Как я изобретал мир

Вскоре после описанного взрыва во Фридрихсорте в Шлезвиг-Голштинию вошли главные силы прусской армии под командованием Врангеля. Некоторое время спустя я получил из штаб-квартиры армии лично в руки письмо с благодарностью за оборону бухты с помощью подводных мин и взятие морской батареи Фридрихсорт. Ниже сообщалось, что рота вновь созданного шлезвиг-голштинского батальона под командованием лейтенанта Крона займется дальнейшей обороной крепости. Мне же вместе с добровольческим крестьянским отрядом поручалось к точно назначенному времени совершить марш-бросок к бухте Шлей, переправиться через нее в подходящем месте и агитировать население провинции Ангельн захватывать тех отступающих датчан, что появятся там после намечающегося сражения при Шлезвиге. Передав крепость шлезвиг-голштинской роте, я в назначенное время совершил переход в Миссунде, на рассвете переправился через Шлей и повел мое бодро марширующее войско во Фленсбург. Уже ранним утром мы услышали грохот пушек под Шлезвигом. Население вело себя невозмутимо и, казалось, не желало быть потревоженным в этом своем спокойствии.

Датчан не было видно; но вечером мы услышали от крестьян, что датская армия разбита и, преследуемая прусской армией, отступает через Фленсбург. Ближе к Фленсбургу слух подтвердился; прусский авангард как раз входил в город.

Приказ по армии № 840

Штаб-квартира во Фленсбурге, 25.06.1848

Его высокоблагородию королевскому лейтенанту 3-й артиллерийской бригады господину Сименсу…

Ваши усилия по приведению Фридрихсорта в состояние обороны, а также предпринятые меры по предотвращению входа вражеских кораблей в Кильскую бухту я глубоко одобряю и надеюсь, что Вы даже с имеющимися, не всегда достаточными средствами осуществите все возможное…

Так как дальнейших приказаний для моего корпуса не последовало, я чувствовал себя не вправе задерживать людей, после того как крепость, для обороны которой они были завербованы, заняли регулярные войска; так что я отпустил их по домам, куда они быстро и поспешили, а сам отправился во Фленсбург с рапортом. Это, однако, оказалось весьма нелегким делом, ибо во Фленсбурге еще царил хаос. Улицы были полностью забиты всевозможным боевым транспортом, и ни одного органа военной или гражданской власти нельзя было разыскать. Наконец в этой давке я встретил знакомого мне по Берлину прусского капитана фон Цастрова, с которым поделился своей бедой. Он сообщил мне, что получил командование над вновь сформированным шлезвиг-голштинским военным корпусом вместе с артиллерийской батареей и приказ на следующий день отправиться с ними в Тондерн. Но ему очень не хватало офицеров, так что он предложил мне присоединиться к нему и взять командование батареей. Он пообещал урегулировать все формальности с главнокомандующим, а также передать ему мой рапорт. Мне очень понравилось данное предложение, так как я не хотел сейчас возвращаться с театра военных действий на мирные квартиры в Берлине. Поэтому я написал рапорт о выполнении полученного приказа, в котором сообщил, что распустил крестьянский корпус и что за неимением дальнейших приказаний пока принимаю на себя предложенное мне командование шлезвиг-голштинской батареей.

На следующий день я во главе своей батареи уже скакал по бесплодным грядам «окруженной морем» местности в Тондерне. Но радость оказалась недолгой. Прибыв на место, я получил от коменданта присланный из штаб-квартиры эстафетой приказ немедленно явиться к главнокомандующему. Поэтому я реквизировал повозку, около полуночи добрался обратно во Фленсбург и сразу же доложил о себе в штаб-квартире. Меня провели в парадную комнату лучшего отеля во Фленсбурге, где я нашел собравшихся за длинным столом офицеров всех рангов и видов войск. На диване с узкой стороны стола сидели два молодых принца, в то время как генерал Врангель занимал первое место у дивана с длинной стороны стола. Когда я доложил свой рапорт, генерал встал с места, а за ним и все собрание, так как сидеть при стоящем главнокомандующем противоречило этикету.

Генерал выразил удивление моим присутствием, ведь он отправил мне приказ всего несколько часов назад. После объяснения, что я вернулся сразу же после марша, он решил, что я, должно быть, очень устал и должен выпить чашку чая. По приказанию Врангеля мне пришлось сесть на его место и выпить чашку чая, пока все высокое общество, к моему большому смущению, продолжало стоять. Это произвело на меня впечатление – казалось, главнокомандующий использовал возможность, чтобы показать, что почитает доблесть превыше чинов, и при этом устроил всем небольшое упражнение в этикете. В последовавшей затем беседе генерал выразил мне свою признательность за защиту Кильской бухты с помощью морских мин, а также за взятие крепости Фридрихсорт. В дальнейшем, сказал Врангель, необходимо как можно больше защитить Кильскую, а также Эккернфердскую бухты с помощью морских мин, так как он планирует занять со всей армией Ютландию. Когда я возразил, что Эккернфердская бухта слишком открыта с моря и ее фарватер слишком широк, чтобы использовать защиту на минах, а также что несколько правильно заложенных батарей могут сделать это с большей уверенностью, разразилась продолжительная дискуссия о несуществующем перевесе корабельной артиллерии над береговыми батареями. Я разрешил себе замечание, что удачно расположенная, прикрытая земляным валом батарея из восьми 24-фунтовых пушек, стреляющих калеными ядрами, способна принять бой даже с самым большим военным кораблем. Мнение, что береговая батарея может быть сметена несколькими мощными залпами военного корабля, не подтверждается военной историей, а обстрелу калеными ядрами не сможет долго противостоять ни один деревянный корабль.

Итогом этой аудиенции стала официальная передача мне обороны Кильской и Эккернфердской бухт. Меня назначили комендантом Фридрихсорта, и я получил открытый приказ коменданту крепости Рендсбург не препятствовать моим реквизициям орудий, боеприпасов и людей для Фридрихсорта и закладываемых на берегах Эккернфердской бухты батарей. Этот приказ в Рендсбурге, хотя и с некоторой неохотой, исполнили, так как крепость сама была очень плохо подготовлена к защите. Теперь Фридрихсорт был снабжен рабочими пушками и приведен в состояние обороны, насколько это было возможно. В Эккернферде я создал большую батарею для тяжелых 12-фунтовых и коротких 24-фунтовых пушек на пологом берегу к востоку от города и одну гаубичную батарею на холмистом северном берегу залива.

Участие в этой войне Фридрихсорта, а тем более Эккернферде серьезно не рассматривалось, и, тем не менее, в следующем году заложенные мной батареи под Эккернферде необычайно прославились победным боем с датской эскадрой, в котором линейный корабль «Кристиан VIII» сгорел, а фрегат «Гефион» был выведен из строя и захвачен.

После завершения укрепления Фридрихсорта и возведения батарей под Эккернферде моя деятельность стала монотонной. В целом она ограничивалась наблюдением за стоявшим напротив Фридрихсорта вражеским блокадным кораблем и контролем происходящего у входа в бухту движения кораблей. Кильское военное командование запретило выход торговых кораблей в море без особого разрешения, и морской батарее Фридрихсорт был выдан приказ в случае необходимости предотвращать нарушения с помощью силы. Это привело к небольшой военной акции, внесшей немного разнообразия в нашу скучную жизнь.

Однажды вечером я на лодке комендатуры переплывал бухту, чтобы навестить заложенную мной на противоположном берегу батарею Лабё, как вдруг голландская барка под всеми парусами понеслась мне навстречу с явным намерением покинуть гавань без предъявления соответствующего разрешения. Я крикнул капитану, что тот должен пришвартоваться и назвать себя, в противном случае его обстреляют из крепости. Голландец и его жена, очевидно, составлявшие всю команду корабля, не восприняли предупреждение всерьез, более того, прокричали, что запрет их не волнует. Еще во время этих переговоров на крепостном валу блеснул огонь, и прямо перед кораблем в воду упало ядро, как и предписывалось правилами. Несмотря на это, корабль под полными парусами продолжил взятый курс. И тут как с крепости, так и с батареи Лабё раздались выстрелы, а скоро к ним присоединилась и оживленная пальба берегового военного патруля. Храбрый голландец, однако же, не пришел в замешательство и после удачного прохождения бухты исчез в темноте наступившей меж тем ночи.