Страница 66 из 108
Наверное, идти к нему сейчас глупо. Это порыв. Это эмоции. Это Тори Ву. Но, тем не менее, Кристина взбегает по ступеням, проносится мимо комнат и снова выше, огибая угол и останавливаясь перед знакомой дверью. Она даже не стучит. Просто дергает на себя. И совершенно не знает, что сейчас скажет, как будет защищаться от его колких слов и язвительных оскорблений, от холодного взгляда, как будет не вспоминать о том, что несколько дней назад сидела на этой кровати и млела от его ласк. Да, она совершает дурость. Но дверь скрипит, распахивается, и глазам девушки предстает совершенно пустая комната.
На кровати свалены несколько футболок, в углу гудит старенький компьютер. В тот раз она не заметила машину, зато сейчас слышит, с каким тарахтением работает системный блок. На мониторе пыль — покрывает все толстое стекло. Комната выглядит так, словно из нее только что вышли и вот-вот вернутся.
Кристина решает подождать Эрика. Она садится на край кровати и почему-то возвращает взгляд к компьютеру. Машина противно крякает. Слишком старая. Девушка не видит монитора, ей хватает зычного гудения. А потом что-то происходит. Какой-то щелчок, шум в колонках, и голос. Знакомый голос.
— Эрик! Эрик! Это правда? Они собираются убить Джанин?
Кристина так и открывает рот. Она узнает интонации, которые так часто звучали в голосе Макса. И осознание обрушивается на нее с оглушающей силой.
========== Глава 30 ==========
Кристина чувствует себя рыбой, выброшенной на берег. Словно лишилась живительной силы, словно воздух создает ватную подушку, забивает все горло, становится отравой. Она лишь сидит, сжимает пальцами матрац и пытается понять. Глаза ее широко распахнуты. Напуганные, такие огромные, такие большие. Кристина боится встать с места. Голос Макса, этот знакомый, спокойный голос, звучащий в ее ушах встревоженной нервной интонацией, кажется, царапает ее черепную коробку. Девушке хочется передернуть плечами, сбросить с себя наваждение. Но она знает, что происходящее реально, что это не симуляция, которую она проходила будучи неофитом. Это все взаправду — шипение в колонках и скачущий голос Макса, то пропадающий, то раздающийся рваными урывками, несущийся с того конца. Кристина моргает и встает с постели.
Ей необходимо отсюда уйти.
Она делает шаг к двери, боясь даже думать о том, как ей быть с этим знанием. Эрик — предатель. Это ясно как божий день. Предатель. Отвратительное слово, будто грязью марает ее язык. Кристине хочется плеваться, скатать слюну в ротовой полости и смачно плюнуть на землю. Она боится осознать полностью. Страшно понимать, как был слеп, страшно понимать, как люди жестоко умеют обманывать. И искривить бы губы в злой усмешке, но девушка знает, что виновата сама. Это же Эрик! Эрик, мать вашу! В нем нет добра и милосердия. Все, что он делает, делается ради чего-то. Каждый поступок, каждый шаг, даже каждое прикосновение к ней. И больно. Ей действительно больно, будто лезвие ножа загнали под кожу и давят на самое сердце. Она ведь знала, знала, знала. Так почему тянет рыдать?
Кристина берется за ручку двери, но не успевает ее обхватить пальцами как следует. Дерево дергается вперед, чуть не волоча девушку за собой — она лишь отдергивает кисть и во все глаза смотрит на человека, появившегося в дверном проеме.
— Что ты здесь делаешь? — Эрик хмурится, бесцеремонно заталкивает ее внутрь и захлопывает за собой дверь.
Кристина стоит. Ее чуть потряхивает. Плечи вздрагивают под одеждой, руки зажаты в кулаки. Она даже не смотрит на этого человека, ничего не может сказать. Просто стоит, просто чего-то ждет.
— Ненавижу… — срывается с ее губ, и снова — ненавижу…
— Какого…
Но Эрик замолкает, слыша характерный писк компьютера и шум в колонках. Девушка поднимает голову. Лицо мужчины белеет. Редко увидишь на нем такие эмоции. Он будто сначала изумляется, а потом понимает. Он отодвигает Кристину в сторону, в несколько шагов достигает гудящего компьютера и с такой силой бахает по кнопке выключения, что пластмассовый корпус машины скрипит под его пальцами. Он стоит, не поворачивается к Кристине, шумно дышит. А ей не надо слов. Она все понимает. Уже поняла.
— Я ненавижу тебя! — взрывается девушка, и тогда Эрик разворачивается.
Мужчина окидывает ее странным взглядом, всю, с головы до пят, скользит пренебрежительно-равнодушно, а потом вдруг раздвигает губы в улыбке. Кристину прошибает пот. Ладони становятся влажными, испарина выступает на лбу.
— А ты чего ждала? — резко спрашивает он.
Смуглая кожа Кристины окрашивается в мертвенно-бледный оттенок. Она ведь понимает, но не хочет верить. Женщины всех возрастов так склонны обманываться. Она не хочет. Нет. Просто сжать руки в кулаки и беспомощно замотать головой. Только не верить. Нет, нет, нет. А он стоит и бессовестно, так нагло признается в том, кем он является на самом деле. Это вырезает что-то там, между ребер. Это жестоко. Он всегда был жесток. А она забыла.
— Ты кем меня считала, а, девка? Кем?
Он делает шаг вперед, она отступает к стене, туда, почти к двери. Вжимается лопатками в твердый камень, едва вытягивает руку, только чтобы этот монстр не приближался.
— Кто я для тебя, Кристина? Скажи, мать твою, что ты там себе нафантазировала? Поржать охота.
Девушка открывает и закрывает рот. Его грубость режет ей кожу. Раньше было проще. Кривиться, морщиться, показывать ему в спину средний палец и никак не реагировать. А теперь больно. Идиотка. Такая идиотка. У нее гудит голова, череп вот-вот треснет от мыслей, а грудь разорвет от эмоций. Только не слезы. И, господи, почему так больно? Почему из-за этой мрази так больно? Что хочется сложиться пополам.
— Ты оказалась такой тупой пиздой, что обмануть тебя не составило никакого труда.
И тогда она вспыхивает. Подлетает к нему смазанной тенью, с летящими по воздуху черными волосами, короткими, но хлестко бьющими по лицу, и оставляет горящий след на мужской щеке. Эрик аж делает шаг назад, потирает подбородок. Девчонка ударила сильно, вложила в простое движение столько злости, агрессии и даже боли. Кожа зудит от ее пальцев. А перед его лицом ее горящие глаза. Вот ведьма. Она восхищает. Но Эрик не из тех, кто позволит с собой играть. Девушка даже не успевает сообразить, как со всей силой, на которую способны мужские руки, бьется спиной о крепкую стену. Воздух вырывается из ее горла, кожу на спине саднит. Чужие руки сдавливают ее запястья, заставляют ее ладони беспомощно раскрыться, а пальцы неуклюже растопыриться. Эрик прижимает ее руки к стене, нависает над ней. Высокий, большой, сильный. Опасный. Она ведь забыла, какой он опасный, какой лютый, какой дикий. Зверье. Падла. И Кристина вздергивает подбородок, стараясь не пасовать.
— Что ты хочешь услышать, а? — шипит он, безжалостно давя на ее тело, почти ломая кости. — Я — предатель, Кристина. Нравится это слово? — он перехватывает оба ее запястья одной рукой, а другой грубо берет за подбородок, обхватывает пальцами и давит, чуть тяня вперед, заставляя смотреть на себя. — Я — человек Макса. И всегда был лишь им. Всегда. Я — предатель, предатель, предатель, — твердит он, а слова долбятся о стенки ее мозга. Он склоняется ниже, практически к самым ее губам и все произносит: — Я — предатель, предатель, предатель. — А она вдруг так резко подается вперед, раскрывает свой рот и кусает его за лицо, впивается зубами до крови. Эрик отпускает ее быстро. — Сука, — шипит, и слышится звук удара.
Кристине обжигает лицо. Она падает на пол, ощущая, как дрожит нижняя губа, как скапливается во рту вкус крови. Его крови. Чужой, грязной, отвратительной, ублюдочной. Девушка лишь делает глубокий вдох и даже не замечает, как странно смотрит на нее Эрик. Он зажимает след от ее зубов пальцами и глядит на нее, почти распластанную на полу. У девчонки дрожат руки. И необъяснимое чувство захлестывает его. То самое, когда он видел ее уничтоженную, изнасилованную, измазанную кровью и спермой. И Эрик резко разворачивается, чтобы не вздумать помочь ей.