Страница 4 из 12
Но ведь молчал, Амосов? Против – только на кухнях. К диссидентам – не примкнул. Так что, давай не будем.
Нет, не будем. Объяснение? Рассудочность: рано научился оценивать человеческую природу, рассчитывать «за и против», шансы на успех движений, сомнительность идей.
Впрочем, не стану оправдываться:
«– Трусоват был Ваня бедный!».
Не настолько, чтобы предавать, но достаточно, чтобы не бросаться в драку. Всегда жалко было потерять любимую работу. Полезность ее для людей не вызывала сомнений. Впрочем, и эти слова – не для героев…
Чуть пораньше, будто в насмешку, родилась социалистическая демократия: «царь дал манифест» – Сталинскую конституцию. В декабре 1937 были выборы в Верховный Совет. Я даже был в театре на выдвижении кандидатов.
То еще было зрелище!
Первым кандидатом везде называли товарища Сталина. Хлопали стоя – 15 минут, ей-богу, не вру, замечал по часам. Ура кричали без счета раз.
Резервным кандидатом, от «союза коммунистов и беспартийных», выдвигали первого секретаря архангельского крайкома Конторина. Аплодировали недолго, «ура» не кричали, соблюдали дистанцию.
Выбрать его не успели. Три дня спустя я видел его жену заплаканной, она была нашей студенткой. Шепоток шел в массах: «Арестовали Конторина. Враг народа».
Каюсь: большой жалости к партийным вождям не ощущал.
«Носить бы вас не переносить!». Другое дело – интеллигенция, свое – родное. Попадали, как кур в ощип, в чужую кашу.
Странно, но моя ненависть к партийным боссам сочеталась с верой в социализм. В то время европейские интеллектуалы тоже попадались на эту удочку: умел втирать очки Сталин. Достаточно было прочитать выступления Анри Барбюса, Бернарда Шоу и Лиона Фейхтвангера, Ромена Роллана.
Бешеная пропаганда была перед первыми выборами. Из студентов создали бригады, чтобы ходить по домам. Даже я не сумел увильнуть, дали мне двухэтажный дом, набитый жильцами под завязку (тогда всюду так было). Приказано было познакомиться с каждым избирателем, прочитать с ними «обращение». В день выборов проследить лично, чтобы каждый пошел. Не может – принести ящик домой.
Все же я наплевал на них. Один раз зашел в домовой комитет, проверил список и больше не являлся. Бригадиру врал, что хожу. Ругался.
В день выборов, помню, 12 декабря, с самого утра уехал на завод и только вечером заявился проголосовать. Общественные начальники на меня накинулись:
– Где ты шлялся, такой-сякой, за тебя пришлось работать!
– Вот ужо нажалуемся, со стипендии снимем!
Нет, не сняли. Последствий не было.
Много раз я потом ходил на «всенародное голосование», сначала честно отпускал бюллетени, боялся НКВД, потом осмелел и вычеркивал, благо в кабину рекомендовали заходить.
Не будем преувеличивать: «Дуля в кармане»…
Еще запомнился эпизод из более позднего времени, когда уже Ежова арестовали. Шел какой-то пленум ЦК и был доклад Кагановича, его тогда в Киев назначили. Он назвал потрясшую меня цифру: 80 % членов партии киевской организации написали доносы в НКВД. Подумать только, что сделали коммунисты с народом! Надо же было так его изнасиловать. При том что всегда считал рядовых коммунистов, в массе своей, честнее нас, беспартийных.
В августе 1938-го были события на озере Хасан. Гитлер с японцами заключили союз. «Запахло жареным».
Пакт с Гитлером
…В августе 39 года началась моя «военно-полевая хирургия», а по существу травматология. Чистая, культурная клиника директора, тридцать коек. Больные с переломами, лежат долго. Работы мало, треп в ординаторской. За четыре месяца я научился лечить травмы. Так я считал.
В один из последних дней августа был в бане. Одеваюсь и слышу радио: «Приезжал Риббентроп. С Германией заключен Пакт о ненападении». С него началась Вторая мировая война. О секретном договоре «Молотов-Риббентроп», которым Европу поделили, мы узнали только при перестройке.
Меня как обухом по голове. Ну не сволочи ли наши вожди? Трепались, трепались про фашистов, а теперь повернули на 180 градусов. Да разве же можно верить Гитлеру?
Перед тем несколько недель велись вялые переговоры с Англией и Францией, чтобы заключить союз. Они будто бы упирались и не хотели пропускать наши войска через Польшу. И вообще – саботировали, пытались столкнуть нас с Германией, чтобы ослабли, а потом прихлопнуть обоих: «хитрые империалисты». Сначала японцев напустили в Монголии, на Халхин-Голе, не получилось, так пусть, дескать, с Гитлером подерутся.
Все это выглядело похожим на правду, советские граждане верили газетам и даже я поддался. И вдруг – такая бомба!
1 сентября 1939 года немцы напали на Польшу. Будто бы в ответ на их провокацию. Наши подавали это с серьезным видом. Еще через несколько дней вступили в войну мы: «Воссоединение братских народов».
Каждый день печатались реляции: «Украинцы и белорусы радостно приветствуют Красную армию, освобождающую народ от польского ига».
Так вот: была Польша – и нет. Позади уже Чехословакия, Венгрия, Австрия. Силен Гитлер! Или – нахален?
Англия и Франция объявили немцам войну, но воевать не спешили, сидели за линией Мажино. Называлось: «странная война». Много польских войск были интернированы в Союзе, их судьбы будут долго обсуждаться, пока окончательно прояснится: наши гебешники расстреляли офицеров в Катыни. Из оставшихся во время войны создали Польский легион.
Масса евреев устремилась из Польши на восток, к нам. Пресса об этом помалкивала, но народ говорил, будто бы немцы сгоняют евреев в гетто.
Вообще чудные дела совершались; месяц назад – были фашисты, творили всякие безобразия: сажали, выселяли, конфисковали. Устраивали «хрустальную ночь». И вдруг за один день все изменилось: вполне добропорядочные немцы.
Что оставалось советским гражданам?
Приветствовать правительство, «снявшее угрозу войны». Впрочем, хватило ума не устраивать митинги с нашим обычным «Одобрям!». Понимали, что трудно переварить дружбу с фашистами.
Несчастная Россия! Был царь, теперь Сталин.
Война с финнами
В конце 1939 года началась война с Финляндией. Конечно, устроили представление: «Финны обстреляли пограничников». Мы – ультиматум: «отодвиньте границу». Все врут: сами напали, хотели обезопасить Ленинград, а может быть, и присоединить финнов к Союзу. Иначе зачем было объявлять о правительстве во главе с коммунистом Куусиненом? Но поторопились!
Позор был, а не война. Двести миллионов против трех. Эшелон раненых, три четверти – обмороженных. Сам видел – привезли в Архангельск, даже к нам в клинику попали.
Но продукты из магазинов враз исчезли и больше уже не появлялись…
В 1940 году дела снова осложнялись: наши войска вошли в Прибалтику. Объяснили: дескать, «нас народ хочет». Понимай – от немцев спастись. Как же! Эстонцы и латыши спят и видят немцев, еще со времен Петра.
1941–1945 гг. Полевой госпиталь
1941 год. Начало
В это время я работал в Череповце. Помню, через темные сени я вхожу в большую комнату, совсем пустую. Жалкая мебель, комод с фотографиями, над ним на стене рупор.
Конец фразы диктора:
– …Молотов…
И дальше – речь: «Граждане и гражданки Советского Союза! Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы».
Война! Война!
Я пришел в этот дом, чтобы навести справки о своих сводных братьях. Долго собирался – и так неудачно.
Тихо в городе. Домики дремлют под липами. По деревянным тротуарам изредка простучат каблуки девчонки. Иногда из окон слышится радио – музыка.
«Была ли речь-то?» – Была.
Обманчивая тишина. Те, кто слышал Молотова, уже горько думают. Но не все еще и знают.
Мысли по инерции бегут по старым дорожкам, но натыкаются на острое. О больных. Вчера прооперировал старика с ущемленной грыжей. Нужно пойти посмотреть. Возможен перитонит.