Сказание о 'Сибирякове'

К этому времени стали нам известны биографии многих сибиряковцев. Из села Емец Архангельской области прислала письмо сестра вожака комсомольцев "Сибирякова" шифровальщика Миши Кузнецова. Анастасия Васильевна сообщила, что он. погиб, когда ему шел двадцать восьмой год. Нет, не случайно молодежь корабля выбрала Михаила своим секретарем. Это был энергичный человек. После окончания средней школы Кузнецов пошел в педагогическое училище, потом работал преподавателем, инспектором Емецкого районного отдела народного образования. Действительную военную службу проходил в Черноморском флоте. А когда вернулся домой, его назначили инструктором Емецкого райкома партии. Оттуда он и был мобилизован.

"С юных лет Миша был страстным комсомольцем, - пишет Анастасия Васильевна, - до сих пор его здесь помнят как хорошего, отзывчивого товарища".

Трогательны воспоминания о погибшем сыне и его друзьях Елизаветы Александровны Прошиной. Она рассказала, каким чутким и нежным был Юра. Прошина хорошо знала Николая Григорьевича Бочурко, семью третьего штурмана "Сибирякова" Павла Иванова. После войны в северном порту мыс Ильи ей привелось встретиться с Иваном Замятиным, который и поведал ей о том, как погиб Юра "Младен - большие глаза", самый молодой член экипажа. Случайно уцелела его фотография.

"Это последние снимки перед уходом в рейс, - пишет Елизавета Александровна, - квартиру нашу разбила немецкая фугаска, и я в земле нашла единственное уцелевшее письмо от сына, причем последнее, и вот эту фотографию".

О том, как была освобождена из плена колонна обреченных на смерть людей из лагеря Штутгов, рассказал в письме Яков Герасимович Гришков. Читатель, наверно, помнит, что среди заключенных в этой колонне находился капитан "Сибирякова" Анатолий Алексеевич Качарава.

"Это было ранней весной 1945 года, - пишет Я. Г. Гришков. - Наши войска (в том числе и 1-я Гвардейская танковая армия, в которой я служил) прижали гитлеровцев к Балтийскому морю в районе Данцига и Гдыни. На одном из первых танков ("Т-34") я вошел в прорыв и мчался по дороге. Тут стали нам встречаться на обочинах шоссе трупы людей в полосатой одежде. Догадались: где-то впереди движется колонна пленных. Прибавили газу. Дальше все было так, как рассказывается в газете. Еще одна деталь.

Вечером в населенном пункте (название уже не припомню) снова встретился с освобожденными из плена товарищами. Среди них было много больных. Устроили лазарет. К счастью, в деревне нашелся польский врач, у которого была целая аптека. Он оказал больным первую помощь.

Потом группа бывших узников пригласила меня к себе. В небольшой комнате сервировали стол, очень скромно, конечно. Все были взволнованы, у многих на щеках сверкали слезы. Товарищи рассказали об ужасах фашистского лагеря Штутгов. Тысячи людей погибли там от голода, болезней, расстрелов. Но, несмотря ни на что, в лагере шла борьба, действовал подпольный штаб.

Среди товарищей находился капитан погибшего ледокола "Сибиряков", худой, чернявый. Видимо, это и был Анатолий Алексеевич Качарава, о котором рассказано в газете".

Героически погибли комиссар "Сибирякова" Зелик Абрамович Элимелах и старший механик Николай Григорьевич Бочурко, открывший кингстоны. Хотелось побольше узнать об этих замечательных людях, отыскать их фотографии.

И вот раздался телефонный звонок. С нами разговаривала Мария Петровна Бочурко - жена отважного сибиряковца. Она сообщила, что у нее сохранилось много фотографий мужа и есть одна, где он снят вместе с Элимелахом. Снимок был сделан незадолго до, гибели.

На другой же день Мария Петровна приехала к нам в редакцию.

- Николай Григорьевич родился в Белоруссии, в семье железнодорожного мастера, - рассказала она. - Отец его, Григорий Романович, хотел, чтобы сын стал горным инженером, посылал его учиться. Но вышло иначе: Николая звало море. Юноша уехал в Архангельск и поступил кочегаром на пароход. Старшим механиком Бочурко стал, пройдя все судовые технические специальности: он был машинистом, четвертым, а затем третьим и вторым механиком. Без отрыва от работы защитил диплом инженера. Любил он своего "Сибирякова", его старую машину. Так любил, что, признаюсь, ревновала я Николая Григорьевича к ней. Бывало, даже дома только и разговоров, что о родном корабле, о машине, о друзьях-товарищах. А их у Бочурко было много.

Мария Петровна рассказала, что в последние годы крепкая мужская дружба связывала Николая Григорьевича с Элимелахом. Она хорошо помнит этого живого, энергичного человека, всегда внимательного и чуткого. Зелик Абрамович был частым гостем в их доме. За два месяца до гибели "Сибирякова" кто-то из сослуживцев сфотографировал друзей на палубе корабля. Этот снимок Мария Петровна особенно берегла.

Чем больше людей включалось в работу, тем отчетливее вырисовывались характеры сибиряковцев. Порой начинало казаться, что мы сами встречались с героями, знали их лично. Нам хотелось быть скрупулезно точными в своем рассказе, но иногда мы поступали так, как подсказывало сердце.

Элимелах! Мы знали его на корабле. Но вот появилась Мария Петровна Бочурко и раскрыла его в ином свете, где на первом плане были уже не служебные качества, а духовная красота, чуткость и удивительная сердечность комиссара. Мы получили письмо от его брата Давида. Узнали новые данные из биографии Зелика Абрамовича. В 1927 году он окончил в Гомеле школу металлистов, уехал в Керчь, работал на заводе. Потом был в Николаеве секретарем комсомольской организации школы морских летчиков. В 1930 году Элимелах переехал в Москву, там закончил партийную школу и затем стал заместителем по политической части ледокольного парохода "А. Сибиряков".

Из письма Д. А. Элимелаха стало известно о телеграмме, отправленной им брату в Архангельск, о трагической гибели матери, расстрелянной фашистами в белорусском местечке Носовичи.

После опубликования в газете рассказа о "Сибирякове" значительно пополнился альбом фотографий героев. Теперь мы имели портреты большинства основных действующих лиц.

Очень обрадовало письмо В. Ф. Самарина. Он прислал несколько любительских фотографий отважного радиста Анатолия Шаршавина, с которым Самарин служил на полярной станции в Тикси. "Анатолий был веселый, деятельный парень, душа наших комсомольцев, - вспоминает полярник. - Таким он и остался в наших сердцах навсегда".

Приходили новые сведения и о ледоколе. "А знаете ли вы, как наш "Сибиряков" помогал молодой Советской республике в годы ее становления? писал бывший кочегар ледокольного парохода Степан Ильич Рубцов. - Ходили мы на нем из Архангельска 8 голодном двадцатом году. Таскал за собой "Сибиряков" на буксире четырехмачтовый парусник - угля-то не хватало".

А вот с нами заговорили те, кто шел проливом Вилькицкого в караване судов.

* * * "...Пишу вам и очень волнуюсь. Это понятно.

Я один из тех, которые своей жизнью, счастьем строить великое будущее нашей страны обязаны отважным сибиряковцам. Это они прикрыли нас своей грудью, приняв неравный бой с гитлеровским линкором "Адмирал Шеер".

Работал я тогда машинистом на пароходе "Комсомолец Арктики", который в числе других судов каравана шел на восток. Хорошо помню день 25 августа 1942 года, когда была получена тревожная радиограмма и "Красин" повел нас во льды проливом Вилькицкого. Мы не знали тогда всех подробностей, но восхищались стойкостью и мужеством товарищей, принявших неравный, жестокий бой с врагом. В моем сердце навсегда сохранятся имена Элимелаха, Бочурко, Шаршавина, Качаравы, Сараева и других героев с "Сибирякова". Спасибо им.

И. В. Русинов, научный сотрудник института экономики Академии наук СССР".

* * *

Слова восхищения, благодарности сибиряковцам шлет матрос с парохода "Дежнев" В. Коробицин, полярницы Е. Чупилко и М. Старидворская и многие, многие другие.

Бывший заместитель политрука теплохода "Двина" П. Филев, ныне директор Тотемского маслозавода Вологодской области, рассказал о походе советских судов без конвоя в Америку. Он-то и поведал историю удивительного рейса "Двины" в Нью-Йорк с деревянными пушками.