Страница 19 из 108
Пальцы касаются очередной деревянной поверхности, выкрашенной в темно-серый цвет. Эта деталь забавляет Кристину. Все же иногда лидеры фракции так носятся с придуманными и увековеченными на бумаге правилами, что это даже доходит до абсурда. Ну вот какая разница будет ли дверь в Отречении черной или темно-серой? Бред. Кристина толкает пресловутую дверь сильнее и оказывается в долгожданной уборной. Ей необходимо освежить свою кожу и привести в порядок макияж, что несомненно поплыл.
Девушка подходит к стройному ряду раковин, отливающих белизной в свете электрической лампы, мигающей куцо, так, что света не хватает на все помещение, и углы остаются поглощенными тьмой. Смуглые пальцы откручивают кран, и из него тут же начинает бежать вода. Она касается кожи девушки, и та поспешно одергивает руку. Холодная. Даже ледяная. Брр. Но делать нечего. Кристина склоняется над раковиной и плещет воду себе на лицо и шею, стараясь не смазать косметику.
Праздник пышет весельем и радостью. Эта атмосфера торжества, единства, чего-то важного, серьезного, значимого целиком и полностью поглотила Кристину. Она помнит, как утром лихорадочно вертелась перед зеркалом, подгоняя платье, стараясь сделать так, чтобы ткань с поясницы не сползала ниже положенного и не открывала крестец, а то там и до ягодиц недалеко. Как ни странно, помогла ей Трис, уже одетая в черное короткое платье. Извечная классика пришлась к лицу подруге. Высоченный конский хвост, яркая помада на губах, темный макияж, струящаяся по телу материя и тонкие шпильки.
— Вау! Трис, ты ли это? — И смешок в голосе столь ощутимый.
— Молчи, а, — и подруга ловкими пальцами продевает булавку в ткань платья Кристины, чуть надавливает и острие касается кожи.
— Ай!
— Прости, — так поспешно, что брюнетка понимает — Трис это специально, чтобы Кристина поменьше ерничала. Зато платье теперь сидит идеально.
Они видели парней. В смокингах, с галстуками-бабочками на шее и в начищенных туфлях. Это было очень непривычно. Лишь выглядывающие из-под одежды татуировки да мелькающий пирсинг на лицах говорили о том, что эти ребята принадлежат фракции Бесстрашие. А так все чинно, цивильно, правильно. Чуть не до одури. Но Кристина заразилась этой атмосферой, поэтому кружила по комнате как ненормальная, взмахивая своими длинными юбками, а потом встала на каблуки, в мгновение ока прибавив добрых десять сантиметров роста.
Дорога до Отречения, неузнаваемая Центральная площадь. Трис качала головой и давалась диву. Несмотря на то, что подруга далеко не первый раз присутствует на этом празднике, видеть свой извечно серый дом таким, было действительно странно. Отречение консервативно, скупо на яркие цвета и брызжущие эмоции. Но один день в году все переворачивалось с ног на голову. Трис даже прошептала на ухо Кристине, что в детстве считала, что все это сон — настолько маленькому ребенку не верилось в происходящее, в пестрые краски и такую цветную жизнь. А потом Трис похитил Четыре. Улыбнулся Кристине, затянутый в черную ткань пиджака и с галстуком под самым горлом. Когда они ушли, Кристина поймала себя на том, что смотрит этой парочке вслед, открыв рот.
Потому что они были идеальны.
Да, вот так. Такое громкое и помпезное слово. Идеальны. Совершенны. Красивы. Такие правильные, подходящие друг другу. То, как он обнимал ее, то, как она прижималась к нему. Оба в черном. Стильные тени на этом празднике жизни. В тот момент солнечное платье показалось Кристине неуместным, и она нервозно сжала пальцами ткань. Завидовала ли она? Если только по-доброму. Совсем чуть-чуть. По-черному она не могла. Это ведь Трис. И подруга заслуживает счастья.
А потом Кристина увидела мать и сестру. И все иные мысли покинули ее голову. Мигом испарились, вытесненные настоящей радостью, бьющейся тугим комком эмоций в груди, распирающей девушку изнутри. Она практически подбежала к ним, стискивая в объятиях младшую сестру и высокую сухопарую женщину — мать Кристины. Отец ошивался вокруг столов. Кристине пришлось отклониться назад, чтобы увидеть его широкоплечую фигуру и помахать рукой в знак приветствия. Ответом ей была теплая улыбка. Она любила свою семью. Искренне, по-настоящему, открыто и честно.
— Ты такая красивая, — и какой-то детский восторг в голосе. Ее сестренка все еще не выросла, пусть и младше Кристины не на много.
— Да, ты прекрасна, — вторит мать, и девушка смущенно улыбается, и на ее щеках образуются очаровательные ямочки.
Кристина смеется, что-то говорит, делится эмоциями со своей семьей. Искренне жалеет, что рядом нет Трис, чтобы познакомить ее с дорогими людьми. Они ведь все дорогие, все важные и значимые. Кристина целует сестру в щеку, а затем и мать, прижимается крепко. И вдруг на мгновение ощущает, словно ей лазером проходятся по коже, прожигают дыру в плоти. Ощущение странное, неприятное, будто кто-то пристально смотрит. Девушка уже хочет обернуться и окинуть взглядом площадь, как появляется Уилл. Он здоровается с ее семьей, представляется, а потом просит разрешения украсть саму Кристину. Мать с одобрением кивает, сестра смотрит заинтересовано, и девушка уже может представить, как в ее голове рождается масса самых разнообразных вопросов. Сестра неугомонна и найдет время все расспросить. Кристина снова улыбается.
Вода в кране журчит неспешно, шлепает о белый кафель раковины и отправляется в водосток. Все ладони Кристины мокрые. Кольцо на среднем пальцем угрожающее съезжает по коже, цепляясь за косточку сустава. И девушка возвращает его обратно к самому основанию пальца. Мелкие капли оседают на ее шее и ключицах. Кристина выпрямляется и выключает воду, смотря на свое отражение.
Уилл — хороший парень, ее друг. И сегодня в танце он позволил себе лишнее.
Ее кожа все еще горит этим недозволительным прикосновением. Все же ясно, так отчетливо, так очевидно. Она нравится Уиллу. Возможно, он даже ее хочет. Эта мысль дика для Кристины. Потому что Уилл — друг. Друг и точка. Как заставить себя воспринимать его иначе? Да и надо ли это? Он ведь не цепляет, и сердце в груди зычно не екает, а по коже не бегут мурашки вожделения. Ей с ним комфортно, весело, хорошо. Но когда она думает о том, чтобы позволить прикоснуться к себе иначе, поцеловать, то в груди лишь пустота. И неприятие. Неприятие, потому что с друзьями не целуются, не позволяют столь бесцеремонно и беспардонно лапать себя. В тот момент Кристина почувствовала себя столь неуютно, что ей захотелось поскорее сбежать. Кажется, парень и сам смутился.
Прости, Уилл. Просто прости.
Девушка смотрит на себя в зеркало, скользит взглядом по фигуре, по платью, потом чуть наклоняется вперед и проводит мизинцем под глазом, убирая ненужный налет черной туши на коже. Поправляет прическу и открывает свой клатч, чтобы мазнуть помадой по губам. И тут раздается скрип двери. Кристина кривит рот. Кругом так много зданий и в них далеко не одна уборная. Нужно же было кому-то зайти именно в эту и нарушить ее уединение? Девушка мысленно фыркает, продолжая рыться в поисках заветного тюбика, а потом все же бросает взгляд на нарушителя ее единения. И воздух застревает в горле, встает таким комом, что Кристине кажется, что дышать она в один миг разучилась. Пульс моментом учащается, и девушка ловит себя на том, что реакция у нее слишком странная, режуще нервная.
— Эрик…
Выдыхает одними губами и резко разворачивается, чтобы столкнуться с мужчиной лицом к лицу. У него какой-то мутный, темный взгляд. И тот странный огонек, плещущийся в глубине его зрачка, совсем не нравится Кристине.
— Что ты… — Она сбивается на мгновение, чуть прочищает горло, вытягивается и подбирается, а затем продолжает: — Что ты здесь делаешь?
— За тобой пошел.
Кристина открывает и закрывает рот. Вот так просто? Правда? Такая оглушающая и какая-то ненормальная. Он пошел за ней. Зачем, спрашивается? Девушка быстро облизывает внезапно пересохшие губы, и от взгляда зеленых глаз не ускользает, как при этом простом движении фигура напротив едва напрягается. В чем дело-то?