Страница 2 из 13
Могли мы предугадать все это в начале восьмидесятых? Нет, конечно. А наши родители в их шестидесятых? Тем более. Мы не могли знать того, каким будет это будущее, и наши родители ошибались, думая, что знают, к чему готовить своих детей. Они сделали для нас все, что могли, но они не в силах были предугадать будущее. И тем не менее мы выжили! Да, в девяностые нам всем пришлось непросто, но выжили же. При этом чуть проще было выжить тем, кто имел более широкий взгляд на мир, более гибкую психику и способность ставить под сомнение вроде бы очевидное.
Пять лет назад, когда наши дети только поступали в институты, конкурс в экономические вузы был немалым, все понимали: в этой стране быть банковским работником выгодно – это перспективы, карьера, деньги. Сегодня они заканчивают свои экономические факультеты, и что ждет их за порогом? Кризис и значительные сложности с тем, чтобы быстро выстроить свою карьеру, тем более вчерашнему студенту без опыта работы.
Как же трудно нам признать тот факт, что будущее малопредсказуемо. А особенно будущее другого человека, пусть даже и очень похожего на вас. Но нам так хочется знать будущее, мы же родители и отвечаем за своих детей, и более того – всей душой желаем им счастья.
Пусть это кому-то покажется дерзким и противоречивым, но я считаю, что будущее вашего ребенка все же предсказать можно, правда, не совсем так, как вы это себе представляете.
Настоящее. Будущее. Прошлое. Три в одном
Вчера иду домой, прохожу мимо песочницы, а там две девчонки лет пяти в «дочки-матери» играют.
Одна зовет в магазин, вторая:
– Сейчас. Только обед приготовлю своим дебилам!
Нам только кажется, что время растянуто, что прошлое было когда-то давно, настоящее просачивается сквозь пальцы, а будущее еще не наступило. Если понаблюдать за тем, как это проявляется в воспитании детей, вы увидите, насколько все замешано и присутствует в настоящем, которое разворачивается прямо перед нашими глазами.
Сижу в парке, читаю, дышу воздухом. Лето в разгаре, и существовать в нашем огромном мегаполисе можно только у реки, в тени парков. Вот поэтому я здесь. В двадцати шагах от меня две маленькие девочки, лет восьми и лет четырех, копошась у самой воды, пытаются получить хоть какое-то удовольствие от прогулки. Я с грустью в сердце быстро понимаю, что их затея обречена на провал.
Я бы, возможно, не заметила их вообще, если бы не их бабушка, чей пронзительный всепроникающий голос был слышен, я думаю, и на другом берегу реки. Он разрушал канву плавно текущего повествования в моей книге, и я почти поднялась со скамейки, собираясь уходить, понимая, что долго просто не выдержу. Но в какой-то момент я откладываю книгу и решаю остаться, потому что перед моим взором разворачивается картина удивительная и одновременно банальная до боли в сердце, до оскомины, так часто в разных вариациях приходилось ее наблюдать.
Старшая девочка пытается читать вслух книгу, содержание которой уплывает даже от меня, ее незаинтересованность выдает блеклый голос и ужасно занудливая интонация, на что бабушка через каждые 10–15 секунд зачем-то повторяет одну и ту же фразу:
– Ты что, не видишь, балда эдака? Здесь же точка! Точка – это значит конец предложения. Ты должна остановиться.
Девочка продолжает занудливо читать, торопится, видимо, законченная книжка – это возможность освободиться от рутины. Она не понимает ничего из того, что читает, и с завистью смотрит на младшую, которая пытается подманить уток, зазывно бултыхая в воде красным совочком.
– Лера, читай, кому говорю, горе ты бестолковое! Лиза, прекрати бултыхаться в воде, сиди смирно.
В течение долгих пятнадцати минут Лера получает еще пятьсот пять замечаний про точки, которые она в упор не хочет замечать, и еще столько же оскорблений и самых нелестных эпитетов. Маленькой Лизе тоже беспрестанно достается, поскольку смирно сидеть ей явно уже давно скучно, но любые ее попытки хоть как-то развлечь саму себя пресекаются немедленным окриком. Через эти пятнадцать минут Лера отваживается на легкий бунт:
– Я устала, я больше не хочу читать, я хочу поиграть вместе с Лизой.
– Даже не думай! Тоже мне, лялька нашлась! Ты уже школьница, тебе надо день и ночь заниматься, с твоей-то успеваемостью! Я же тебе сказала, пока главу не прочитаем, никаких «поиграть».
Лиза тоже пытается «бунтовать», она находит себе с виду совсем невинное занятие: набирает в формочки воду и переливает их из одной в другую. Криминальное поведение немедленно прерывается окриком:
– Что ты делаешь, дрянь ты эдакая? Зачем руки намочила? Кто тебе разрешал руки мочить? Вытирай немедленно!
Мои уши уже с трудом выносят этот громкий постоянно недовольный голос, мое сердце сжимается от желания спасти этих девочек от человека, который больше всего на свете желает им счастья. Но я ничего не могу сделать, потому что консультацию у психолога эта бабушка не заказывала. Она убеждена, что она все делает для своих внучек, все для их будущего. Сама мучается страшно, но для них готова на все!
Еще через некоторое время злополучная глава дочитана. Лера буквально подскакивает на месте, вмиг оказывается у воды возле сестренки и, не веря своему счастью, прыгает около нее и смеется.
– Ну-ка сядь немедленно назад, засранка ты эдакая! Кто тебе разрешил вставать? Еще примеры! Куда ты скачешь? Примеры еще!!! Сядь немедленно!
– Ну, бабушка, я устала, ну можно я немножечко попрыгаю, ну совсем немножечко. Лиза, давай для уточек построим домик из твоих формочек, вдруг они тогда к нам приплывут.
– Никаких уточек! – резкий окрик. Бабушка не ленится приподняться, схватить девочку за локоть и резко дернуть вниз, силой усадив ее рядом с собой. Потом следуют долгие выговаривания за непослушание, упреки, угрозы все непременно рассказать родителям. Лера, тихо захлебываясь слезами, подчиняется. Но сосредоточиться на примерах не может, за что получает еще больше эпитетов и даже легкую оплеуху.
В это время Лиза то ли от скуки, то ли из желания как-то переломить ситуацию, совершает очередной «подвиг»: она берет сестринские фломастеры и одним из них что-то рисует прямо на своей крошечной пухлой ножке. Это немедленно вызывает у бабушки настоящий припадок: она начинает кричать на внучку, совсем уже не стесняясь в выражениях. Дергает и шлепает обеих, заставляя их немедленно собирать игрушки и книжки, потому что она намерена отвести их к «дяде милиционеру», где «таким бандиткам самое место». Старшая Лера напрягается, начинает быстро все собирать, пытается оттереть сестре ногу за что получает от бабушки еще больше. Младшая входит в раж, убегает и на каждый бабушкин окрик реагирует задорным смехом и подначками.
– Иди сюда немедленно! Я все маме скажу, какая ты вредная девочка! Она тебе неделю конфеты давать не будет!!!
– Будет, будет, будет.
– Не будет, я сказала, иди сюда, дрянь ты эдакая!
– А я тогда у папы попрошу, папа мне всегда даст!
– Если твой папа тебе даст, я ему сама такого дам!!! Лера, ну-ка, быстро тащи сюда эту негодяйку!
Бедная Лера, разрываясь между складыванием игрушек и попытками поймать сестру, и то и другое делает плохо. Бабушка верещит уже, переходя на ультразвук. Впрочем, вся компания вскоре все же удаляется, при этом девочки изрядно получают по маленьким задницам. Глядя вслед тучной фигуре, крепко сжавшей две детские ручки, я с облегчением перевожу дыхание и с тоской думаю: что не так?
Что ж не так с этой взрослой любовью к собственным детям и внукам?
Какое отношение эта история имеет ко времени, о котором мы говорим? Прямое. Бабушка переживает за будущее бедной Леры. Она хочет, чтобы девочка хорошо училась, успешно закончила школу. Для этого, как она убеждена, нужно много заниматься, даже в каникулы, даже жарким летним днем, даже в присутствии младшего ребенка, который пытается хоть как-то развлечься. И при этом бабушка своими любимыми внучками всегда недовольна и непоколебимо уверена, что их совершенно необходимо все время поправлять, критиковать, ругать, понукать, призывать к порядку и самое главное – ни в коем случае не останавливаться, пока все не сделано. При этом же настоящие потребности бедной Леры начисто игнорируются, и все это ради того будущего, которое может и не наступить. Просто потому, что, так устремляясь к заветной картинке, каждым своим шагом бабушка совершает ошибку, способную привести к ровно противоположному будущему, а не к тому, которого она так ждет.