Страница 4 из 28
Люди
"Они не любят друг друга, -- говорят люди, -- ведь они не встречаются. Они даже не целовались, она до сих пор чиста". Никто не знает, что мы принадлежим друг другу с первого взгляда!
Ты работаешь вдали от меня, и я не сижу у ног твоих. Но тем не менее, занимаясь своими делами, я ощущаю, будто шерстяная витая нить оплетает
тебя, и в то же мгновение ты чувствуешь там, вдалеке, мой взгляд на своем лице... И сердце твое трепещет от нежности!
На исходе дня мы вновь встретимся, всего на несколько мгновений, -боль вспыхнувшей любви напитает нас до следующего вечера. Те, кто падают, отдаваясь сладострастию, но так и не познав счастья слияния, даже не подозревают, что едва взглянув друг на друга, мы стали мужем и женой!
Перевод Т.Балашовой
О тебе говорят...
Мне рассказывают разные истории, порочащие тебя. И зачем людские языки утомляют себя понапрасну? Закрыв глаза, я вижу тебя в глубине моего сердца. Ты чист, словно утренняя изморозь на сонных окнах.
Мне рассказывают разные истории, восхваляющие тебя. И зачем людские языки утомляют себя понапрасну? Я молчу, и в тишине, словно светлая прозрачно-легкая дымка над морем, хвала тебе поднимается из глубины моего сердца...
Еще через день твое имя не произнес никто; без устали восхваляли и славили других. Эти странные, чужие имена скользили по мне, не оставляя следа. А твое имя продолжало жить в моей душе, подобно Весне, что распространяется по всей долине, независимо от того, призывают ли ее...
Перевод Т.Балашовой
Спрячь меня
Спрячь меня, чтобы никто не смог найти. Спрячь меня так, как ствол дерева прячет смолу, -- и по вечерам я буду источать аромат, и, словно капля деревенской смолы, смягчающей кору, сделаю тебя более нежным; а люди даже не смогут догадаться, откуда взялась эта сладостная нежность...
Без тебя я становлюсь некрасивой, ненужной, словно вещь, оставленная не на своем месте, безжизненной, словно поникшие корни растения, брошенного на землю.
Как жаль, что я не могу уподобиться маленькому миндальному ядру в глубине косточки!
Дай мне лишь каплю твоей крови, и я останусь на твоей щеке, подобно яркой крапинке на виноградном листе. Дай мне снова ощутить твое дыхание, и я расположусь на твоей груди, пойманная в сети твоего сердца; затем вылечу на простор, чтобы вернуться вновь. В этой игре я проведу всю жизнь.
Перевод Т.Балашовой
Цветок с четырьмя лепестками
Когда-то душа моя была подобна огромному цветущему дереву, в листве которого наливалось соком множество плодов. Стоило взглянуть на меня, и рождалось ощущение полноты жизни; а поющие стаи птиц в моих ветвях приводили всех в пьянящий восторг.
Затем возник некий куст неопределенной формы, крона его была менее пышной, чем у того дерева, но он еще источал аромат смолы.
Сейчас перед вами -- цветок, маленький цветок с четырьмя лепестками. Имя первого лепестка -- Красота, второго -- Любовь, а это почти одно и то же; третий зовется Печалью, последний -- Милосердием. Так, один за другим, раскрывались лепестки цветка, и других лепестков у него не будет.
Все мои лепестки окрашены кровью, ведь Красоту я познала через страдание, Любовь моя обернулась мукой, а Милосердие рождено болью.
В день нашей первой встречи я была ветвистым деревом, а теперь, в этот сумеречный час, если ты захочешь снова разыскать меня, то возможно, просто пройдешь мимо, так меня и не узнав. Прикованная к земле, я долго буду смотреть в тишине, следя за выражением твоего лица, чтобы понять, способен ли ты удовлетвориться всего лишь одним цветком, легким и быстротечным, как слеза. Если замечу огонь гордыни в твоем взгляде, то позволю тебе уйти к другим, большим и красивым деревьям. Ведь тот, кому я разрешу остаться со мной, в этой земной пыли, должен быть смиренным и покорным, храня верность пусть непродолжительному, но яркому свету: в нем должны угаснуть все порывы и страстные желания, кроме одного -- остаться в вечности, припав щекой к земле, касаясь меня губами, -- забыв обо всем на свете!
Перевод Т.Балашовой
Тень
Выйди вечером в поле -- пусть на траве останутся твои следы, и я последую за тобой. Ступи на привычную тропинку, ведущую к золотой тополиной аллее и пройди этой аллеей до фиолетовых предгорий. Постарайся слиться с этим миром, поглаживая стволы деревьев на пути, чтобы они возвратили мне твою ласку, когда я отправлюсь следом. Ведь на этой земле, населенной людьми, я больше никогда не смогу тебя встретить.
Перевод Т.Балашовой
Если наступит смерть
Если случится, что тебя ранят, не бойся позвать меня. Позови меня, где бы ты ни находился, даже с ложа позора. И я приду к твоей двери -- пусть все дороги покроются колючими шипами -- меня ничто не остановит.
Я не хочу, чтобы кто-нибудь другой, будь он сам Господь Бог, поправлял подушку у твоего изголовья.
Я сохраняю себя, чтобы оберечь от дождей и непогоды твою могилу. Я оставляю ладонь на твоем лице, чтобы ты не видел этой страшной тьмы.
Перевод Т.Балашовой
Майорка I
Туристы из Латинской Америки прекрасно себя чувствуют в Барселоне, потому что это -- большой город, город в том пугающем меня смысле, какой обрело это слово благодаря современному Нью-Йорку. Вот почему я с тоской гуляю по людной Рамблас, вспоминая маленькие старинные города. И едва в глубине этой знаменитой барселонской улицы вдруг блеснет море, я говорю себе с радостным вздохом: "Сегодня мы уезжаем на Майорку!"
К ночи мы уже на пароходе, и наше плавание кажется мне бегством. Мои барселонские друзья сказали на прощанье: "В Пальме не задерживайтесь, осмотрите все и сразу -- в Вальдемосу, отдыхать. Пусть глаза ваши насытятся влажной синевой Средиземного моря, не то их обожжет Кастилия..."
Рассвет встречаем уже в Пальме. Вот он, берег, весь в лодках, сонно уткнувшихся в песок после прилива. Входим в ослепительно белый город, о котором Русиньоль сказал однажды: "Когда с небес вы смотрите на землю и вдруг видите белое, совершенно белое пятнышко, не спрашивайте, что это такое, потому что это -- Пальма-де-Майорка!" Мы проводим в городе три дня. В память западает благородный собор, парк и средневековый замок среди чудесных сосен. Сосны стоят в тишине, никаких туристов, и мне остается лишь благодарить хмурый день, который отпугнул вездесущих англичан и дарит нам с тихой щедростью смолистый сосновый запах...
Посетив могилу Рамона Люля, мы вышли на главную площадь, где я будто читаю страницы его жизни. Площадь пополнится деревенским людом, в основном загорелыми "paesos" {крестьяне - майорк.}, которые приезжают сюда за покупками из Сольера и Мирамара, расположенных по соседству. Гуляя по городу, я нет-нет и загляну тайком в уставленные цветами патио богатых особняков.
Но главная цель нашей поездки вовсе не Пальма, и мы покидаем этот город ранним утром. Перед глазами равнина в дымке тумана, по которой тянутся и тянутся посадки миндальных деревьев -- километры за километрами. Я мысленно представляю себе весну на Майорке, которую -- увы! -- не застала. "Ее можно сравнить лишь с порой цветения сакуры в Японии", -- говорит мне один майоркинец. Есть в году лишь две недели, когда уроженец Майорки, живущий постоянно на полуострове, вдруг чувствует -- если он не забыл о родном крае -- что ему невмоготу, что в него гвоздем вонзается тоска и тогда, повинуясь внутреннему голосу, он4 бросает все и спешит на остров, чтобы прожить там эти пятнадцать сказочных дней, когда миндаль в полном цвету. В такую пору Майорка вся розовая и легкая, как нежный росток, кажется, ее можно подхватить на руки и поиграть с нею в наипрозрачнейшем воздухе. Захоти мы, как некоторые, без труда заработать деньги на красоте этого острова, непременно бы отправили телеграммы и в Англию и во Францию вот с таким текстом: "На Майорке зацветает миндаль". Но Майорка, как благонравная супруга, и себя напоказ не выставляет. Значит, те, кто приезжает сюда погостить, не должны устраивать вокруг нее ярмарочную суету.