Страница 50 из 61
Отель «Palace Meterlink» располагался на пути к Монако в наиболее живописной части побережья к востоку от города. Путь до крошечного королевства на машине занимал какие-нибудь двадцать минут. История самого отеля весьма занимательна. Сразу же после Первой мировой войны, в 1920 году, граф Милеан затеял грандиозное строительство на скальном склоне от идущего вдоль побережья шоссе до самой обрывистой береговой линии. Граф собирался построить казино, но у него быстро закончились средства, и строительство заглохло. Сегодня лишь ионические колонны, окружающие бассейн, являются немыми свидетелями неосуществленного плана графа, по которому они должны были поддерживать крышу кабаре. В 1930 году знаменитый бельгийский поэт и литератор, лауреат Нобелевской премии Морис Метерлинк купил замороженный объект и отстроил для себя большую многоярусную виллу, окружив ее живописными садами с оливковыми и банановыми деревьями. В восьмидесятые годы вилла Метерлинка превратилась в отель, который заслуженно приобрел огромную популярность, несмотря на бессовестно высокие цены — даже для подобных заведений на Лазурном Берегу.
Гали нравилось проводить ранние утренние часы на открытой веранде ее номера. Солнце в это время только появлялось из-за гор, и впереди ее взору открывалась широкая панорама моря. Цвет моря почти сливался с небом на едва заметной линии горизонта. Справа и слева вдоль побережья можно было часами смотреть на причудливые очертания скалистой береговой линии, вдоль которой маленькими оазисами располагались небольшие пансионаты и виллы с изолированными пляжами и открытыми бассейнами. Тем не менее отдельные смельчаки каким-то образом заплывали в эти края и загорали на уступах и естественных площадках прибрежных скал.
Гали накинула легкое шифоновое платье, надела изящные мокасины на босую ногу и спустилась завтракать в летний ресторан, расположенный на открытой террасе, а заодно и посмотреть на вновь прибывших отдыхающих.
Она села за дальний столик у края каменной ограды террасы с тем, чтобы видеть всех гостей и в то же время продолжать любоваться морем. Посетителей в ресторане почти не было: большинство проживающих предпочитало заказывать завтрак в номер. Однако и тут есть кое-что интересное. Стройный спортивного вида мужчина вошел на террасу, быстро окинул взглядом почти пустой ресторан, пересек его и сел за соседний с Гали столик. Гали внутренне усмехнулась — нетрудно было догадаться, почему он выбрал именно это место. Мужчине было на вид лет сорок. Это был нордический тип белокожего блондина, которые обычно не поддаются загару. Об этом красноречиво свидетельствовал начинавший лупиться покрасневший нос.
На носу у мужчины были темные очки в золотой оправе, которые навсегда вошли в моду с легкой руки американских пилотов после Второй мировой войны. Мужчина был одет в легкие спортивные брюки в бледную голубую клетку и белую теннисную рубашку. На груди был заметен элегантно вышитый венок, что говорило о его симпатиях к великому английскому теннисисту Фреду Перри или, по крайней мере, приверженности к учрежденной им товарной марке элитарной спортивной одежды. По раскованности движений и отсутствию малейших признаков чопорности, короткой стрижке и коротковатым брюкам, едва закрывающим щиколотку, Гали безошибочно определила — американец. Подтверждение тому она получила незамедлительно, когда подошедший официант стал принимать заказ у гостя. Незнакомец заговорил по-английски с типично южным носовым растягиванием гласных, что так характерно для выходцев из штата Техас. Гали по многолетней привычке, продолжая украдкой разглядывать незнакомца, старалась про себя составить его социальный и психологический портрет, а затем проверить эти свои заключения. В том, что американец заговорит с ней и у нее будет такая возможность, Гали не сомневалась.
Часы «Картье» из белого золота на кожаном ремешке говорили о его любви к дорогим вещам и хорошем вкусе. Несмотря на военную стрижку, американец вряд ли был в армии дольше призыва во время вьетнамской войны, хотя и это сомнительно. Гали давно заметила какое-то особое печально-жесткое выражение глаз у многих вьетнамских ветеранов, которым в течение многих лет приходилось стесняться участия в войне — столь непопулярной в то время у своих сверстников на родине и в Европе.
«Он, очевидно, выпускник одного из университетов «Айви лиг», — продолжала про себя гадать Гали. — Принстонский, Гарвардский, может быть, Колумбийский?»
Она знала, что успешное окончание одного из восьми самых престижных высших учебных заведений США, именуемых «Лигой плюща», гарантирует трудоустройство в ключевых государственных учреждениях. Пятнадцать — двадцать лет работы в этом случае обеспечивали человеку хорошую пенсию. Но американцу явно было еще далеко до пенсионного возраста.
К тому же он не был похож на государственного служащего — об этом говорила его независимая манера держаться и бросающаяся в глаза привычка к жизни «на широкую ногу», а также любовь к дорогим вещам. Даже высокооплачиваемые американские клерки не позволяли себе выделяться на общем фоне, выработанном корпоративной этикой. В этой связи Гали с усмешкой вспомнила, как все советские секретарши с гордостью носили зимой дорогие импортные сапоги стоимостью в два месячных оклада. В то же время их американские vis-a-vis считали сумасшествием покупать что-либо дороже обуви из ширпотребовских магазинов.
Американец был явно человеком состоятельным, да иного и быть не могло, если он остановился в отеле «Palace Meterlink», о чем свидетельствовал лежащий на столе гостиничный ключ.
Интересно, чем он зарабатывает себе «на хлеб»? На человека творческого или принадлежащего к гуманитарным профессиям он явно не тянет. На преуспевающего юриста или доктора — также не похож. Видимо, он или топ-менеджер и акционер большой компании, возможно нефтяной, учитывая его техасское происхождение, или крупный делец в области недвижимости. Что-то в нем есть от технаря и финансиста одновременно.
То, что незнакомец попадал под ее категорию «интересных мужиков», не вызывало сомнения.
Наконец Гали смогла разглядеть номер комнаты на массивном брелке ключа — 2035. «Это же один из двух так называемых «президентских покоев», — мелькнуло у нее в голове.
Президентский номер — это четыре спальни с отдельными ванными комнатами, вместительной гостиной и огромной террасой с видом на море. Размеры террасы вполне годились для вечеринок с бальными танцами. Гали очень хорошо знала эти покои — в прошлом году она была гостьей саудовского нефтяного магната. Стоимость президентского номера была почти в пять раз больше, чем номера люкс в этом же отеле.
Американец с откровенным интересом посмотрел на Гали и, перехватив ее взгляд, широко улыбнулся, показывая ровный ряд великолепных зубов.
Ну вот и приглашение к танцу — и Гали ответила такой же открытой улыбкой.
Она никогда не лишала себя удовольствия флирта, если возникал интересный объект. Американец немедленно подался корпусом в ее сторону.
— Si vous permetez, madame, de partager sur votre table? — С чудовищным акцентом и ворохом ошибок джентльмен испрашивал разрешения подсесть к ее столику. Гали заметила, что он слегка заикается.
«Вероятно, только в моменты душевного волнения», — с ехидством подумала она.
— Да-да, пожалуйста, а то чувствую себя несколько одиноко в это прекрасное утро… — доброжелательно и с достоинством, как женщина, знающая себе цену, ответила Гали по-английски.
Американец тут же перебазировался за ее столик, прихватив начатую чашечку кофе.
— Клиффорд С. Хатчинсон — американский бизнесмен на отдыхе, — американец еще раз улыбнулся, — просто Клифф. Так меня зовут все друзья.
Эта американская манера дежурно улыбаться по любому поводу вызывала у Гали сарказм. В подобных улыбках было что-то штампованное, синтетическое, лишенное нормальных человеческих эмоций. Американцы порционно выдавали свои отмеренные улыбки, как биг-мак или гамбургер в закусочных Макдоналдс.