Страница 79 из 88
«О названии. Нет, мы не позаимствовали его у Оливии Ньютон-Джон. Это реально существующее место в Монголии [на самом-то деле в Китае[82]], которое описано в стихотворении, считающемся многими самым романтическим стихотворением на английском языке… Традиция этого стихотворения также ассоциирует название „Ксанаду“ с памятью и пропавшим творением, так как, по словам Кольриджа, он потерял часть стихотворения из-за заурядного прерывания сна. Мы выбрали название „Ксанаду“ со всеми этими ассоциациями для обозначения волшебного места литературной памяти и свободы, где ничто не будет забыто».
Слушая эти отзвуки в искажающих коридорах времени, мы находимся весьма далеко от Шан-ду Хубилая. Но именно он издал крик, вызвавший это многократно повторяющееся эхо, и думаю, он был бы доволен.
Глава 17
СВЯЩЕННАЯ ГОРА, ТАЙНАЯ МОГИЛА
Поворотная точка наступила в 1281 году, когда Хубилаю было 66 лет. Его империя достигла своих пределов, и в попытках ее дальнейшего расширения задним числом наблюдается чувство отчаяния. Современный психолог мог бы предположить, что Хубилай, самый могущественный человек в мире, всеми силами отбивался от любого признания, что мечты и честолюбивые планы должны развеяться как дым, а тело — состариться, и надеяться можно в лучшем случае на то, что его империя останется в тех границах, какие установил для нее он.
Что же за демон его донимал? В первую очередь — депрессия. В 1281 году умерла его любимая жена Чаби, в течение 41 года бывшая его главной спутницей и советчицей. В первые 20 лет их брака, еще до того, как он сделался ханом, она родила и вырастила четырех сыновей, в том числе наследника престола Чинкима, и пять дочерей, позаботившись, чтобы ее дети получили воспитание и образование в Духе всех окружавших их культур — монгольской и китайской, буддийской и конфуцианской. Чаби славилась своей бережливостью и здравомыслием. Порой она приказывала своим придворным дамам собирать старые тетивы луков, поскольку их можно было распустить на нити и соткать из них ткань. Она же создала новую модель монгольского головного убора, придав ему тулью для защиты от солнца. Успехи мужа ее не ослепляли. В 1276 году после победы над империей Сун и взятия ее столицы она предположительно предупредила его не впадать в чрезмерное честолюбие: «Твоя служанка слыхивала, что с древних времен никогда не бывало царства, которое простояло бы тысячу лет». Именно она позаботилась, чтобы с пленной сунской императрицей обращались с должным уважением.
Потом произошел скандал с убийством алчного и непопулярного министра-мусульманина Ахмеда, давший неожиданное доказательство неумения Хубилая разбираться в людях. И все же, по крайней мере, наследование престола было надежно обеспечено в виде Чинкима, второго сына Хубилая и Чаби, ныне мужчины 38 лет, в самом расцвете сил. После того, как его старший брат умер еще ребенком, он всегда был намеченным наследником. После убийства Ахмеда он занял подобающее ему место, а Хубилай достаточно оправился, чтобы взять еще одну жену — Намбуи, дальнюю родственницу Чаби, которую, возможно, та сама избрала перед смертью, стремясь оказать мужу поддержку, в которой тот нуждался. Казалось, это сработало. Хубилай явно был еще в достаточно хорошей форме, чтобы не отворачиваться от жизни, поскольку, пребывая в почти семидесятилетнем возрасте, сумел сделать Намбуи беременной. Родив сына, она начала выступать в роли буфера-посредницы, защищая его от чрезмерной работы.
Дела все в большей мере вершил Чинким — до такой степени, что в 1285 году один высокопоставленный чиновник пустил слух, что Хубилай отречется от престола в пользу сына. Каким-то образом, несмотря на защиту Намбуи, Хубилай прослышал об этом и впал в ярость. В ходе последующего кризиса, когда Хубилай, несомненно, подозревал сына в нелояльности, снова разыгралась трагедия: Чинким заболел какой-то неустановленной болезнью и умер.
В хане еще оставалось много от прежнего Хубилая и более чем достаточно для одного последнего усилия. А сделать его было необходимо. Все это время беспокойный и честолюбивый кузен Хубилая Хайду активно действовал в Центральной Азии, зачастую почти забытый в Китае, заслоненный административными делами и зарубежными авантюрами. Но он не покладая рук организовывал себе поддержку по всем окраинам империи, протягивая руки на юг в Тибет и одновременно на восток в Манчжурию. Хубилаю надо было остеречься, иначе он мог оказаться отрезанным от своей родины.
В Тибете после смерти Пагба-ламы тому наследовал 13-летний мальчик, выдернутый из монгольского двора, вызвав тем самым большое негодование среди местных. В 1285 году буддийская секта бригунг подняла восстание, нападая на монастыри секты Пагба-ламы, саскья-па. Возможно, восстание было стихийным, но Хайду увидел в нем свой шанс. Его протеже Дува двинулся на помощь повстанцам, в то же время отрезая гарнизоны Хубилая и почтовые станции в уйгурских землях (в современной провинции Синьцзян). Дува шесть месяцев осаждал город Хара-Хото (ныне развалины в 45 км к востоку от Турфана), обстреливая земляные валы из дюжины катапульт и сотни нефтеметов — но без толку. Отстал он лишь тогда, когда отчаявшийся командующий городским гарнизоном спустил за стены свою дочь ему в подарок. На следующий год Хайду взял уйгурскую столицу Урумчи (в те времена она называлась Бешбалык). В 1288 году 1050 ремесленников покинули Хотан и Кашгар в поисках более безопасных пристанищ на востоке.
Все это было уже слишком. На следующий год Хубилай приказал полностью очистить Синьцзян, оставив Хайду с вдвое увеличившейся территорией — но лишь ненадолго. А затем Хубилай отрядил туда младшего внука во главе армии. Штаб-квартира мятежников была уничтожена, 10 000 повстанцев убиты (так утверждают источники, но цифра кажется завышенной), почтовые станции-ямы снова заработали. Власть монголов была восстановлена, Тибет же на весь следующий век превратился в задворки империи.
Тем временем Хайду развил бурную деятельность в иных местах. В 1287 году он угрожал соединиться в Манчжурии с новым врагом Хубилая, выступившим против него смелым 30-летним князем по имени Наян, потомком сводного брата Чингиса Бельгутея.[83] Хубилай впрямую столкнулся с мрачной перспективой того, что все северные пределы его империи, огромная дуга степи, тянущаяся от Синьцзяна через его родную Монголию в Манчжурию, отпадут и станут той пастушеско-кочевой империей, к которой стремились мятежники. Поэтому, дабы разобраться с этим, Хубилай выбрал известного героя: военачальника Баяна, Великого Советника, покорителя империи Сун. (Стоящие рядом имена Баян и Наян могут вызвать путаницу, но так уж сложилось). Согласно одному источнику, Баян собирался принять приглашение Наяна на пир, когда узнал, что это ловушка, и сумел вовремя ускакать. Хубилай решил пойти на жесткие действия. Хотя подробности неясны, он отправил Баяна помешать двум мятежникам соединиться, заняв Каракорум, в то время как сам повел другую армию против Наяна.
Марко рассказывает эту историю на свой обычный напыщенный лад. Хубилай за 12 дней собирает свои войска, 360 000 кавалерии и 100 000 пехоты — цифры совершенно невозможные, которые следует сразу же сократить на 90 процентов. Но даже при этом 46 000 — значительные силы. Советуются с астрологами, и те предсказывают победу. Вперед отправлены разведчики задерживать всякого, кого увидят, не давая таким образом известию о походе просочиться раньше времени. Хубилая подняли в его передвижной боевой пост — нечто вроде миниатюрной крепости, перевозимой четырьмя слонами, соединенными общей упряжью. 20-дневный поход приводит их на равнину, вероятно, где-то на огромных просторах юго-восточных степей Монголии. Мятежники захвачены врасплох, но выстраиваются для боя, обе стороны поют под аккомпанемент «определенных двухструнных инструментов». Затем, приказывая атаковать, грянули барабаны — котлы диаметром в пару метров, покрытые буйволовыми шкурами. Градом сыплются стрелы, сталкиваются воины, вооруженные палицами, копьями и мечами, кричат раненые, битва грохочет, словно гром, как обычно громыхают битвы в штампах средневековых романов. Хубилай побеждает; Наян захвачен в плен и казнен на традиционный для князей лад, без пролития крови. «Убили его вот как: завернули в ковер, да так плотно свили, что он и умер».
82
Точнее, в китайской провинции Внутренняя Монголия. (Прим. пер.)
83
По другим данным. Наян был потомком самого младшего брата Чингиса — Тэмугэ. (Прим. пер.)