Страница 14 из 52
— Несу-несу! — и пышные бедра оказались у столика Коварда и Ферзя. — Пожалуйста, темное, светлое…
— Богиня! — простонал Ковард.
— Ну что вы в самом деле! — Татьяна, похоже, действительно смутилась, так как ее щеки залились нежным румянцем.
— Татьяна! — нарочито строго сказал Ферзь. — Не обижай хорошего человека. Он ученый и, видишь, страдает!
— А чего страдать-то? — с наивным недоумением спросила она. — Пиво свежее, холодное — пейте на здоровье. Я могу и орешки принести для закуски.
— Это ты правильно подметила: страдать не нужно — еще не вечер! Выпьем, Кеша! Орешков хочешь?
— Нет.
— Правильно. И я не хочу. А ты, Танюша, иди работай. Мы тебя попозже за столик позовем. Ты ведь не откажешь Кеше? Он настоящий ученый. Интеллигент.
— Не откажу, — кивнула Татьяна и залилась краской.
— Вот видишь, — сказал Ферзь, когда пышные бедра, словно корабль, отплыли к стойке, — не откажет! Все устраивается лучшим образом. У тебя есть женщина, или Таньке наконец-то повезло?
— У меня есть жена, — ответил Ковард.
— В разводе?
— Нет. Живем.
— О-о! — восхищенно воскликнул Ферзь, — на вид-то совсем не гуляка, а настоящий мужик! Ходок! Дети есть?
— Детей нет.
— А у меня есть. Три жены. И три пацана. Правда, у всех у них уже другие папаши, но кровь моя. Старший в Италии живет. Скоро двадцать два будет. Ему ферзь фамильный достанется. На дизайнера учится. Теперь это модно. Выпьем?
— Выпьем.
Аркадий Францевич даже не пытался остановить Злобного Я, он в отчаянии думал о том, что же случится, если Злобный Я не пожелает больше уходить «на второй план», если ему понравится управлять телом? Телом Аркадия Францевича Коварда! И если раньше он терпел этого самозванца, полагая, что это просто странность гениального человека, что это его второе я помогает найти правильное решение сложных проблем, что это открытый сейф его подсознания, в котором хранятся утраченные человечеством знания. О! Как он заблуждался! Теперь он видит, что это за тип: пьяница и развратник! И имя себе на редкость пошлое придумал: Кеша!
А Кеша и Ферзь продолжали болтать. К ним подсела Татьяна, на столе появились орешки, салат и водка. Татьяна краснела, но не отбивалась от рук Коварда, а вскоре и сама стала его обнимать — нежно, по-матерински. Ферзь хохотал, рассказывал неприличные анекдоты и в конце концов затянул густым баритоном «Ой, мороз, мороз…».
Из кафе уже давно исчезли и подростки, и старуха-жаба, повар, громко крикнув «Пока!», ушел с работы, а застолье только набирало силу.
— Богиня! — шептал Ковард на ухо Татьяне, опрокидывал рюмку водки и запивал ее пивом.
Аркадий Францевич с ужасом наблюдал за безобразием, творимым Злобным Я, и проклинал себя. «Выпустил джина из бутылки», — думал он.
«Я не понял? Это кто похабник? — возражал уже сильно пьяный Злобный Я. — Я нормальный мужик! И веду себя как нормальный мужик!»
— Ферзь, скажи ему, что я нормальный мужик!
— Кому сказать? — поднимал глаза Ферзь. — Я любому скажу: «Кеша — нормальный мужик!», только ты больше не пей, а то Татьяне придется тебя на руках нести.
— И понесу! — соглашалась Татьяна. — Он хороший!
Но ближе к полуночи пьяный Кеша немного отрезвел и, поднявшись, сказал:
— Мне нужно освежиться. Я, видите ли, сегодня как Золушка: скоро полночь — и мне нужно скрыться.
— Брось, — махнул рукой Ферзь, — еще детское время!
— Я ненадолго.
В туалете Кеша умылся и посмотрел на себя в зеркало:
— Красавец…
«Пьяная рожа! — не преминул вставить Аркадий Францевич. — Все. Вечер закончился!»
«Закончился, — согласился Злобный Я. — И я покорно ухожу на второй план. Давай командуй парадом и живи своей бездарной жизнью».
«Бездарная или еще какая — не тебе судить. Это моя жизнь, и ты, возможно, мне ее сегодня сильно осложнил. Что я скажу Эльвире?»
«Вот проблему нашел! Я бы на твоем месте вообще сегодня домой не пошел. А завтра скажешь ей, что был в вытрезвителе».
«В каком вытрезвителе? Я же не пью!»
«А почему бы тебе не начать пить? По-моему, это очень естественно».
«А по-моему, безобразно».
«Моралист!»
«Да. И я сегодня тебя даже слышать не хочу!»
«Пожалуйста. Только не забудь расплатиться за ужин. А то тебя сочтут аферистом».
«Без твоих советов. И слышишь, больше никогда, никогда не смей меня ловить на слове!»
Ковард вернулся в зал. Он был абсолютно трезв.
— Сколько я должен за ужин? — спросил он Татьяну, подойдя к столику.
Этот вопрос прозвучал явно неожиданно. Ферзь и Татьяна переглянулись.
— Кеша, я тебя прошу, не умничай, а? — Ферзь разлил остатки водки по рюмкам. — Мы что, Татьяна, много задолжали твоему заведению?
Татьяна махнула рукой:
— Не смешите! Я завтра эти слезы на кофе отобью.
— Вот, — сказал Ферзь — не суетись. Сядь, выпей.
— Я больше не хочу пить.
— Не хочешь — не надо. Никто не заставляет. Это дело добровольное, но даму до калитки ты проводить обязан. И я очень верю, Кеша, что ты меня не разочаруешь.
— Я мигом, — подхватилась Татьяна, — только со стола приберу.
Ферзь провозгласил тост:
— За вас, голубки!
Аркадий Францевич лихорадочно перебирал в уме варианты развития дальнейших событий, но все они сводились к одному: грандиозному скандалу дома.
«Все, — пришел к выводу Аркадий Францевич, — Эльвира меня выгонит из дома».
«Ну если она тебя выгонит, то может лучше туда вообще не ходить?» — не преминул отозваться Злобный Я.
«Ты мне обещал молчать!»
«Молчу-молчу».
Глава 32
О том, как заканчиваются нескучные вечера
Эта ночь была необычайно звездной, и казалось, что сияние густо рассыпанных звезд гораздо ярче света высоких согнутых, как в поклоне, фонарей, стоящих вдоль дороги. Бледная, круглая, почти белая луна напоминала лицо покорной гейши, которую не может смутить даже самое дикое желание ее господина. Легкий, слегка прохладный порывистый ветерок заставлял чуть пожелтевшую листву высоких тополей трепетать, словно от внезапного волнения, вызванного каким-то тайным непреодолимым желанием. Собачья свора разношерстых дворняг, собиравшаяся каждодневно у дверей «Веселого Краковяка» к моменту его закрытия, терпеливо ожидала объедков, которые им, как правило, выносила Татьяна в большом целлофановом пакете, но увидев свою кормилицу без привычного угощения в сопровождении двух мужчин, собаки понуро разбрелись.
— Ух ты! А на улице-то как славно! — громогласно восхитился Ферзь и вдохнул воздух полной грудью. — Красота! Где мои семнадцать лет?
— Да. Здорово! — согласилась Татьяна. — Только прохладно.
Аркадий Францевич молча снял пиджак и накинул Татьяне на плечи.
— Спасибо, — благодарно улыбнулась та. — Значит, ты меня все-таки проводишь?
— Конечно, проводит, — тем же тоном, не терпящим возражений, ответил Ферзь.
— Провожу, — тихо подтвердил Ковард.
В глазах Татьяны засветилось счастье:
— Я живу здесь рядом. Всего два квартала. Ну, идем?
— Идем, — кивнул Аркадий Францевич.
— Летите, голубки, — засмеялся Ферзь и поднял руку, прощаясь. — Я удаляюсь с радостью в сердце и благословляю вас: будьте счастливы!
Ферзь, чуть пошатываясь, пошел своей дорогой, Татьяна и Ковард — своей.
Они шли не торопясь.
— Скажи, а это правда? — спросила Татьяна.
— Что?
— Ты действительно считаешь, что я — богиня, совершенство?
Ковард молчал. Что он мог сказать? Что это говорил не он, а совсем другой человек, живущий в его сознании? Рассказать о психологическом феномене раздвоения личности? Глупо. Да и зачем? Не поймет. Не поверит. Обидится.
— Почему ты молчишь? — прервав затянувшуюся паузу, спросила Татьяна. — Просто так сказал? Пошутил?
— Нет, — ответил Ковард и удивился — Злобный Я не подавал признаков жизни.
— Значит, не пошутил, — медленно проговорила Татьяна, будто бы пытаясь в полной мере осознать значение этих слов. — Тогда скажи мне это еще раз. Пожалуйста.