Страница 1 из 2
Плотный, мокрый, пахнущий морским льдом туман окутал маленькую бухту Точильный Брусок.
Из серой мглы выступает только несколько домиков, прижавшихся к самой воде, и около них опрокинутый вверх дном кунгас, похожий на сказочное морское чудовище. На спокойной воде, рядом с почерневшей от угля баржей, покачивается маленький деревянный катер с непонятным для меня названием «Галс».
Вот уже целый час я хожу по берегу и до боли в глазах всматриваюсь в серую пелену тумана, до звона в ушах вслушиваюсь в тяжелое дыхание моря, а долгожданного вельбота все нет и нет. Отяжелевшие полы мокрого пальто при каждом шаге хлопают по ногам, с разбухшего козырька кепки на нос падают холодные капли.
Еще утром из районного центра должен был прийти вельбот. На нем я надеялся перебраться на ту сторону бухты.
Но видно, сегодня вельбота так и не будет. Можно спокойно возвращаться в поселок. Я уже собираюсь уходить, как вдруг до моего слуха доносится громкий треск. На катере, одиноко покачивающемся у берега, распахивается дверь, и на палубу выходит коренастый черноволосый мужчина в белой рубашке с закатанными по локоть рукавами. На голове у него лихо сбитая на затылок капитанская фуражка в белом летнем чехле. Он равнодушным взглядом окидывает берег, на минуту задерживается на моей фигуре, зевает и медленно поворачивается, собираясь войти обратно в рубку. Но я окликаю его.
— Товарищ старшина, из райцентра сегодня будет вельбот?
Мужчина, не задерживаясь, продолжает медленно входить в рубку. Вот снаружи остается лишь рука, придерживающая дверь.
— Товарищ капитан! — кричу я во весь голос. Мужчина на мгновение застывает, затем, пятясь, вылезает из рубки.
— Ну, что ты кричишь?
Голос моряка кажется мне знакомым, но мокрые стекла очков не дают возможности рассмотреть его лицо.
— Скажите, пожалуйста, — спрашиваю я, — почему сегодня не пришел вельбот из районного центра?
Моряк долго наблюдает, как я протираю очки, и наконец открывает рот.
— Может быть, капитан вельбота по радио и докладывал мне о причине задержки, но, наверное, радиослова заблудились в тумане и ждут где-нибудь на острове хорошей погоды.
Я надеваю очки и от удивления разеваю рот. Передо мной стоит и улыбается мой старый знакомый Умкы.
Последний раз мы с ним виделись года три тому назад в нашем стойбище, Умкы тогда заведовал пушным складом.
Никто не знал, откуда он родом. Да и сам Умкы никому об этом не говорил. Он бродил из стойбища в стойбище, меняя профессии, и хотя выглядел уже не молодым человеком, упорно оставался холостяком. В свое время Умкы славился как отличный морской охотник, был бригадиром, но последнее время отошел от промысла: работал пекарем, проводником геологической экспедиции и даже слесарем в механической мастерской полярной станции. Но всюду держался недолго: уходил, как только овладевал ремеслом или увлекался новым делом…
— Я сначала тебя не узнал, — говорит Умны, помогая мне взобраться на палубу. — Даже немного испугался. Думал, начальство: портфель, громкий голос и очки. Летом, во время промысла, проезжих здесь больше, чем моржей. Того и гляди, наскочишь на кого-нибудь с портфелем.
В тесном кубрике стоит маленькая железная печка. На ней кипит чайник.
— Как раз к чаю пришел, — говорит Умкы, усаживая меня.
— Ты что, один на катере? — спрашиваю я, принимаясь за густой, слегка пахнущий соляркой чай.
— Один. Моториста давали — я отказался. Зачем он мне? Двигатель имеет дистанционное управление.
— Значит, ты капитан, Умкы?
Почему-то лицо друга мрачнеет, и он со вздохом говорит:
— Нет, не настоящий я капитан.
— Почему не настоящий? — удивляюсь я. — Ты даже больше чем капитан, ты еще и моторист.
— Да-а, — машет рукой Умкы. — Диплома у меня нету… Да ты пей чай. Я сейчас тебе все расскажу…
В стойбище, где работал Умкы, приехал уполномоченный морской зверобойной станции и всюду, где только можно, наклеил большие листы — объявления о наборе курсантов на судоводительские курсы в бухту Провидения.
Молодежь кучками собиралась около этих объявлений, и кто-нибудь громко читал условия приема: образование не ниже семи классов, справка о состоянии здоровья. Далее говорилось, что курсанты на время обучения обеспечиваются питанием, обмундированием и стипендией, а после окончания курсов направляются на морские зверобойные станции Чукотского национального округа. Внизу листа синей краской был отпечатан мчащийся по бурному морю катер и синий человек в форменной фуражке, стоящий за штурвалом.
Такое объявление висело и на дверях пушного склада.
Оно было прочитано заведующим от первой строчки до последней и не давало ему спать. В редкие минуты забытья среди ночи Умкы непременно видел во сне синий катер и себя в форменной фуражке за штурвалом.
И только один пункт голубого объявления сдерживал Умкы от подачи заявления: он не кончил даже пяти классов. И виноват в этом был только сам Умкы. Той памятной ему зимой, в середине учебного года, он увлекся охотой на песца и перекочевал из поселка в тундру, в охотничью избушку…
Несколько дней Умкы вертелся около домика сельсовета, где жил уполномоченный, расспрашивал тех, кто уже подал заявления. Оказалось, что уполномоченный документов об образовании не спрашивает, смотрит только паспорт, военный билет и трудовую книжку.
На курсы едут Вааль, Ваамчо, Этуги — все друзья Умкы. А ведь Вааль моложе его не больше чем на пять лет, к тому же у него трое детей!
И Умкы решился…
Когда смелый охотник приближался к столу, за которым сидел уполномоченный, у него дрожали ноги. Воротник новой рубашки давил шею, как собачий ошейник. Тщательно выбритые щеки горели от крепкого одеколона и волнения.
Уполномоченный скользнул равнодушным взглядом по фигуре Умкы, облаченной в новенький костюм, полученный в прошлом году в качестве премии и ни разу не надеванный.
— Документы.
Умкы положил на стол паспорт, трудовую книжку и несколько характеристик. Последняя была только вчера написана начальником торговой базы и содержала много лестных слов об аккуратности, честности и добросовестности Умкы, которые он проявил на посту заведующего пушным складом.
Уполномоченный бегло просмотрел бумаги и положил их на стопку документов.
— Вот и все. Можете идти.
От радости Умкы даже забыл попрощаться, повернулся и чуть не бегом, но сдерживаясь и твердо ставя ноги, поспешил к двери.
— Постойте!
Умкы остановился как вкопанный, и сердце вдруг быстро-быстро заколотилось в груди. Он боялся обернуться назад, как будто за ним гнался белый медведь.
— Вы знаете, что пароход уходит послезавтра?
— Знаю, — только и смог выдавить обрадованный Умкы.
Через два дня пароход привез курсантов в бухту Провидения. Едва разместившись в общежитии, они пошли осматривать поселок и порт. Один Умкы не пошел. По прибытии курсантов предупредили, что накануне занятий состоятся приемные экзамены, и теперь мысли о них не выходили из головы Умкы. Погруженный в свои невеселые думы, он почти не разговаривал с товарищами.
Оставаясь один в комнате, долго листал учебники с мудреными названиями: алгебра, геометрия, физика. Ясно, что экзамены ему не сдать! Иногда мелькала мысль: а не пойти ли к начальнику курсов и рассказать ему все как есть? Может быть, он разрешит Умкы учиться на капитана без экзаменов? Ведь у него такие характеристики, каких нет ни у кого из поступающих.
Побережье Чукотки Умкы знает не хуже любого дипломированного капитана. В самый густой туман он приводил свой вельбот в назначенное место, не прибегая к помощи компаса. К тому же он старше всех! Кому предпочтительнее доверить катер — мальчишке, которому только что разрешили носить на ремне настоящий охотничий нож, или зрелому, опытному мужчине, к тому же бывшему бригадиру морской зверобойной бригады, почти бывшему капитану?
Ну а если начальник не разрешит? Тогда Умкы придется уезжать сразу же, даже не попытавшись сдать экзамен…