Код спасителя. Начало

– Крошка, эти гороскопы составляет тот же человек, что пишет полезные советы для домохозяек и отвечает на взволнованные письма школьниц в редакцию. В них нет ни слова правды.

– Это неважно, Мартин… Неужели ты не понимаешь, что Бог управляет всеми нами, что этот старый лысый составитель гороскопов может, сам того не зная, вложить предостережение для меня в этот короткий текст, – она умоляюще сложила руки. – Я очень прошу тебя, я просто умоляю. Не уезжай хотя бы потому, что мне страшно. Потому что ты любишь меня, а не потому что тебя убедили мои глупые доводы, – Аделина вот-вот готова была расплакаться.

– Крошка, ты просто устала. Ты ведь сама говорила, что я не должен опаздывать. Посмотри на часы, такси наверное давно ждет, – он осторожно отстранился.

– Мартин, нет! Мартин, я чувствовала то же самое в тот раз! Я должна была уехать к родителям в тот раз, но я вышла из вагона поезда, поймала машину и приехала сюда. И я не знаю, что бы произошло, если бы в тот раз я не прислушалась к своей интуиции. Мартин, я не переживу, если с тобой снова что-то случится! – она почти кричала, а по щекам ее текли слезы.

– Тише. Тебе нужно выпить воды. Сядь сюда, – он подтолкнул ее к креслу. – Я сейчас.

Он быстро вошел на кухню и открыл воду. Струя наполнила стакан и выплеснулась через край. Он знал, о чем говорила Аделина. Тот случай произошел недавно, но ему казалось, что это было в другой жизни, с другим человеком.

Хотелось крикнуть, чтобы избавиться от неприятного комка, который появился в горле, как только он вспомнил тот день. Тогда он уже дописал свою книгу и рассылал отельные главы по издательствам. Ответы пока были неутешительными: кому-то казалось, что его произведение не подходит на жанровом уровне, кто-то рассыпался в комплиментах, но уверял, что финансовая ситуация в настоящее время не позволяет печатать никому не известных авторов, кто-то писал о неактуальности религиозной тематики, что скорее рассмешило, чем расстроило Мартина.

– Бог сейчас не актуален, дорогая. Стоило написать книгу о газировке в стильной банке, такая тема не осталась бы невостребованной! – они с Аделиной хохотали, и Мартин не думал отчаиваться.

Он любил свою книгу и был полностью захвачен ею. Ее героев он знал, как своих знакомых, иногда, как самого себя, а иногда гораздо лучше, чем себя. Он мог рассказать детали биографии каждого из них, понимал, что они должны чувствовать в ситуации, которую он создавал в своем воображении. Иногда ему казалось, что эти люди поселились в его голове, и живут совершенно обособленной, собственной жизнью. А он – просто сосед за тонкой стеной, который слышит их шаги, разговоры, участвует в их жизни, никак на нее не влияя, не показывая своего лица.

Иногда книга мучила его – когда ясность уходила, и Мартин будто бы переставал слышать своих героев. Тогда он часами просиживал перед белым экраном ноутбука, тихо ненавидя мерно мигающий курсор. Он доходил до отчаяния, расхаживал по комнате, не выдержав, срывал с крючка куртку и выходил на улицу. Прогулки помогали: он мерил шагами целые кварталы, и ходьба, как какой-то вид медитации, помогала успокоиться. Злость оставляла его, и Мартин переставал с усилием думать о книге. Именно в такие минуты спокойствия и расслабленности его вдруг осеняло: он видел свой текст в новом ракурсе, открывал для себя новые идеи, которые должны быть вложены в произведение. В такие моменты он чувствовал острую потребность как можно скорее начать писать. Несколько раз он оставался в ближайшем кафе, исписывая пачку бумаги, любезно принесенную официанткой. Или заполнял мелким почерком страницы своего карманного блокнота, примостившись на скамейке в парке. Дома, забивая текст в компьютер, он знакомился с ним заново. Будто бы он был написан другим человеком…

В тот раз, о котором с испугом вспоминала Аделина, он снова испытывал тот кризис, за которым обычно следовало озарение. Слова не складывались в предложения, все написанное, казалось, стыдно перечитывать, голова гудела, полная идей и мыслей, которые не могли быть сформулированы, не могли превратиться в текст. Мартин откинулся на спинку стула и посмотрел на картину, висящую над столом. Эта картина была в его семье всегда, сколько он себя помнил. Когда семьи не стало, он один рассматривал ее, вспоминая семейные вечера с отцом. Синие и зеленые тона успокаивали, притягивали взгляд и завораживали: большое озеро, за которым возвышаются горы, покрытые густым лесом. Темная фигура – человек в черном костюме, одиноко стоит на берегу, он смотрит на светящуюся пирамиду, нависшую над озером. Сияние, исходящее от нее, пускает блики по водной глади, бросает отблеск на горы, и даже небо над пирамидой кажется ярче и светлее. В детстве он часто думал: кто этот человек в черном, что означает эта пирамида? Он думал о волшебстве, инопланетном вмешательстве, представлял, что это глаз могущественного волшебника или древнего бога. Когда Мартин вырос, детские теории забылись, он уже больше не воспринимал картину как загадку, он видел в ней абстракцию с множеством смыслов, которые даже не пытался выудить из сознания…

Он потянулся за очередной банкой пива. Мартин чувствовал, что когда он затуманивает рассудок алкоголем, навязчивая потребность написать, наконец, то, что живет собственной жизнью в его голове, становится не такой острой. Он смял опустевшую банку в кулаке и запустил ею в мусорное ведро. Банка ударилась в стену и задребезжала по паркету.

– Черт!.. Ну и черт с тобой! – Мартин зло ругнулся и рывком поднялся со стула. Он прошелся по комнате, ведя пальцем по стене, и остановился у зеркала. Ему на секунду показалось, что вместо его отражения там мелькнули двое существ в белых одеждах, в гладких матовых масках без прорезей вместо лиц. Он вздрогнул и отшатнулся от зеркала, но существа уже исчезли. Мартин с сомнением вгляделся в свое отражение: спутанные волосы, синяки под глазами, щетина, покрывающая щеки и подбородок. Он уже давно не выходил из квартиры. Аделина навещала больную подругу, а теперь собиралась в родной город к родителям, поэтому они уже несколько дней не виделись.

– Да. Если бы ты видела меня и нашу квартиру, дорогая… – проговорил вполголоса Мартин и бросил взгляд на стол, заваленный скомканными листами, на мусорное ведро, заполненное пустыми банками из-под пива.

Он снова сел за стол и положил руки на свеженапечатанный текст. Белая плотная стопка среди смятых исписанных листов.

«Вот так и рождается истина, – думал Мартин, – из смятых, вымученных слов, вырастает, наконец, нечто оформленное, белоснежное, неприкосновенное…»

Внезапно, он ощутил острую боль. Будто бы кто-то вонзил ему в затылок железную спицу и медленно поворачивал ее, наслаждаясь страданиями Мартина. Он ничего не видел и не понимал, а просто сидел за столом, обхватив голову руками. Боль исчезла, так же внезапно, как появилась, но теперь Мартин чувствовал, что мысли носятся в голове, как бешеные. Его бросило в жар, и он попытался открывать окно, в страхе задохнуться. Ручка долго не поддавалась, но наконец окно распахнулось, ему в лицо дохнул ветер, до ушей долетели крики детей, звуки проезжающих вдалеке машин.

«Ничтожество. Все твои идеи – бессмысленная трата бумаги. Ты не можешь подчинить себе реальность. Смысла нет. Мир лишь бессердечная иллюзия Бога. Он полон боли, страдания, потерь. Мы не властны над своей судьбой. Мы – ничто», – голос звучал в голове Мартина. Он был так убедителен, так ужасающе правдив.

– Мы не властны над своей судьбой. Мы – ничто, – повторил он одними губами, и взглянул вниз, на улицу. Земля вдруг качнулась к нему, ему захотелось отпустить руки и броситься вниз. Оборвать жизнь, а вместе с ней и страдания. Он в ужасе отшатнулся от подоконника и захлопнул ставни.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.