Страница 12 из 61
«Любопытно, кому он это говорит? — мысленно усмехнулась Галя. — Похоже, что, скорее, для себя».
— А почему ты решил, что я хочу выйти за тебя замуж? У тебя кроме семьи еще куча проблем. Да и в постели ты не боец. Возраст, я понимаю.
Гали рассчитала правильно. Легаре привык получать все, чего хотел, — не случайно его бизнес процветал. И он нашел выход.
В Париже Легаре зашел в отдел к одному из молодых и способных сотрудников своей фирмы — Морису Гайяру. Надо отметить, что платил своим служащим Легаре вполне прилично, но сестра Гайяра Сесиль с детства страдала серьезным хроническим заболеванием костей. Сесиль могли помочь несколько дорогостоящих операций. И если все закончится удачно, то ей долгое время потребуется уход и опять же дорогостоящие препараты. Немудрено, что почти все свои средства Гайяр тратил на лечение сестры. И откладывал деньги на операции.
— Морис, у меня к вам предложение, — без обиняков начал патрон. — Я, кажется, смогу решить проблему Сесиль, но для этого вам придется в свою очередь помочь мне. Дело выглядит несколько экстравагантно, возможно, оно покажется вам даже рискованным, однако…
Получив согласие, Легаре оформил Гайяру московскую командировку и на крыльях любви (но не без помощи «Air France») вернулся в Москву.
— Любимая, — торжественно начал Пьер после бурной и страстной встречи в родном «Метрополе», — я нашел выход. Мой служащий Морис Гайяр сделает тебе официальное предложение, и вы зарегистрируете брак, как положено у вас в Союзе. Естественно, возвращаетесь в Париж, там тебя ожидает чудесная квартира. Через год я подам на развод, и мы сможем открыто жить вместе. Ты довольна?
Гали молча приподнялась на локотке, нежно поцеловала любовника и… в течение трех часов показывала Пьеру, как она относится к такому повороту событий. Обессиленному Легаре пришлось позвонить секретарше в офис: «Мадемуазель Вино, я не смогу сегодня прийти, в случае необходимости звоните мне в гостиницу».
Легаре действительно не мог приехать в офис — у него не осталось сил даже встать с постели.
Хитрая Галя скрывала свои отношения с Легаре даже от куратора КГБ Анатолия. Администратора и дежурных по этажу гостиницы «Метрополь», где традиционно останавливался Пьер, она покупала шикарными подарками — почти все, что привозил ей Легаре из Парижа, перепадало этим людям. Надо отдать им должное — никто Гали не подвел. Сложнее было усыплять бдительность комитетчиков, которых в гостинице тоже хватало. Но то ли она оказалась талантливой конспираторшей, то ли был приказ ее не трогать, только Анатолий ничего не подозревал. Однако подошел момент признаваться — без помощи Комитета ей за границу было не выбраться. И Гали, при очередном свидании с куратором, поведала Анатолию о романе с французом, сделавшим ей официальное предложение. Заблестевшие глаза оперативника дали ей понять, что «запахло жареным». Действительно, вывод агента за рубеж на длительное оседание, да еще в сторону НАТО, — это кое-что… Проговорили они допоздна: было уже четверть одиннадцатого вечера, когда Галя покинула конспиративную квартиру.
В Московском управлении КГБ решение этого вопроса не затягивали — сложившуюся ситуацию просто грех было не использовать. И через некоторое время Анатолий торжественно сообщил Гали, что руководство Комитета санкционировало ее «вывод во Францию для выполнения задания по обеспечению безопасности СССР от вражеских разведок». Гали, сдержав мощный ликующий крик души, изобразила испуг и растерянность:
— Я — агент во Франции?! Да вы что, мой французский почти забыт, спецслужбы меня мигом расколют: ни родных, ни даже знакомых! А кто позаботится о маме, сестре? Нет-нет, не могу, у меня ничего не выйдет.
Анатолий, совершенно обескураженный, потерял дар речи. Он был уверен, что Гали обрадуется — ведь она спала и видела Елисейские Поля. И вдруг — облом!
«Один — ноль в нашу пользу, — просчитала в уме состояние куратора осторожная Гали. — Поиграем в шахматы, голубчик. И эту партию мы проведем так, как захочу я». Она всегда навязывала свои правила игры. Анатолий судорожно пытался разобраться, блефует Бережковская или нет. Он не верил ей, но… уж очень она растеряна.
— Ты соображаешь, что говоришь? Документы подписаны на самом высоком уровне. Твой отказ, помимо всего прочего, означает, что я, Анатолий Барков, не разобрался в своем агенте. Допустил тем самым серьезный профессиональный промах. Ты этого добиваешься?
— А что мне делать? — ныла притворщица. — Бросить больную мать, да? Чтобы ваши документы зря не пропали? Да?
— Ну пойми же ты, Галя, так нельзя. То — еду, то — не еду. Детский сад какой-то, а не серьезная работа.
— Ладно, не убивайся ты, я еще подумаю, — ломалась от души Бережковская. Следующий ход сделает она — что и требовалось доказать. С другой стороны, она понимала: выпендриваться-то она может, но до известного предела. Вовсе не потому, что ей стало жаль Анатолия: на кону оказалась ее собственная судьба. Анатолия, в случае неудачи с агентом, разумеется, накажут, но и ее по головке не погладят. Гвоздика знала, на что шла, когда подписывала документы о сотрудничестве.
— Я согласна, — обрадовала она Баркова, когда явилась на следующее оперативное свидание. — Анатолий, я уезжаю как законная жена французского менеджера господина Мориса Гайяра. Это во-первых. А во-вторых, я буду на вас работать. Только так.
Наверное, Бережковская рисковала, но Барков был настолько измотан, а готовые, подписанные на самом высшем уровне документы много значили не только для Анатолия, но и для его руководства, так что офицер, воспрянув духом, поздравил капризного агента с «мудрым решением».
— Бог с тобой, мое несчастье, выходи за своего менеджера. Теперь о деле: месяца два уйдет у нас с тобой на оперативную и политическую подготовку… С Гайяром мы уладим.
В пасмурный апрельский день к старинному особняку на улице Грибоедова подъехали несколько скромных черных «Волг». Только здесь, во Дворце бракосочетаний, граждане СССР могли оформить брак с иностранцами. Эффектная пара, а вслед за ней немногочисленная группа хорошо одетых людей скрылась за дверьми особняка. Галя Бережковская играла сегодня одну из эпохальных ролей своей жизни и не имела права сфальшивить. (Впрочем, всю последующую жизнь она тоже играла и тоже «без права на ошибку». Во все времена на кону была ее судьба.) Служащие Дворца, перевидавшие разных молодоженов, не уставали восторгаться невестой. Юная, тоненькая, прелесть золотистой кожи чудесно оттенял белоснежный костюм с юбочкой до середины колена («Чтоб я еще когда-нибудь носила эту старушечью длину!»). Шляпка-таблетка — «Совсем как у Жаклин Кеннеди». Строгие ажурные перчатки. Прелестные ножки в туфельках от «Кларк» — такие можно было купить в Салонах для новобрачных по талончику из Дворца бракосочетаний. Словом, прекрасно, скромно, тихо — ничего неприличного и экстравагантного. Жених — строгий, ни разу не улыбнулся. «Солидный молодой человек», — одобрили окружающие.
Галя и Морис церемонию выдержали достойно. Присутствовали несколько друзей Бережковской, мама и сестра Изольда. Близких жениха представлял собственной персоной его шеф мсье Пьер Легаре. Шампанского гости не заказывали и после окончания процедуры бракосочетания, выслушав поздравления регистратора, тихо уехали.
Пока оформлялись документы на выезд Гайяр, Анатолий начал активно готовить Галю к предстоящей жизни на Западе.
— Постепенно прекращаешь все контакты с иностранцами. Это просто необходимо.
«А чего тут непонятного?» — про себя удивлялась Галя. Ей это вообще теперь ни к чему. Но согласно кивала. Ее бесило лишь одно: масса времени уходило на политзанятия. Она с интересом и вниманием слушала Анатолия, когда он рассказывал ей об оперативной обстановке во Франции, и в частности в Париже. Но какого рожна ей надо выучивать материалы съездов КПСС и выступления Генерального секретаря?! Галя даже сочувствовала куратору. Она, которая за последние восемь лет поработала не с одним оперативником, Анатолия Баркова из прочих выделяла. Во-первых, он был предельно профессионален. Во-вторых… Имелась еще одна, весьма специфическая, причина. Гали разработала собственную систему тестирования мужских качеств по ряду позиций: сексуальная сила (это у нее всегда было на первом месте), щедрость — жадность, интеллект или отсутствие такового, верность слову, умение контролировать себя в сложных ситуациях. По «шкале Бережковской» выходило, что Анатолий либо не имел изъянов, либо умело камуфлировал оные. Требовалось дополнительное тестирование «в обстановке, приближенной к условиям фронта». И вот однажды, когда Барков в очередной раз начал отстаивать преимущества однопартийной системы при управлении государством над многопартийной, Галочка со вздохом раздвинула свои прелестные ножки так, что куратору стали видны ее трусики. И лениво, голосом невинной набоковской Лолиты, предложила: