Страница 73 из 88
Должно быть, «Книга о разнообразии мира» пользовалась огромным вниманием среди небольшого числа людей, способных приобрести или одолжить список с нее, так как за 25 лет она была переведена с оригинального языка, вероятно смешанного франко-итальянского, на французский, тосканский, венецианский, немецкий и латынь, и каждая версия вновь редактировалась для подлаживания под предубеждения читателей. Но что именно это значило в смысле популярности, можно только гадать. Никто не знает, сколько именно копий было сделано, кто их читал и сколько слышало, как их читают вслух, словно некую эпическую поэму, исполняемую бардом. Как писала историк печатного дела Элизабет Эйзенштайн: «Что именно означала публикация до наступления века печати или сколько именно посланий передавалось в век писцов — это вопросы, на которые нельзя ответить в принципе». Можно утверждать лишь одно: за два века спрос на книги постоянно рос, хотя и с очень низкого уровня. Большинство книг были религиозными, и в больших соборах имелись скриптории переписчиков, которые продолжали, пусть и очень медленно, наращивать библиотеки, которые по более поздним стандартам были весьма небогатыми, но по своим собственным являлись интеллектуальными сокровищницами. В библиотеках соборов редко содержалось больше 200–300 книг, несколько крупных университетов могли похвалиться не намного большим числом. В 1338 году в Сорбонне имелось 338 учебников, заботливо прикованных цепями, и 1728 выдаваемых книг, сплошь латинских авторов, за исключением одной книги на французском — списка эпической поэмы «Роман о Розе». Обладание хотя бы одной книгой было редкостью для любого отдельного человека, кроме аристократа, а уж обладание книгой, написанной на повседневном языке — еще большей редкостью.
И все же списки с нее множились — уцелело 85 штук, — многие с великолепными и совершенно ложными иллюстрациями, делающими книгу в такой же мере произведением искусства, в какой и репортажем. Наиболее серьезно относились к Марко те, кто переводил его на латынь, так как они пытались проанализировать Китай на предмет его обращения. Для одного такого переводчика, Франческо Пипино из Болоньи, Марко был «уважаемым, правдивым и благочестивым», как и его отец с дядей; суждение, которое потом искусственно наполнялось добавлениями, описывающими нехристианские религии как мерзости. По крайней мере, клирикам-латинистам Марко представлялся надежным источником сведений. Некоторое время спустя, в 1330-х годах, доминиканский монах Джакопо д’Акви рассказал историю об умирающем Марко: «Из-за того, что в той книге говорится о многих поразительных вещах, выходящих за границы всякого доверия, друзья, когда он лежал на смертном одре, просили его исправить книгу, убрав из нее, что выходит за пределы действительности. А он на это ответил, что не рассказал и половины действительно виденного им».
Поэтому купцы принялись понемногу исследовать возможности, предложенные Марко. К 1330 году было достаточно генуэзцев, пересекающих весь континент, чтобы Франческо Пеголотти посоветовал им с довольно обескураживающей небрежностью: «Дорога в Китай совершенно безопасна днем и ночью, если вам не случится умереть в пути, в каковом случае местный военачальник заберет все, что вам принадлежит».
Миссионеры тоже приняли вызов. В 1294 году, в год смерти Хубилая, францисканец Джованни Монтекорвино основал первую христианскую церковь в Пекине.[76] Другой францисканец, Одорико Порденоне, прибывший в Китай в 1322 году, написал книгу, ставшую почти такой же знаменитой, как книга Марко.
От этих ранних христиан остались дошедшие до наших дней следы, которые весьма сильно поддерживают одно из наиболее неправдоподобных утверждений Марко — то, что он якобы три года был наместником в Янчжоу. Осенью 1951 года, как раз после того, как власть в Китае захватило коммунистическое правительство Мао, бригада рабочих сносила стены Янчжоу, используя щебень для строительства новой дороги. Рабочие заметили мраморную плиту с какими-то странными изображениями на ней и передали ее местному антиквару, который узнал в них нечто похожее на сцены из жизни христианского святого. Озадаченный, он упаковал плиту в ящик и отправил ее другу, жившему близ Шанхая, молодому иезуиту Франсису Руло, который в это время собирал вещи, готовясь к отъезду, выдворяемый из страны новым режимом. Прекрасно сознавая деликатность исследования религиозных изображений при глядящих ему через плечо коммунистах, Руло очистил плиту и сделал ее фотографии. После его отъезда плита исчезла, но на основании своих записей он сделал доклад о том, что увидел и изучил.[77] Это был надгробный камень, украшенный сценами из жизни св. Екатерины, вполне уместными, учитывая имя покойной — Катерина Илионис, умершая в июле 1342 года. Через несколько лет в Янчжоу обнаружился еще один надгробный камень с могилы брата Катерины, Антонио, умершего в ноябре 1344 года. Оба были детьми Антонио «Илиони», как пишут его фамилию в анналах его родного города Генуи. Он был душеприказчиком друга, уехавшего в Китай, вполне преуспевшего там и, похоже, основавшего небольшую общину. В самом деле, Одорико упоминает о том, как в 1322 году останавливался у францисканцев в Янчжоу, а также фиксирует там три несторианские церкви. Христианская община явно пребывала там довольно давно… и может быть, достаточно долго для того, чтобы Марко был отправлен туда Хубилаем взять ее под свою руку? Быть наместником не города, а его христиан — пост, который Рустикелло то ли неправильно понял, то ли повысил в значимости?
В любом случае от Марко, купцов и миссионеров новости о Хубилае просочились в общественное сознание.
Меня заинтриговало одно сведение, выдаваемое время от времени монголоведами. Известно ли вам, спрашивают они, что письменность Пагба-ламы была изображена маэстро XIII–XIV веков Джотто? Это один из тех незначительных, но интересных предметов, которые обсуждаются за кофе и выпивкой на разнообразных научных посиделках: «Однажды я беседовал с японским академиком, и он сказал мне… Господи боже, просто изумительно… Джотто? В самом деле? Где?.. О, думаю, это как-то связано с плащаницей Христа». Я несколько раз слышал и читал об этом и решил проверить.
Да, между ханом Хубилаем и Джотто могла быть некая связь. Звали эту связь раббан (учитель) Саума — монах, который отправился из царства Хубилая на запад и стал первым известным путешественником, когда-либо прибывшим в Европу из Китая. Саума был зеркальным отражением Марко Поло, но с некоторыми отличиями: его пребывание в Европе продолжалось меньше года, и он был официальным посланцем, которого принимали на высшем уровне. Его чудесная повесть, персидский оригинал которой пропал, уцелела только в испорченном сирийском переводе и оставалась неизвестной до конца XIX века. В своей книге «Путешественник из Ксанаду» Моррис Россаби отлично воскресил этого человека и его приключения: «В те дни, когда культурный плюрализм носится в воздухе, казалось вполне уместным написать о человеке, процветавшем среди разнообразия культур и трудившемся над строительством мостов между ними». Но в рассказе о Сауме присутствует не только это. Тут наблюдается одно из исторических «что, если бы…», поскольку Сауме почти удалось выковать союз между монголами и христианской Европой, который мог бы изменить ход истории.
Поэтому на несколько последующих страниц забудем о Джотто и сосредоточимся на Сауме.
Саума был онгутом[78], представителем тюркского племени, жившего на Желтой реке (Хуанхэ) в центре современного Китая и очень рано вставшего на сторону Чингиса. Живя на основном торговом пути на запад, онгуты обратились в христианство несторианского толка, приверженцы которого утверждали, что природа Христа была двойной, божественной и человеческой, Мария же являлась матерью человека, а не бога. Объявленные Римом еретиками, несториане очень успешно пошли своим путем в Центральной Азии и в Китае, приобретя репутацию хороших врачей и честных деловых людей, с удивительной терпимостью относившихся к местным обычаям. К числу несториан принадлежала и мать Хубилая Соргахтани-беки, и жена Хулагу Докуз-хатун. Онгуты привлекали Чингиса, поскольку из них получались хорошие чиновники. Позже они оказались хорошими союзниками Хубилая в его войне с кузеном Хайду.
76
Характерно, что несторианские церкви автор здесь христианскими не считает. Впрочем, той же точки зрения держался и Монтекорвино, обращавший в католическую веру почти исключительно несториан. (Прим. пер.)
77
Отец Франсис Руло, «Янчжоуский надгробный камень на латыни как веха средневекового христианства в Китае» [Francis Rouleau, SJ, «The Yangchow Latin Tombstone as a Landmark of Medieval Christianity in China»]. (Прим. авт.)
78
Л. Н. Гумилев, ссылаясь на работу Н. Пигулевской «История мар Ябалахи и раббана Саумы», называет его уйгуром. Мар Ябалаха — это не кто иной, как Маркос. (Прим. пер.)