Мерцание золотых огней

- Ну вот и пусть работают! - Синицкий швырнул папку так, что она скользнула по столу и упала бы на пол, если бы Иваненко ни поймал её на лету. - А кстати, откуда информация о предпола гаемом ограблении? И почему вы сразу не изолировали преступни ка?

- Альберт Иванович, информацию я получил от своего осве домителя. А Лаврентьев потребовал, чтобы мы представили ему возможность увидеться с преступником до ареста, хотел понять, почему тот решил ограбить его. Он парень крепкий, знает каратэ, но когда увидел пистолет - растерялся.

- Короче так, Саша. Ежели Лаврентьев не имеет претензий к грабителю, хочет, чтобы мы выпустили его - выпустим. У нас без того работы по горло! Не хватало ещё заниматься всякими там, понимаешь, капризными бизнесменами!

- Но, товарищ полковник, вина Колготина практически дока зана. А заявление Лаврентьева - явная ложь. Ведь он же присутс твовал при аресте и ни слова не сказал против! Как же так?

- А так. Оформляй документы и чтобы завтра этого Колготина здесь не было. Еще вопросы есть?

- Никак нет, товарищ полковник.

- А у меня есть. Хреново стал работать в последнее время, лейтенант. Что случилось?

Иваненко пожал плечами.

- Да вроде бы все нормально, Альберт Иванович.

- Баба? - догадался полковник.

- Было дело, товарищ полковник. Но это уже в прошлом.

- Одна в прошлом, десять других в будущем, понял, Саша? Через пару дней доложишь, какие сдвиги по всем делам, висящим на тебе. Не будет сдвигов - будут соответствующие выводы. Мои. Пока свободен. А этого...

- Колготина?

- Ну да. К едрене фене отсюда! Бизнесмен утверждает, что это его друг, пришел по приглашению - пусть будет так. Но если мы ещё раз возьмем Колготина, спросим бизнесмена, на хрена он затеял освобождение преступника? Ступай, и забудь о той, кото рая в прошлом. Десять в будущем - намного интереснее.

Иваненко вышел из кабинета. Вроде бы - пронесло. Или гене рал Чернов не так силен, как прежде, или начальник отдела решил не отдавать сотрудника, которому доверяет. Скорее всего, и пер вое и второе. Можно было перевести дух. Можно было бы... да мысли о Юле не давали покоя. Где она сейчас? С кем? Вчера за держался у подъезда, видел, как ушел телохранитель. Значит, ос талась одна в квартире. В такой момент - и одна! Глупая девчон ка, могла бы спокойно все объяснить, он бы понял, остался прос то так охранять ее! Спал бы на коврике в прихожей!

Или она все же объяснила ему спокойно, что пришло время расстаться, а он не понял, не поверил? Конечно, вчера он вел себя неправильно. Не смог сдержать себя, не смог...

А что теперь делать? Оформлять документы на освобождение Колготина... Приказ начальника. Не вздумает ли ещё и Колготин отомстить Юле? А если они сговорятся с Черновым и Лаврентьевым? Да все может быть!

Трудно ей будет одной. Даже с такой мамашей, даже с телох ранителями - ох, как трудно! Позвонить? Так ведь не станет и разговаривать... Эх, Юлька, Юлька! Завтра... теперь уже - завт ра выходит на работу, большим начальником себя возомнила.

Он решил позвонить ей завтра. Она же сказала, что им вре менно не следует встречаться. Временно! Выйдет на службу - на чальница, героиня, победитель! Глядишь, и добрее станет. И, мо жет быть, скажет: приходи, Саня, я соскучилась по тебе...

Лаврентьев с наслаждением вдыхал знакомые с детства запахи родной квартиры. Здесь ничего не изменилось, даже после того, как он переехал в собственную квартиру, в его комнате все оста лось по-прежнему. Книги, плакаты на стенах, не самая дорогая стереосистема, пианино... Блестящий паркет и - ни малейшего намека на пыль даже в самых отдаленных углах. Он привык к этой стерильной чистоте, порядку - иначе и быть не могло, есть мать у тебя санэпидемиолог. Привык... И так хорошо было вернуться сюда, послушать старые пластинки, полистать знакомые с детства энциклопедии, подумать...

О том, что услышал вчера поздно вечером.

Павел Сергеевич пришел в комнату сына с бутылкой коньяка "Белый аист" и двумя рюмками. Неторопливо наполнил хрустальные посудины ароматным напитком цвета крепкозаваренного чая.

- Ну, давай, сын, выпьем за добрый вечер. У меня сегодня была тяжелейшая операция, шесть часов длилась. А у тебя, как я понимаю, возникли проблемы. Но все же этот вечер мне кажется добрым, потому что я дома, и ты, наконец-то, дома. За это.

- Добрый вечер, папа, - сказал Вадим.

Он отпил глоток, поставил рюмку на полированный подлокот ник старого кресла. Павел Сергеевич сделал то же самое.

- Ну, рассказывай, что у тебя стряслось. Фирма обанкроти лась? Поставщик подвел? Теперь у нас бухгалтеры, да снабженцы в большом почете.

- С фирмой все нормально, хотя, может быть, придется уйти оттуда, с Мишкой возникли разногласия. Но это мелочи. Папа, мне нужен твой совет.

- Я слушаю, сын.

- Но это... личный вопрос. Можно сказать, интимный. Только с тобой я могу поговорить о таких вещах.

- Говори, - кивнул Павел Сергеевич. - Иногда мне кажется, что нынешняя молодежь понимает в таких вопросах много больше нашего, но, если, это в моих силах - с удовольствием помогу.

- Понимаешь, папа, я люблю одну девушку.

- Это не Люда, я правильно понимаю?

- Правильно.

- Влюбился, или любишь?

- Влюбился и люблю. Вчера она мне звонила, ей было страшно одной, хотела, чтобы я приехал, а я... я говорил с ней доволь но-таки грубо. Потом всю ночь не мог уснуть, а утром приехал сюда, в той квартире оставаться было совсем невыносимо.

- Зачем же ты разговаривал с нею грубо? - удивился Павел Сергеевич. По-моему, я всегда говорил, что с приятной женщиной нужно говорить ласково, с неприятной - вежливо.

- Я был очень зол на нее. Трудно объяснить, почему, да вай-ка, я тебе расскажу все по порядку.

Павел Сергеевич очень внимательно слушал сына. Он маши нально взял свою рюмку с коньяком, но выпить смог только после того, как Вадим закончил свой рассказ.

- Видишь ли, Вадим, я всегда доверял тебе. Когда ты объ явил о том, что собираешься жениться на Жене, я не возражал, хотя и понимал, что она вряд ли станет хорошей женой. Потом ты познакомил меня с Людой и ничего не сказал о своих намерениях. И я тебе ничего не сказал, хотя и Люда, честно говоря, мне не понравилась. Но сегодня ты впервые сказал, что любишь девушку. И, судя по твоему рассказу, она - личность весьма и весьма не ординарная. Ты сказал, что её в детстве изнасиловали. Видишь ли, Вадим, для девушки это очень серьезная психологическая травма. Зачастую после этого они становятся подозрительными, готовы обидеться на малейший неосторожный жест со стороны муж чины. Нужно быть особенно внимательным, ласковым, нужно время, чтобы убедить её в своих чувствах, в своей искренности и благо желательности. А ты, как я понимаю, вел себя не совсем по-джентльменски.

- Но ведь ничего не знал, папа!

- Я могу тебе сказать, что такая девушка может стать вер ной и преданной женой, настоящей спутницей жизни, или - прес тупницей. Если она окончательно озлобится, потеряет веру в доб ро - добра от неё ждать не следует. Ты вчера говорил с нею, как с преступницей, ты толкал её на этот путь, а она, может быть, просила у тебя защиты. Может быть, считала тебя своей последней надеждой, несмотря на все, что произошло. В таком случае, мне совершенно непонятна твоя позиция. Или забудь её, или наберись терпения, друг мой.

- Папа, я не могу её забыть! Я хотел, чтобы она позвонила, позвала на помощь, но потом понял: хотел для того, чтобы поста вить её на место. Отомстить за то, что выгнала меня...

- Ну, отомстил. Легче стало?

- Нет... Но я понял это лишь после того, как поговорил с ней. И не сомневаюсь, что если позвоню теперь сам, она будет говорить со мной в таком же тоне, как и я с ней вчера.

- А чего ты хотел? Сам толкнул её на это.

- Какой-то заколдованный круг получается... - Вадим взял бутылку, налил себе коньяка, залпом выпил.