Страница 6 из 8
Вечером командир дивизиона, старый приятель Дубоноса по торговому флоту, говорил ему:
— Ты, кажется, попадешь вовремя к нам. Кое-что предстоит.
За окном комнаты на малом газу урчала машина, быстро разгружали хлеб и ящики с продовольствием. На веранде кто-то играл на гармонике популярную песенку «В землянке», и ему негромко подпевали два-три мужских голоса. Ветер, усилившийся к ночи, загибал край чистенькой занавески и шевелил раму. Вестовой, широкоплечий малый с размашистыми движениями и добрым лицом, накрыл письменный стол скатертью, быстро исчез и появился с подносом, уставленным тарелками с салатом из помидоров, консервированной колбасой и холодной кефалью.
— Ты знаешь, Петро, — сказал командир дивизиона, — вот за этим столом, помню, мы не одну ночь просидели с Цезарем Куниковым, когда он готовился к десантной операции на Мысхако. Вот был человек! Все должен был вызнать, все расспросить, все вынюхать. Рисковал обдуманно. Любил людей Куников, зря не хотел сжигать...
Дубонос насупился. Эти слова, может быть и не обращенные непосредственно к нему, прошли холодком по его спине. Снова пришли воспоминания о погибшем экипаже, о друзьях, унесенных морем. Командир дивизиона был достаточно умным человеком, чтобы догадаться о причине перемены настроения своего друга.
— На себя не принимай, Дубонос. Ты в этом случае не виноват. Ты сам знаешь, у моряков все дела видны, как дробинка на блюде. Ни горок тебе, ни щелей, ни блиндажей. Знай, тебя никто не обвиняет, и не полоскай себе больше мозги глупыми мыслями. — Он посмотрел на приятеля, в черных его глазах заблистал молодой и искренний смех. — Ботинки-то опять спасал, Петро? Чертова кукла!
— Опять. — Дубонос отмахнулся своей крупной рукой. — Намокли, потом ссохлись, насилу натянул.
— Ну и чудак! Хочешь, я тебе подарю ботинки. У меня помощник где-то добыл. Прямо скажу, с витрины...
— Таких, как мне нужно, не достанешь. Обязательно на номер меньше.
— Ну тогда давай заправляться, дружище. Вот запеленгуем-ка эту кефальку... А потом потолкуем по-серьезному.
5
На катере Дубонос заметил теперь, после первого боевого эпизода, особо подчеркнутую подтянутость и стремительное исполнение приказаний. Команда явно старалась угодить своему командиру. Дел было опять много. Готовились к крупной операции, где должны были участвовать все мелкие корабли базы.
Напряженное ожидание заметно было в наземных частях и у моряков. Готовилось большое дело. Севастопольцы чаще посматривали на далекие горизонты, моряки из Николаева запели новую песню про свой город, дунайцы вспоминали свой выход к Одессе и Херсону. Ожидание как-то еще больше объединило всех, так как в это время вспомнилось все прожитое — и героическое и трагическое.
Продолжалось по-прежнему все обязательное в такой беспощадной войне. Сражалась морская пехота на Малой земле, «бомберы» топили вражеские транспорты и иногда сами гибли вдали от своих, штурмовики атаковали быстроходные десантные баржи и катера, сбривали огнем брошенные для атак роты горно-альпийских стрелков, подлодки несли свою строгую и таинственную службу, «морские охотники» гонялись за подлодками врага, сторожевики выбрасывали разведчиков, мелкие диверсионные группы, вывозили из Крыма раненых партизан, прикрывали вместе с торпедными катерами «тюлькин флот», ходивший каждую ночь на жертвенный подвиг к Малой земле...
Прикрывая коммуникацию Малой земли, остались без горючего два наших торпедных катера. Они дрейфовали. Нужно было отправить им горючее и тем спасти их. Радиограмма от торпедистов поступила утром, и выход в море в это время суток был очень опасен. Обычно с первыми лучами солнца прекращалась суета на море и корабли ожидали ночи.
Командир дивизиона, объяснив Дубоносу положение, сказал:
— У тебя катер надежный, команда тоже не плохая. Возьми Черепанова и отправляйся.
Катера Дубоноса и Черепанова быстро погрузили бензин, вышли из бухты, обогнули мыс и пошли под прикрытием скалистых берегов. Ведущий катер Дубоноса резко изменил курс и пошел при ясном небе и штиле на виду противника. Команды катеров находились на палубах. Противник, наблюдая за странным поведением кораблей, выжидал. Дубонос, пройдя несколько кабельтовых у берега, снова изменил курс и пошел прямо на город. Враг молчал. Катера развернулись влево и самой узкой частью залива пронеслись на полном ходу, чтобы сразу же попасть под прикрытие артиллерии Малой земли. Батареи врага так и не открыли огня. Маневр Дубоноса наблюдали артиллеристы береговых батарей, которым приказали поддержать катера. Они с недоумением наблюдали странное маневрирование катеров.
Но вот катера проскочили залив. Командир гвардейского дивизиона восхищенно воскликнул:
— Здорово, Дубонос! Но попадись мне в таком положении вражеские катера — моментом бы накрыл!..
Вскоре катера растворились в темной полосе крутого побережья, а вернулись открытым морем вместе с торпедными катерами.
— Вы очень хладнокровны, товарищ командир, — сказал Горигляд Дубоносу на пути к домику командира дивизиона.
Дубонос поднимался широким шагом и молчал. Выйдя на горку, он приостановился:
— Не то слово, лейтенант. Хладнокровные — гадюки, лягушки. Так и называются они хладнокровными. А человек имеет горячую кровь. А раз так, значит, не может быть хладнокровным. Я тоже боялся, когда маневрировал перед их носом. Но знал: не поймут, в чем дело. Будут выжидать, догадываться, а тут мы и проскочим. А легли бы сразу по курсу, без спектакля, могли бы сразу и накрыть. Ведь у них по тому маршруту каждый метр моря пристрелян. Такая наша война. Малы мы, но увертливы. — Дубонос после последних слов невольно оглядел себя и засмеялся: — Малы мы... Тоже придумал, да?
— Вы сейчас уже не кажетесь мне таким... великаном, — сказал Горигляд, — а вначале я даже того... растерялся.
— Ну опять покраснели, лейтенант! — Дубонос взял его под руку и зашагал вперед. — Но во время сегодняшней прогулки вы были бледны и чутки...
— Чуткий? Почему вы вдруг заметили это?
— Вы слышали еще издалека свист снаряда. Я наблюдал за вами. У вас сразу вспыхнули уши, а потом, когда снаряд плюхнулся в воду, вы снова приняли свой прежний вид. Представьте себе, лейтенант, наблюдая за вами, я, может быть, совершенно отрешился от чувства собственной опасности. Однажды, во время боя с торпедными катерами, по моим брюкам ползла медленно-медленно букашка, кажется, она называется божья коровка. Я командовал, кричал, думал о враге, так как он здорово нас тогда защучил, но следил за букашкой. Она меня так заинтересовала, что я не думал о личной опасности. Думал: улетит или не улетит? Слышит ли она пальбу? Откуда она попала на катер? Неужели занесло ветром с берега? Всегда помню эту букашку. Довез ее, помню, до земли, осторожно вынес на траву, лети...
— А теперь такой букашкой был я, товарищ командир?
— А ведь в самом деле могли так подумать, лейтенант!
Дубонос остановился, похлопал спутника по спине и пошел очень быстрым шагом, у веранды домика задержался:
— С вами воевать можно. Вы горды в опасности. Стараетесь ее не замечать. Команда все это тоже видит, будьте уверены. Хорошая школа, где вас учили с Милочкиным. Преподаватели были, как говорится, на высоте...
На веранде появился командир дивизиона, в фуражке, сдвинутой немного набок. Он пожал руку Дубоноса:
— Хорошо отработал сегодня... надул их.
— Рад стараться, товарищ командир, — шутливо отчеканил Дубонос.
— Помнишь, как мы их обманули с плавучим краном? — Обратился к Горигляду: — Вы-то не знаете этого случая. Когда гитлеровцы заняли порт, мы сразу же док увели, с шумом, гвалтом. Они еще не могли сообразить тогда, что почем. А потом решили и плавучий кран украсть. Подошли, срубили якорь, подцепили кран таким это туберкулезным буксирчиком и потащили. Из-под носа увели кран. Надо всегда учитывать разную обстановку, все учитывать... Никогда не падать духом...