Колченогая динго

Тим уселся в седло и смотрел на ее работу. Вот отвеет ему. Легкая улыбка заиграла на его лице.

В следующие месяцы он перепробовал все известные ему уловки. Работая в перчатках, испачканных кровью, он закладывал кристаллики яда в свежие надрезы на теле только что убитых брамби. Убивал он только отощавших брамби - нажравшись жирного мяса и почувствовав, что проглотила яд, собака может вызвать у себя рвоту. Но Колченогая Динго объедала мясо вокруг надрезов, не прикасаясь к яду. Тим делал попытки отравить туши задранных ею же овец. Динго к ним не притрагивалась.

И продолжала свой разбой. На Болотистой равнине, на берегах Богонга, на склонах Рыжей Коровы оставались трупы задранных ею животных. Она убивала со все большей ожесточенностью. Казалось, предчувствие опасности делало ее все отчаянней.

Тим таскал за собой на веревке, привязанной к седлу, протухшие бараньи ножки. Он проезжал так не одну милю, стараясь навести ее на приманку свежую, заранее отравленную печенку. Колченогая Динго не раз следовала за ним до самой приманки, а затем забрасывала ее землей. А как-то раз подтащила одну приманку к другой, свалила их поверх третьей, лежавшей на открытом месте на самом солнцепеке, и рядом с этой кучей отравленного мяса еще и нагадила.

Что это - знак ее презрения? Тим пнул ногой помет Динго и улыбнулся. Нет, до такого ей, пожалуй, не додуматься. Просто запах разлагающегося мяса надоумил ее оставить свою метку - на случай, если здесь появятся и другие собаки.

На небольшой полянке Тим обнаружил озерцо с прозрачной водой. Берега были подмыты и поросли сухой желтой травой, свисавшей над водой, в которой отражались ее хрупкие стебли. На берегу, там, где в траве была небольшая прогалинка, Колченогая Динго оставила на суглинке следы своих многострадальных лап.

Тим внимательно изучил их, потом осмотрелся вокруг. Деревьев здесь не было. Лишь один развесистый эвкалипт рос в двадцати шагах от озерца. Тим знал, что, напившись, Динго непременно побежит под ближайшее дерево и постоит там или приляжет, чтобы немного передохнуть в тени. К дереву следы не вели - трава здесь была слишком густой. Но под самым эвкалиптом трава была примята - явный признак того, что собака там побывала.

Тим поставил вокруг эвкалипта четыре капкана. Когда он закончил работу, трава, земля, ободранная корж выглядели так, словно их и не касалась рука человека. Тим остался доволен собой, он был уверен, что теперь-то уж победа будет за ним.

Дня через два он вернулся к этому месту. Динго забросала капканы землей. Она напилась воды из озерца, затем протрусила к эвкалипту и с минуту постояла, напряженно принюхиваясь. Ее чуткий нос унюхал признаки его деятельности. И тут явился страх, а затем желание уничтожить источник этого страха. Тим хорошо ее понимал. Навьючив капкан на лошадь, он поехал прочь, не испытывая при этом ни злости, ни обиды.

Он преследовал ее с винтовкой в руках и стрелял в нее издалека, но попасть с такого расстояния в цель ему уже не хватало зрения. Он следил за облачком пыли, поднимавшимся за ней, ехал по пятам, пока следы Динго не терялись среди камней высоко в горах.

Колченогая Динго остерегалась его все больше - винтовка пугала ее, - и она все реже стала попадаться ему на глаза.

Получая от скотоводов сведения об очередных убийствах, Тим переезжал из одной хижины в другую на высокогорные пастбища и по неделям ночевал в каком-нибудь стоящем на отшибе сарайчике, построенном пастухами, в котором они живали не более недели-двух в году.

Тим перезимовал в хижине скотовода Гичи, расположенной по дороге в Ханкобану. Необходимый провиант он закупал в лавках, принадлежавших Гичи, и недостатка в продовольствии никогда не испытывал. Когда в горы пришла весна, Тим поднялся вслед за отступающими снегами к самой вершине. С неделю он разыскивал здесь следы Колченогой Динго и наконец обнаружил их - они шли по земле, перетоптанной отарой овец, поднимавшейся в горы. Одна отставшая от отары овца пала жертвой Динго.

Порой Тиму начинало казаться, что одолеть Динго невозможно, что все его искусство бессильно против ее инстинкта самосохранения. Казалось, не было такой горной тропинки, где бы он не ставил своих капканов, такой полянки, где бы не пытался поймать ее на приманку.

Он взял за правило регулярно наведываться на ту старую овечью тропу, где поставил свои первые капканы, когда только пришел в горы. Почти год прошел с тех пор. Выпавший снег прикрыл капканы, сильные ветры утрамбовали землю под ними, солнце, дожди и мороз стерли все следы человека, тропа вилась вверх, теряясь вдали, и единственно, чем здесь пахло, - это травами и наступавшей весной.

Лошадь Тима сама хорошо знала дорогу. Она шла рысцой по кочковатой равнине, а Тим спокойно отдыхал в седле, опустив поводья. Он ничего не ждал, просто эта прогулка вошла у него в привычку.

Когда он увидел Динго, съежившуюся, с поджатым хвостом, прерывисто дышащую, увидел, как беспомощно она скребет землю, его обуяло острое волнение, скорее похожее на боль. Тим остановил лошадь. Воздух был неподвижен. В мертвой тишине Тим соскочил на землю. Он упивался победой, как крепким вином. Ему слышались восторженные крики, они доносились издалека с гор и подбадривали его...

Но прошел момент, и плечи его согнулись от непонятного ощущения вины. Тим подошел к Колченогой Динго. Ее держали два капкана - их обнаженные челюсти вцепились ей в переднюю и заднюю лапы. Капканы пролежали в темноте более года и пропитались запахами земли. Цепи туго натянулись, не давая Динго возможности добраться до спасительной высокой травы.

Тим приблизился, Динго отпрянула назад, насколько ей позволила цепь, а затем посмотрела на него, прижимаясь к земле, и, не подымая морды, беззвучно ощерила клыки.

Они уставились друг на друга - старый человек и старая собака-динго. Оба - убийцы, для обоих наступил час подвести черту. Тим смутно сознавал это сейчас. Сотнями убитых динго был усыпан его одинокий жизненный путь. А путь Колченогой Динго - это бесконечная вереница задранных овец. Склоны гор, где она родилась, были покрыты их бездыханными трупами. Ее жалкий вид сейчас поразил Тима. Разве скажешь, что это прославленный убийца? Фермеры видели в ней зверя, которому убийство доставляет удовольствие. По их рассказам, это холодный, расчетливый преступник. А перед Тимом лежало несчастное старое животное, в смертельном страхе перед выстрелами капканов, зубами охотничьих собак. Да он и сам мало чем от нее отличается, подумал Тим, разве только что лучше умеет скрывать свои страхи. Он прикрывал их самоуверенной улыбкой, гордостью, с которой до сих пор убивал. Теперь, видя ее страх, Тим понял, что гордиться собственно нечем.