Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 23

Доказательство достаточной причинной связи является необходимым условием деликтной ответственности в любой правовой системе, т. к. все они базируются на принципе персональной ответственности. Определение причинной связи предпочтительно не только в связи с установлением зависимости последствий деликта от факта его совершения, но также имеет значение для выявления других элементов деликта, например, пространственно-временного аспекта его совершения[67].

Во французском праве в контексте ст. 1382 ФГК предполагается, что между поведением причинителя вреда и ущербом должна существовать «прямая» причинная связь. Это бесспорное правило, однако, все же подвергается сомнению со ссылкой на то, что если поведение деликвента будет расцениваться в качестве единственного признака вреда, то это приведет к ограничительному толкованию понятия «деликтная ответственность»[68]. Поэтому был предложен более дифференцированный подход, согласно которому каждый раз, когда существует независимое или последующее условие причинения вреда, поведение причинителя вреда необходимо соотносить с обстоятельствами совершения деликта («explanatory» force), свидетельствующими, например, о том, что в сложившихся обстоятельствах любое разумно действовавшее лицо совершало бы иные действия, тем самым действия деликвента должны оцениваться как «неправильные» действия в сложившихся обстоятельствах. В этих случаях поведение причинителя вреда расценивается в качестве «прямой» причины вреда[69]. Другое представление состоит в том, что «необходимыми» последствиями являются только «прямые» последствия[70]. С другой стороны, «предсказуемость» поведения деликвента является настолько важным критерием в общем праве, что этот признак не только был воспринят немецким деликтным правом, но также лег в основу французского правила «une idee direc-trice», рекомендовано для судьи в разрешении дел, связанных с возмещением имущественных потерь в результате деликта[71].

В немецком деликтном праве принцип «непременного условия» (conditio sine qua non) применяется в совокупности с принципом «соответствующей причины» (adequate cause). Такой подход позволяет более точно применять меры ответственности к нарушителю и предотвратить расширительное толкование оснований деликтной ответственности. Наиболее распространенная версия теории «соответствия» использует принцип, согласно которому условие вреда можно рассматривать как соответствующую причину, если это увеличивает объективную вероятность вреда. Значение условия считают действием с обратной силой («прогноз с непредусмотрительностью» («nachtragliche Prognose»)). Главным критерием соответствия причины и следствия является то, что даже самый благоразумный и проницательный наблюдатель, который только может быть принят во внимание, не в состоянии предусмотреть возможность возникновения и определить вероятности вреда в свете «всего знания законов и обобщений» (all the knowledge of laws and generalizations), доступных человечеству[72]. Эта формула столкнулась с трудностями на практике, особенно в связи с определенными типами косвенных убытков (например, при определении размера скрытого вреда)[73].

Принцип общего права на «разумную предсказуемость» имеет большое сходство с немецким тестом «на соответствие»[74]. Например, считалось, что предсказуемость определяется в свете знания «разумного» человека после акта совершения деликта. Доказательство предсказуемости является абсолютно необходимым условием для предъявления требования, которое принято в англо-американской доктрине «небрежности» (Negligence). Если вред не причиняется «в натуральной форме», то нет никакого вопроса восстановления, даже если все обстоятельства свидетельствуют о наличии прямой причинно-следственной связи («direct causation»)[75]. С другой стороны, физический вред может быть достаточно явным и даже восстанавливаемым, хотя прямая причинно-следственная связь не просматривается («indirect causation»)[76]. Немецкое деликтное право также исходит из того, что если физические потери, возникшие в результате объективно обозримых последствий деликтного поведения, являются восстанавливаемыми, они расцениваются в качестве «косвенных» последствий, и деликтная ответственность не применяется[77].

В основе концепции «индивидуализированной причинности», состоящей в том, что потерпевший в целях получения возмещения обязан доказать, что вред был причинен конкретным деликвентом, лежит идея корректирующей справедливости, базирующаяся на философских исследованиях Аристотеля[78]. Поэтому главной предпосылкой для применения деликтной ответственности являлась идентификация стороны, ответственной за причинение вреда[79]. Однако и правоприменительная практика, и доктринальная литература сходятся во мнении, что принцип «корректирующей справедливости» может эффективно применяться в случаях, когда доказывание размера имущественных потерь потерпевшего не представляет больших сложностей. В ситуациях, когда причинение вреда не имеет имущественного содержания, а вред наносится здоровью потерпевшего или его личным неимущественным правам, «принцип «корректирующей» справедливости оставляет потерпевшего вред от заболевания, вызванного вредоносным продуктом, без средств правовой защиты в рамках деликтной системы»[80].

Поэтому в последние десятилетия наблюдается тенденция к «социализации» деликтной ответственности, главная особенность которой заключается в переносе акцента в определении меры ответственности за совершенный деликт с индивидуальной оценки факта нарушения права, включая признак виновности или невиновности причинителя вреда, на общественную опасность деяния, когда ведущее место занимает объективная ответственность за риск, находящаяся в прямой связи с социализированной концепцией права[81]. Указанный тренд в развитии деликтного права в итоге привел к формированию на месте концепции безвиновной ответственности концепции ответственности «беспричинной». Необходимость обеспечения справедливой компенсации за причиненный вред приводит в итоге «к закату индивидуальной ответственности»[82]. Джудит Томпсон писала, что «вина ушла первой, сейчас уходит и причинность»[83]. В результате юридической доктриной была обоснована возможность существования как диспозитивных (основанных на соглашении сторон), так и императивных (нормативных) конструкций деликтной ответственности, при которой возникает связь «нормативного характера, установленная по воле сторон или в силу закона между вредом, являющимся последствием определенного факта, и определенным лицом, которое обязано к возмещению этого вреда. Такая связь может существовать даже в случае, когда это лицо в наименьшей степени не содействовало возникновению вреда»[84]. Практически по своей природе «беспричинная ответственность» в большей степени представляет собой ответственность за создание риска, чем ответственность собственно за причинение вреда[85].

67

См., напр.: Honore, International Encyclopedia OF Comparative Law XI, ch. 7, p. 7 f.; Winger, Helmut Koziol, Bernhard A. Koch, Reinhard Zimmerma

68

См.: Weill/Terre, Obligations, 2d ed., 810 F.; Mazeaud/Mazeaud, Traite, Vol. 11, 6th ed., № 1666; Le Tourneau, Responsabilite civile, 2d ed., 197 f.; Carbo

69

Honore, International Encyclopedia OF Comparative Law XI, ch. 7, p. 41 f.

70

Mazeaud/Mazeaud, Traite, Vol. 11, 6th ed., № 1663.

71

Во французской деликтной доктрине предсказуемость играет центральную роль также и в договорной ответственности. R. Savatier (Responsabilite civile, 2nd ed., II, № 472) утверждает, что весь возможно предполагаемый вред должен квалифицироваться как «прямой» вред независимо от основания для иска.

72

Deutsch, Haftungsrecht, I,1976, 146 f.; Herman Lange, Schadensersatz, 57 f.

73

Honore, International Encyclopedia OF Comparative Law XI, ch. 7, p. 54 f.

74

Banakas S. Causalite juridique et imputation: reflexions sur quelques developpements recents en droit anglais, in Revue lamy droit civil, SUPPL. au № 40, July/August 2007, 93.

75





В одном из случаев английская Палата Лордов указала, что если ущерб не доказан в натуральной форме, то ни непредвиденная степень ущерба, ни неопределимость его уровня не могут освободить причинителя вреда от ответственности. (См.: Smith v. Leech Brain & Co., Ltd. [1962] 2 Q.B. 405; Hughes v. Lord Advocate [1963] A.C. 837). Действие этого принципа, однако, распространяется только на причинение физического вреда, т. е. вреда личности или собственности потерпевшего.

76

В английском праве в качестве общего правила ответственность за экономические убытки, возникшие в результате небрежных заявлений, приравниваются доктриной к ответственности за причинение материального вреда (См.: Hedley Byrne & Co. Ltd. v Heller & Partners Ltd. A.C. [1964] 465; [1963] 2 All E.R. 515; мнение Lord De

77

См.: BGHZ 41,123.

78

Prosser W. Handbook of the Law of Torts. 4-th ed. L., 1911. P. 231; Weinrib E.J. The Idea of Private Law. Harvard University Press, 1995. P. 98.

79

Donald G. Gifford. The Challenge to the Individual Causation Requirement in Mass Products Torts // University of Maryland Scholl of Law. Legal Studies Research Paper № 2005-34. Р. 21.

80

Donald G. Gifford. Op. cit. Р.23.

81

Дюги Л. Общие преобразования гражданского права со времени Кодекса Наполеона / пер. с фр. М.М. Сиверс, под ред. проф. А.Г. Гойхбарга. М.: Гос. изд-во, 1919. С. 24, 78.

82

Варкалло В. Ответственность по гражданскому праву / пер. с пол. Залесского В.В. М.: Прогресс, 1978. С. 129.

83

Thompson J.J. The Decline of Cause // Georgetown Law Journal. 1987. Vol. 76. P. 137.

84

Варкалло В. Указ. соч. С. 122–123.

85

WrightR.W. Causation, Responsibility, Risk, Probability, Naked Statistic and Proof: Pruning the Bramble Bush by Clarifying the Concepts // Iowa Law Review. 1988. Vol. 73. P. 1001, 1073.