Страница 58 из 108
— Это роман. Называется «Мы». Фамилия у автора такая забавная. Я ее не помню, а на страницах ты не найдешь. Но не в этом суть. Эта книжка, — и он потрясает ею перед носом Кристины, — отражает нашу жизнь.
Кристина оглядывается по сторонам и склоняется к нему так близко, что чуть ли не соприкасается с юношей носами.
— Уилл, почему мне не нравится то, что ты говоришь?
Он лишь ухмыляется, смотрит на Кристину. Глаза у него странные, горят азартом. Он увлечен, взбудоражен и возбужден всем тем, о чем ведет речь.
— Знаешь, что здесь написано? О людях без имен, лишь с номерами, о том, что душа — это так, пережитки старины, о том, что все должно быть подчинено общему благу, труд ради всей страны. Каждый — винтик в системе большого механизма. Герои носят одинаковую одежду и живут в одинаковых квартирах. Все обезличено. Обезличенный мир. Ничего не напоминает?
— Уилл…
— Фракция превыше крови. Пять фракций, за рамки которых никто не может выйти. Если ты выбрал какую-либо фракцию, то живешь лишь по ее законам, отворачиваешься от родных. Фракция ведь превыше крови. А одежда? Почему нам нельзя выбирать в чем ходить, смешивать цвета? Какая разница?
— Уилл!
— Нет, стой, а Мэттьюс? Не она ли говорит о том, что каждая фракция строго выполняет собственную функцию и трудится на благо города? Она. Почитай, — и кидает книгу на колени девушке. — Но так, чтобы никто не видел. Боюсь, нашим лидерам такое чтиво не понравится. Да и думаю, что Бесстрашные читать не должны. Это привилегия Эрудитов.
Она помнила его таким. Горячечным, умным, практически идеалистом. Из его уст звучало много правдивых до боли слов. Он часто говорил крученые фразы и улыбался. Он много знал. Такого Уилла Кристина знала. Он дал ей понимание многого, что творится в Чикаго. Пусть она и не хотела этого осознавать. Боялась принять и понять, боялась собственного бессилия. Но сейчас, эта революция, война, которая, кажется, вступила в свои полные права — Кристина бояться перестала. Она благодарна Уиллу за многое. За знания, за добрые слова, за острый ум. Единственное — от нее все ускользает причина: когда он стал тем, кем он стал? Ядовитым человеком с темными глазами, порченым, гнилым. Тот парень, который рассказывал ей о романе «Мы» из какого-то мифического Советского Союза, тот парень, который указал на брешь в системе фракций, не был тем человеком, который хладнокровно приказал изнасиловать ее. То ли она была сама так слепа — просто не замечала, отказывалась видеть и верить, то ли действительно что-то изменилось. Кристина знает, что никогда не получит ответа на этот вопрос. Сейчас все решится. Раз и навсегда.
— Скоро же будет дождь.
Кристина оборачивается. У входа на крышу, у самой двери, застыл Уилл. Руки засунуты в карманы черных штанов, ветер треплет его волосы. Девушка поворачивает голову и снова смотрит на город.
— Знаю. Я люблю дождь.
— Ты же замерзнешь, — говорит юноша и садится рядом, чуть приподнимая ворот куртки и вжимая голову в плечи.
— Это ты мерзнешь, — улыбается Кристина и по-дружески толкает его в плечо.
Она хорошо помнит тот день. Потому что в тот день ее друг Уилл попытался ее поцеловать. Дождь действительно пошел. Грузные капли забили по крыше и ее парапету, пропитали волосы Кристины, намочили ее одежду, а девушка задрала голову, ловя воду лицом. Уилл смеялся. Сидел рядом, тряс волосами и улыбался. А потом просто притянул ее к себе и прикоснулся своим ртом к девичьим губам. Кристина тогда его оттолкнула. Резко и спешно. Соскочила с парапета на черный камень крыши. Об этом поцелуе никто из них потом и не вспоминал.
Может все началось тогда? Может она сама взрастила ненависть к себе? Может она что-то сделала неправильно? Не заметила, не уловила, не поняла. Кристина готова задавать себе эти вопросы раз за разом, потому что ей дико тяжело, так сложно поверить в то, что ее друг способен на всю ту мерзость, которая произошла с ней. Ей нужна причина. Даже самая банальная сойдет. Но он часто улыбался ей, хлопал по плечу, говорил о своих родителях и сестре Каре. Он был нормальным. Как так выходит, что люди вроде Питера Хэйеса снимают маски, обнажая свою человечность, а люди вроде Уилла становятся монстрами? Кристина отказывается это понимать. Все еще глупо верит, все еще чего-то ждет, все еще надеется. Идиотка.
— Уилл, давай поговорим, — просит она, сжимая в руке нож. И смотрит на него, в самые глаза. Темные, лишенные того тепла, которое она всегда видела в его зрачках.
— Зачем? — интересуется он, и пальцы его нервно подрагивают. Он опускает взгляд то на камень под ногами, то смотрит куда-то за спину девушки, там, где образовалась огромная дыра, то обращает внимание на стены. Он какой-то дерганый. Странный. Как психопат с диагнозом маниакально-депрессивного синдрома. Но Уилл никогда таким не был. Никогда. Светлый человек, ее друг.
Да очнись же ты! Тебя изнасиловали по его приказу!
Кристина лишь мотает головой. Есть причина. Правда же, она есть? Она должна быть. Просто обязана. Всенепременно. Лишь так. И вдох, и выдох. У Кристины трясутся руки. Больше, чем у Уилла. И тогда девушка осознает.
Она верит, но боится.
Боится его, всего того, что он может сделать. Воспоминания о саднящей боли, о крови, о собственных криках, о слезной мольбе встают в памяти так яро. И синяки на руках, и шипящий голос, и угроза. Все это живо, все так явственно.
— Уилл…
— Я пришел тебя убить, — сообщает он и улыбается.
Улыбка такая, что Кристина вздрагивает. У нее немеют конечности от шока и ужаса. Этот человек — не Уилл. Этот человек холодно улыбается, нервно облизывает губы и делает шаг вперед. Девушка не придумывает ничего иного, кроме как разговорить его, потянуть время, чтобы… Что? Кто-то пришел на помощь? Ерунда. Кругом каменная крошка, слышатся людские крики и звуки выстрелов, кругом кровь. Война. Страшное слово. Кристина бы и подумать не могла, что станет ее частью, что будет вынуждена убивать, что ее научат стрелять, что целью для нее станут рьяные удары. Она хотела быть солдатом, а, кажется, превращается в машину. И ей надо научиться защищать себя самой.
— Уилл, зачем ты это делаешь? Объясни мне.
Он куцо поджимает губы, давит тяжелый вздох и чуть ведет подбородком, так, как это делают детские куклы в фильмах ужасов. У Кристины в глотке застревает воздух. Кажется, ее ситуация плачевна. Она знает, что за спиной — огромный провал, а на его дне острые железные шпили, на которых когда-то держался каркас этого здания. Знает, что из оружия у нее всего лишь нож. А перед ней человек, который хочет ее убить.
— А разве нужна причина? — наконец, отзывается он. — Ты — мелкая сучка. Мне будет приятно тебя удавить.
— Мэттьюс! — находится Кристина. — Почему ты с ней?
Страх. Ей необходимо справиться со страхом перед этим человеком. Она должна прекратить его бояться, иначе ее парализует, иначе разум заволокут чумные картины. Девушка всячески гонит образы своего прошлого, не позволяет лезть им в голову. Это как болезненные иглы, зудящие и навязчивые. Страх не должен быть выше желания жить.
Ты такая слабая.
Этот насмешливый, кривой голос звучит в ее голове. Едва прокуренный, хриплый. От этого голоса вибрирует воздух. Эрик бы насмехался и глумился, узнай, что она робеет перед каким-то хиленьким пареньком, не пользуется своей юркостью и меткостью. Уилл ведь псих, а она все отрицает это, ищет причину его безумия. Она, конечно, есть. Только вот Кристина определенно ее не узнает. Уилл ей не скажет. Узнать иначе не дано. Да и к чему?
Уилл — психически нездоровый человек. И этот человек хочет ее убить.
— Что? — переспрашивает он и зачем-то трясет головой, его подбородок ведет куда-то в сторону, а глаза блестят, странным, сальным блеском. Кристина лишь покрепче перехватывает нож, все еще боясь выставить его перед собой — она ведь может спровоцировать своего собеседника. Жестокая игра, однако.
— Почему ты с предателями?
— Я сам по себе, — тянет Уилл. — Не с вами, не с предателями. У меня одна цель. Ты.