Страница 38 из 108
Она возвращается в общую спальню. Сейчас там никого нет. Уже наступил вечер и поэтому все ужинают. Девушка оглядывается и никого не замечает. Помещение абсолютно пусто. Словно вымерло. Тем лучше. Кристина подхватывает чистую кофту с длинными рукавами и на всякий случай прячется меж двумя железными шкафами, становясь лицом к стене. Она кидает одежду на деревянную тумбу и стягивает с себя черную футболку. Едва морщится. На ее теле слишком много ссадин. Нужно найти врача. Врачи ведь есть среди афракционеров? Ей хочется поскорее избавиться от всех этих цветастых пятен на теле. Кристина заводит руки за спину и щелкает застежкой спортивного бюстгальтера. Она кидает вещи на тумбу и берется за футболку.
— Это все сделал Эдвард?
Девушка замирает. Едва дышит. Тут же прикрывает грудь футболкой и резко разворачивается. О шкаф опирается Эрик. В его зубах зажата незакуренная сигарета и в руках он что-то вертит.
— Ты же видел меня. — Тихо произносит Кристина.
— Не целиком.
Девушка молчит. Она знает, что ее тело далеко не в лучшем состоянии, что кровоподтеков много, потому что она сопротивлялась, пыталась вырываться, царапалась и дралась, как могла. Она знает, что на ее теле остались следы и от взрыва. Знает, что Яму целехонькой она не покинула. Просто тогда это не казалось важным. Тогда она не чувствовала физическую боль. А сейчас, когда шок сошел, когда она начала мириться с обстоятельствами, боль заиграла в ее теле всеми красками.
Взгляд Эрика равнодушен. Он вынимает сигарету изо рта и сует ее в карман своей куртки. Его серые глаза цепляют синяки на ее руках, плечах, боках и спине. Кристина нервно сглатывает. Мужчина настолько безучастен, что внутри ворочается что-то чисто женское и такое недовольное. Девушка не знает, какая дурость ударяет ей в голову, но она опускает руки. Глаза Эрика чуть темнеют. Вот и вся реакция. Он стоит и смотрит на нее, обнаженную по пояс. Воздух холодит ее кожу, и темные соски напрягаются, застывают тугими горошинами. По груди бегут мурашки.
— Оденься, — наконец, произносит мужчина. И Кристина чувствует себя оскорбленной и униженной. Она быстро ныряет в чистую кофту. Щеки ее пылают смущением. Казалось бы, этот человек целовал ее, его пальцы были в ней. Но они еще так далеки от всего того, что можно было бы назвать близостью. Ей неловко вспоминать все то, что было на празднике Пяти Фракций. Неловко до такой степени, что у Кристины горят уши. А Эрик снова ее опускает. Словно ему нравится. — Лови, — она резко разворачивается и видит, как какой-то предмет подлетает в воздух. — И не теряй больше. — Эрик отрывается от шкафа и разворачивается, чтобы уйти.
Кристина вертит в руках знакомый медальон, изображающий фракцию огня. Это он упал с ее шеи в том коридоре, когда Эдвард тащил ее обратно в ту злосчастную комнату. Девушка зажимает рот рукой, чтобы не всхлипнуть. Страшно. Все-таки страшно. Она поднимает голову, но Эрик уже исчез. Он принес его ей. Она не ожидала. И тогда Кристина хмурит лоб, а потом бросается к выходу из помещения, зажимая в руках украшение.
— Эрик! — Кричит она, когда видит идущую по коридору размашистым шагом фигуру. Мужчина останавливается, оборачивается, а Кристина добегает до него. Стоит и хрипло дышит. — Слушай, скажи мне, что происходит? — Она поднимает на него глаза.
Эрик хмыкает.
— С чего это я должен тебе что-то говорить?
— Пожалуйста, — просит она.
— Спроси у Четыре. Он с радостью поведает. — И такой яд в его голосе.
— Эрик, — повторяет она, смотря на его лицо. Замечает, что в его брови снова красуется серебряное кольцо. Зажило. Уже давно. Кристине хочется поднять руку и провести по этому месту пальцем, но она сдерживает себя. Это будет так глупо. Мужчина не поймет. — Пожалуйста, прошу.
Он смотрит на нее и перед его глазами встает лицо совсем другой женщины. Та когда-то тоже просила. Только ее просьб никто слушать не стал. И Эрик вздыхает.
— Джонсон хочет свергнуть сучку Мэттьюс. Мы будем ей в этом помогать. — Произносит мужчина. — Джонсон давно к этому готовилась, и раскол Бесстрашия стал тем самым толчком, с которого все начнется. Мы уничтожим предателей. — Он как-то горько хмыкает. — У нас будут вылазки на территорию врага. В первую очередь, этим будут заниматься Бесстрашные. Потому что мы — солдаты. Тебе тоже придется. Бесстрашных мало. Все, кто умеет драться и держать оружие в руках, ценны. Учти это, девочка. — Он замолкает на мгновение. — На этом все. Мы еще сами плохо понимаем, что происходит.
Кристина кивает.
— Спасибо, — срывается с ее губ. И от этого становится легче.
Она благодарит его за все. За помощь после насилия, за слепоту Эдварда, за возвращение медальона, за всю ту информацию, которой он ее снабдил. Эрик окидывает девушку холодным взглядом, разворачивается на пятках и, не говоря ни слова, уходит. Кристина продолжает стоять, сжимать в руке медальон. И тут кое-что вспоминает.
У нее ведь сегодня День рождения.
========== Глава 19 ==========
В горле застревает неприятный ком, и Кристина мотает головой. Так по-детски, почти беззащитно. Чего-то ждет, о чем-то думает. Глупо это все, ей-богу. У нее сегодня День рождения. Вспомнила об этом только что, когда свет дня катится к горизонту, когда окружающий мир начинает тускло мигать электрическими лампочками. В убежище афракционеров их еще меньше, чем было во фракции Бесстрашие. И все они такие мутные. Как ее глаза, как ее жизнь. На самом деле, где-то в глубине души даже засела обида, но Кристина старается улыбаться. Что ее друзья? Что они, когда она сама не помнит? А что-то внутри нашептывает ей о том, что истинные друзья о праздниках дорогих людей не забывают.
Девушка стоит в темном коридоре, вертит в руках медальон, изображающий лижущие языки пламени, и почему-то не хочет возвращаться в общую спальню. Там все стены пропитались плесенью и грибком, стоит заскорузлый запах немытого тела, грязи и чужого пота. На Кристину снова накатывает отвращение. Ей нужно понять, попробовать, научиться жить дальше, принять те обстоятельства, в которые ее поставила судьба. Это ведь все не просто так. И свято хочется верить. Отчаянно хочется в это верить. До дрожи и крепко стиснутых зубов.
Она все же принимает решение выйти на воздух. Если на крышу нельзя, то хотя бы постоять у самого входа в здание, почувствовать, как вечерний ветер обдувает лицо, вдохнуть полной грудью эти живительные молекулы и осознать, что, в сущности, жизнь продолжается.
Когда Кристина была маленькой, мама всегда пекла ей большой и вкусный пирог, зажигала свечи. У маленькой смуглокожей девочки не всегда получалось гасить их с первого раза, приходилось помогать родителям. И тогда ребенок так заливисто хлопал в ладоши и кричал от восторга. Девушка не знает, но отчего-то светлые, чистые, даже наивные воспоминания вызывают слезы на глазах. Она стирает их пальцами. Слишком расчувствовалась, скоро станет сентиментальной, размякнет окончательно. Это просто эмоции, которые никак не хотят прийти в норму после всего. И еще щепотка обиды. Потому что настоящие друзья не забывают о праздниках. Это ведь правда. В детстве отчаянно в это верилось, но взрослая жизнь так любит демонстрировать стальные шипы с запекшейся кровью.
Когда девушка выходит на воздух, то тут же обхватывает себя руками — куртка осталась в спальне. В одной руке по-прежнему зажат медальон. Кристина вертит его в руках, а потом надевает, ловко застегивая замочек. Металл заставляет лишние мурашки бежать по ее коже. Девушка закрывает глаза и старается слиться с воздухом. В природе всегда есть свобода, красота, первозданность. Кристине хотелось бы стать полноправной частью природы, хотелось бы быть такой же вольной, но она заперта в бренном теле, в клетке из мяса и костей.
— Ты же замерзнешь.
Девушка резко оборачивается на звук. Ветер подхватывает ее волосы и бьет длинными прядями по лицу — когда-то у нее была короткая стрижка, но локоны давно отросли. Кристина всматривается в высокий и худой силуэт, стоящий совсем недалеко. Мелькает тлеющий огонек сигареты. Эрик. Всего лишь на секунду. Но дымка рассеивается, и Кристина узнает Тори Ву.