Страница 33 из 33
– Хилон, – прервал его Петроний, – в твоем повествовании ложь плавает на поверхности правды, как оливковое масло на воде. Бесспорно, ты принес важные известия, я даже думаю, что на пути к отысканию Лигии сделан большой шаг, но не приправляй ложью своих известий. Как зовут того старика, от которого ты узнал, что христиане узнают друг друга при посредстве изображения рыбы?
– Эврикием, господин. Бедный, несчастный старик! Он напомнил мне Главка, которого я оборонял от убийц.
– Верю, что ты познакомился с ним и что сумеешь воспользоваться этим знакомством, но денег ты ему не дал. Не дал ни асса, понимаешь? Ничего не дал!
– Но я помог ему нести ведра и о его сыне говорил с величайшим сочувствием. Да, господин! Что может укрыться от проницательности Петрония! Я не дал ему денег или, вернее, дал ему их только мысленно, в душе. Ему этого было бы довольно, если бы он был истинным философом… Я дал ему потому, что считал такой поступок необходимым и полезным: подумай только, господин, как бы он сразу расположил ко мне всех христиан, какой бы открыл к ним доступ и какое бы внушил им доверие ко мне!
– Правда, – сказал Петроний, – и ты обязан был это сделать.
– Я для того и прихожу, чтобы заручиться возможностью сделать это.
Петроний обратился к Виницию:
– Вели отсчитать ему пять тысяч сестерциев, но в душе, мысленно…
Но Виниций сказал:
– Я дам тебе слугу, который понесет потребную сумму, а ты скажешь Эврикию, что слуга – твой невольник, и при нем отсчитаешь старику деньги. А так как ты принес важное известие, то столько же получишь и для себя. Зайди сегодня вечером за слугой и деньгами.
– Ты щедр, как цезарь! – сказал Хилон. – Позволь, господин, посвятить тебе мое сочинение, но также позволь сегодня вечером прийти только за деньгами, так как Эврикий сказал мне, что уже все плоты выгружены, а новые прибудут из Остии только через несколько дней. Да будет мир с вами! Так приветствуют христиане друг друга… Я куплю себе рабыню, то есть, я хотел сказать, раба. Рабы попадаются на крючок, а христиане – на рыбу. Pax vobiscum! Pax! Pax! Pax![33]
Петроний к Виницию:
«С надежным невольником посылаю тебе из Анция это письмо, на которое, я надеюсь, ты пришлешь немедленно ответ с тем же человеком, хотя твоя рука более привыкла к мечу и копью, чем к тростнику. Я тебя оставил на верной стезе и полным надежды, и я надеюсь, что ты или уже удовлетворил свои сладкие желания в объятиях Лигии, или удовлетворишь их прежде, чем настоящий зимний вихрь повеет на Кампанию с высот Соракты. О, мой Виниций! Пусть будет твоей наставницей златокудрая богиня Кипра, а ты будь наставником этой лигийской утренней звездочки, которая убегает перед солнцем любви. Однако помни, что мрамор, даже самый дорогой, сам по себе ничто и получает истинную ценность лишь тогда, когда рука ваятеля сделает из него художественное произведение. Будь таким ваятелем, carissime! Недостаточно любить, надо уметь любить и учить любви. Наслаждение испытывает и чернь, и даже звери, но истинный человек тем от них отличается, что превращает это наслаждение в возвышенное искусство и любуется им сознательно, претворяет в мысль все его божественное значение и таким образом насыщает не только тело, но и душу. Неоднократно, когда я думаю о тщете, неуверенности и заботах нашей жизни, приходит мне в голову, что ты, быть может, сделал наилучший выбор и что не двор цезаря, а война и любовь – единственные две вещи, для которых стоит родиться и жить.
В войне тебе посчастливилось, будь же счастлив и в любви, а если хочешь знать, что делается при дворе цезаря, я тебе расскажу обо всем. Сидим мы здесь в Анции и холим свой небесный голос, выражая неизменную ненависть к Риму, а на зиму собираемся в Байи, чтобы выступить перед публикой в Неаполе, жители которого, будучи греческого происхождения, лучше могут нас оценить, чем волчье племя, живущее по берегам Тибра. Сбегутся люди из Байи, из Помпеи, из Путеоли, из Кум, из Стабиев, ни в рукоплесканиях, ни в венках не будет недостатка, – и это послужит поощрением к задуманному путешествию в Ахайю.
А память маленькой Августы? Да! Мы еще оплакиваем ее. Мы воспеваем гимны собственного сочинения столь удивительные, что сирены от зависти попрятались в глубочайших пещерах Амфитриты. Вместо них нас могли бы слушать дельфины, если бы им не мешал шум моря. Наша грусть до сих пор не улеглась, мы показываем ее людям во всевозможных позах, какие только известны искусству ваяния, особенно стараясь притом, чтобы эти позы присутствующим казались красивыми и чтобы они сумели оценить их прелесть. Ах, дорогой мой, мы останемся до смерти шутами и фиглярами.
Здесь находятся все августианцы и августианки, не считая пятисот ослиц, в молоке которых купается Поппея, и десяти тысяч слуг. Иногда даже бывает весело. Кальвия Криспинилла стареет; говорят, что она упросила Поппею позволить ей брать ванну после Августы. Лукан дал пощечину Нигидии, обвиняя ее в связи с гладиатором. Спор проиграл Сенециону свою жену в кости. Торкват Силан предлагал мне за Эвнику четверку гнедых, которые в этом году непременно выиграют на ристалищах. Но я не захотел! А тебя также благодарю, что ты не взял ее. Что касается до Торквата Силана, то он, бедняга, и не подозревает, что скорее представляет собою тень, чем человека. Участь его решена. А знаешь ли, в чем состоит его вина? Он виновен в том, что приходится правнуком божественному Августу. Для него нет спасения. Таков наш свет!
Ждали мы здесь, как тебе известно, Тиридата. Между тем от Вологеза получено оскорбительное письмо. Он покорил Армению и просит оставить ее за ним для Тиридата, а если не оставят, то он все равно не отдаст ее. Явная насмешка! Мы уже решили начать войну. Корбулон получил власть, какою пользовался великий Помпей во время войны с морскими разбойниками. Была, однако, минута, когда Нерон колебался: он, видимо, боится славы, которую может снискать Корбулон своими подвигами. Думали даже, не предоставить ли главное начальство нашему Авлу. Этому воспротивилась Поппея, которой добродетели Помпонии, очевидно, колют глаза.
Ватиний известил нас о какой-то необычайной борьбе гладиаторов, которую намерен устроить в Беневенте. Смотри, до чего в наше время доходят сапожники, вопреки изречению «ne sutor supra crepidam»![34] Вителий потомок сапожника, а Ватиний родной сын! Может быть, он сам строчил дратвой! Гистрион[35] Алитур чудесно представлял вчера Эдипа. Он иудей, и я спрашивал его, одно ли и то же иудеи и христиане? Он отвечал, что у иудеев своя старинная религия, христиане же новая секта, недавно образовавшаяся в Иудее. Во времена Тиверия там распяли на кресте одного человека, последователи которого умножаются с каждым днем, – считают его даже богом. Кажется, что никаких других богов, а в особенности наших, они не хотят знать. Не понимаю, чем бы это могло вредить?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
33
Мир с вами! Мир! Мир! Мир!
34
«Пусть сапожник судит не выше сапога» (лат.)
35
Актер.