Страница 10 из 90
— У тебя совсем иное в голове, чем у меня, — отвечала Вигдис. И помолчав, добавила: — Не много радости было у него с моей матерью, да и вряд ли он обрадуется, когда услышит о моем ребенке.
— Оставь мальчика там, где он находится сейчас, — сказала Оса. — Хотя бы пока Гуннар жив. А потом можешь взять его к себе и утешишься этим. А с Коре мы уладим дело.
Вигдис сложила руки на груди и посмотрела на огонь в очаге.
— Не хочу я больше жить в страхе и горечи и надеяться, что все уладиться само собой. И пусть будет, как будет, и хуже чем будет, уже не бывать.
Она взяла шаль, пошла к двери и кликнула работника, что колол во дворе дрова.
— Возьми это, — сказала она и отдала работнику шаль. — Иди к Скофте и передай, чтобы он вечером вернул мне то, что нашел вместе с этой тряпкой.
После этого она вернулась в дом и села на скамью у очага. Долго они молчали. А потом Оса произнесла:
— Не скоро еще Скофте придет сюда. Давай ляжем и поспим.
— Ложись, — ответила Вигдис.
Оса ничего не сказала и осталась сидеть. Через некоторое время Вигдис сказала:
— Ложись спать, Оса.
И приемная мать Вигдис поняла по ее голосу, что лучше девушке сейчас не перечить. Поэтому она пошла и легла, но не заснула. Вигдис все сидела, она совсем не шевелилась, только подкладывала дрова, когда огонь начинал гаснуть. И так просидела она до первых петухов.
Вскоре в дверь постучали.
— Открой, Оса, — попросила Вигдис.
Оса так и сделала, и в комнату вошел Скофте. На руках у него был мальчик, завернутый в шкуру. Вигдис встала, взяла лучину и зажгла ее. Скофте снял шкуру и поднес ребенка ближе к свету. Мальчик заплакал, потому что они разбудили его.
Вигдис долго смотрела на ребенка, но на руки его не брала. Он был слишком мал и худ для своего возраста, с длинными темными волосами и голубыми глазками. Он очень походил на Льота.
Скофте опустил его на пол — он хотел показать, что мальчик уже может стоять, держась за его руку, но вот ходить он еще не научился. Он все время плакал и держался за одежду своего приемного отца.
Вигдис бросила лучину в огонь и вновь села у стола. Мальчик все не унимался, и Скофте сказал:
— Он плачет, потому что еще не проснулся, а характер у него спокойный.
— Тогда уложи его спать, — ответила Вигдис, — а то он перебудит всю усадьбу.
Оса взяла его на руки и хотела отнести на кровать, но тут Вигдис сказала:
— Не хочу его там видеть. Найди ему другое место. А ты, Скофте, отправляйся в большой дом и ложись спать. Я заплачу тебе, хотя этот мальчишка ничего и не стоит.
Оса положила ребенка на скамью и сама села рядом. Вигдис не ложилась спать этой ночью.
XIX
Оса дочь Харальда пришла к Гуннару на следующее утро, когда он еще лежал в кровати. Она попросила всех выйти из зала и села к нему на кровать. Они долго говорили в тот день. После этого разговора он встал, оделся и пошел к Вигдис.
Вигдис встала, когда он вошел к ней, бледная и испуганная. Но Гуннар мало говорил, и Оса старалась держаться к нему поближе. Он посмотрел на мальчика и сказал:
— По нему сразу видно, кто его отец.
Вигдис ничего не ответила, и Гуннар тогда продолжил:
— Мне всегда было тяжело, что у меня всего один ребенок и нет сыновей. Но сдается мне, я всегда относился к тебе с любовью и не был жесток. И думалось мне, что увижу я тебя радостной и счастливой. Но было бы лучше, если бы у меня вообще не было детей, чем видеть твой позор и знать, что по двору бегает бастард.
Вигдис отвечала:
— Да, отец, ты прав, и было бы лучше, если бы у тебя вообще не было дочери.
Гуннар ничего больше не сказал и ушел.
XX
Время шло, и в Вадине все было спокойно. Во дворе работало мало человек, и Гуннар и его работники редко выезжали из усадьбы. Гуннар очень тяжело переживал свой позор и быстро состарился, согнулся и иссох.
Мальчик остался в доме. Оса ухаживала за ним и очень к нему привязалась. Но Вигдис относилась к сыну безо всякой любви и не дала ему никакого имени. Она была очень печальна и никогда не выходила за пределы усадьбы Вадина.
Однажды Вигдис с Осой были заняты выпечкой хлеба. Мальчик вбегал и выбегал из дома; ему в то время было два года. Оса замесила два маленьких хлеба и показала их ребенку. Она хотела испечь их для него. Мальчик так обрадовался, что принялся бегать вокруг женщин и спрашивать про свои хлеба и нечаянно опрокинул опару. Вигдис подхватила сына, потрясла его и ударила. И при этом она сказала:
— Всегда от тебя одни беды.
Малыш закричал и заплакал, и Вигдис отнесла его на скамью.
— Сиди здесь, — сказала она, — и замолчи. Я не хочу слышать, как ты плачешь из-за пустяка.
Она вернулась к тесту и молча стала работать, но вскоре сказала Осе:
— Не много мне радости от этого ребенка. И не думаю я, что принесет он кому-нибудь счастье в жизни. И он совсем не похож на меня, и не плакала я, когда он был зачат, — но отец его, быть может, был недалек от слез в тот миг.
— Не стоит тебе говорить такие вещи, — ответила Оса.
Вигдис помолчала и продолжала работать. Мальчик все плакал и никак не мог остановиться, он закрывал лицо ручонками и, когда мать посмотрела на него, спрятал лицо между мешками, которые лежали на скамье. Вскоре Оса вышла во двор. Вигдис взяла с круглого противня маленькие хлеба и дала их мальчику.
— Вот возьми и молчи, — сказала она и положила хлеба ребенку на колени. Мальчик сидел тихо и смотрел на мать. Он попробовал хлеб пальцем, но он показался ему очень горячим, и было заметно, что мальчик напуган. Тогда Вигдис погладила сына по голове. А потом попросила его пойти к Осе.
XXI
Зима прошла, и не случилось ничего, достойного быть тут упомянутым.
Это было уже после зимнего солнцестояния, и солнце все сильнее пригревало. Днем с крыш капало. Бонды послали своих людей в лес рубить деревья. И однажды утром Гуннар тоже отправился на восток в лес, проверить, как идет работа.
В тот же день, когда Оса и Вигдис накрывали на стол к обеду, Оса посмотрела в раскрытую дверь и сказала:
— А вот и Гуннар возвращается домой. Только как-то странно он едет — сдается мне, что либо он пьян, либо болен.
И она вышла к нему навстречу. Вигдис сняла с огня котел с кашей и стала раскладывать на столе ложки. И тут она услышала крик Осы. И когда они вошли в дом, Вигдис увидела, что Скофте и еще один работник ведут Гуннара под руки. Оса отошла в сторону, и Вигдис заметила, что Гуннар очень бледен и что его седая борода, спускающаяся на грудь, вся в крови.
Руки у Вигдис разжались и все, что она держала, упало на пол. Она подбежала к отцу и спросила, что случилось.
Гуннар сделал знак, что они должны усадить его на скамью. Он посидел немного, прислонившись головой к стене, и сказал:
— Случилось так, что я поговорил с Эйульфом из Гримелюндара, и больше уж нам с ним говорить не придется.
Вигдис быстро спросила:
— Так ты убил Эйульфа?
— Нет, — ответил Гуннар, — но сдается мне, что смерть моя близка.
Оса и Вигдис сняли с Гуннара рубашку, осмотрели его рану и поняли, что он был прав. Вигдис тогда сказала:
— Теперь, отец, расскажи нам, как все было.
Гуннар ответил:
— Мы с Эйульфом встретились с лесу, и он заговорил со мной о тебе, Вигдис. И тебе понятно, что не стал я молча стоять и выслушивать его речи о моей обесчещенной дочери.
Вигдис промолчала. И они положили Гуннара на кровать. Гуннар приказал Скофте скакать на север, в лесную избушку, где сейчас жили его работники, и сказать им, чтобы они возвращались домой, потому что неизвестно, что решат теперь предпринять сыновья Арне, «и, — добавил он, — Эйульф сказал, что Вигдис вскоре станет его наложницей».