сладкой девочкой? — Миллер поднимает брови, отчего волосы у меня на затылке встают дыбом. — Напиваешься, предлагаешь себя другим мужчинам.
— Ты случился! — да, я напилась, но только чтобы заглушить боль, которую причинил мне он.
— Я не хочу, чтобы кто-то еще к тебе прикасался.
— Аналогично! — кричу так, что он подскакивает, а потом рычит. Отсутствие ответной реплики должно меня удивить, но не удивляет. Меня это беспокоит. И что-то приходит на ум. — Я видела газету.
Его враждебность тут же испаряется. Теперь ему, кажется, откровенно неуютно, и он не бросается защищаться, подтверждая мои подозрения. Диана Лоу не самостоятельно изменила заголовок. Миллер велел ей.
Звон кастрюль, доносящийся снизу, отвлекает меня, так что я со стоном раздражения запрокидываю голову.
— Что ты наплел бабушке? — мне нужно это прояснить, потому что, как только Миллер уйдет, она набросится на меня, словно стервятник.
— Что у нас была перепалка, что ты ошибочно приняла женщину, с которой я встретился, больше, чем за делового партнера, коим она является, — хруст раздается в шее, когда я резко поворачиваю к нему голову. Он пожимает плечами и садится на пятки. — Что я еще должен был сказать?
Ответа у меня нет. Я должна быть благодарна за его быструю смекалку, но то, что он посмел врать моей любимой бабушке, останавливает меня от выражения признательности.
— Я тебе позвоню, — выдыхаю я.
— Что значит, ты мне позвонишь? — недовольство налицо. — У тебя даже нет телефона!
— Ты был в другой стране с другой женщиной, — заставляю себя подняться на ноги, хотя чувствую себя более изможденной, чем когда-либо.
— Ливи, я с ней не спал. Я не спал ни с одной из них с момента нашей встречи, клянусь.