Страница 39 из 66
– Тайны, кругом тайны… – задумчиво произнесла Мария Ипполитовна. – А не попыталась ли ты спросить самого Семен Васильевича, что сей кулон означает, и откуда он взялся?
– Опешила я от ссоры, ведь мы никогда не ссоримся. Потом несколько дней не разговаривали, а после самой тошно стало: что это я, подобно иным старым ревнивицам, карманы его обшариваю… Подумала, лучше совсем позабыть о медальоне, а оно видишь как вышло.
– И вправду, скверно, – поддержала ее Мари. – Но вовсе не стоило в лоб вопросы задавать – коли что серьезное, все равно ведь правды не скажет…
– Правильно, не скажет! – согласилась Вера Ивановна. – Так, может… следует самой разведать? А что, Мари…, коль ты посвящена теперь в это дело, не желаешь ли стать мне пособницей? Буду тебе весьма признательна – одной браться нелегко. А задумала я вот что…
…Тут Вера Ивановна перешла на шепот, делясь со своей визави только что родившимся планом.
– Не позже, чем завтра, мы с тобой попробуем приоткрыть эту таинственную дверцу, и посмотрим, куда она нас выведет. Пришла пора разъяснить загадку. Да, вот что: с собой следует взять Ольгу – пусть дорогу указывает, ведь, согласись, как-то смутно все это: «…сошел здесь, вышел там… парапет, набережная…». Вдвоём мы до утра проблуждаем в поисках, а племянница знает точное место.
На том и порешив, женщины разошлись.
…Следующее утро выдалось солнечным и достаточно холодным. Едва распахнув глаза, Мари взглянула на морозные узоры, полностью заполонившие окно спальни. Нарядная и светлая, комната была полностью отделана в соответствии со вкусом хозяйки. Дама вспомнила, как лично выбирала и этот нежно-голубой в синюю полоску и мелкий цветочек английский штоф на стены, и тяжелые шелковые портьеры, и изящную, матового стекла с хрустальными подвесками, люстру….Здесь и вправду приятно проснуться морозным утром: муж уже отбыл по служебным делам, поцеловав ее на прощанье в заспанную щеку. Все домашние дела – мелкие, но докучные – решены накануне, и сегодня надобно лишь распорядиться по обеду и ужину, а потом можно и посидеть за романом в любимом кресле, наслаждаясь мечтами и покоем… И тут все сонные мысли разом сгинули, будто сдунутые ветром, осталась лишь единственная: «Вера! Дело чести! Сегодня выходим!…»
Будучи очень прямой и честной по природе, Мари ни в детстве, ни в отрочестве не доставляла хлопот родителям… Не приходилось идти на хитрости и с мужем, который подобных вещей не понимал и не одобрял. Следует ли удивляться, что необходимость нечто скрыть от него породила в душе женщины целую бурю смешанных чувств. То и протест, и сладкое жжение в груди от предвкушения чего-то загадочного, выходящего за рамки обыденной жизни, преисполненной милыми домашними хлопотами и семейными делами… Ах, да, что-то в последнее время эта обыденность все чаще подводит: то одно, то другое… И дня не проходит без огорошивающих новостей…
…Вера Ивановна пожаловала строго в назначенный час, и вскоре три разновозрастных заговорщицы уже обсуждали за чаем предстоящее предприятие.
– Брат уже прилёг по обыкновению, от него ждать помех не стоит, – горячо шептала Мария Ипполитовна. – Но как быть с Павлом Андреевичем?
– О, не извольте беспокоиться, тётушка, – сорвалась с места Оленька. – Я мигом…
Девушка покинула гостиную, но вскоре вернулась и с улыбкой поведала:
– Мне срочно понадобились для шляпки новые ленты цвета электрик. Павел Андреич, конечно же, ничего в таких вещах не смыслит, но это – его любимый цвет. Честное слово, даже просить не пришлось… О, слышите – входная дверь, это он за лентами отправился…
– Ловко, – усмехнулась Мария Ипполитовна. – Похоже, молодое поколение умеет обращаться с мужчинами куда лучше нашего. И где только выучились?!
Оля опустила глаза, чтобы скрыть пляшущих в них бесенят, и скромно пояснила:
– Но я ничего такого не делала, он сам…
– Ах, Мари, не приставай к ребёнку, – деланно возмутилась Вера Ивановна. – Тот день, когда молодых особ понадобится учить обращению с мужчинами, станет началом конца человечества. Давай лучше поскорее соберёмся, не то рискуем столкнуться на выходе с вернувшимся Павлом Андреевичем, он ведь наверняка постарается исполнить Оленькин каприз как можно быстрее.
– Павел Андреевич – невелика опасность! – засмеялась Оленька. – Если его повстречаем с лентами, я как бы случайно оброню, мол, в тон к ним не помешали бы и перчатки… Ну, ему же невдомек, что перчаток электрик днём с огнём не сыщешь.
– Кстати, о предстоящих опасностях, – сделала таинственное лицо Вера Ивановна. – Неизвестно, что нас поджидает впереди, нужно ко всему подготовиться.
С этими словами мадам потянулась к небольшому ридикюлю, лежавшему на софе позади нее, и извлекла из его недр крошечный – почти игрушечный – блестящий пистолетик. На мужской ладони он уместился бы полностью, но в холеной дамской ручке смотрелся очень вычурно, почти произведением искусства: эдакая маленькая притаившаяся смерть – прекрасная, трагичная и изящная.
– Хороша вещица, – согласилась Мари. – А ты стрелять-то из него умеешь?
– Брала несколько уроков – перезарядить, почистить, да и постреляла разок за городом, вот только меткости, вероятно, недостает, – ответила Вера Ивановна. – Впрочем, думаю, многим и одного вида будет достаточно, на что главным образом и уповаю… Что с тобой, Мари, ты так побледнела – будем надеяться, в ход нам его пускать не придется. А как обстоит дело с остальной экипировкой?
– Я тоже вооружена, – вздохнула Мари. – Серж настоял. Но эта штука так уродлива, что её противно брать в руки.
На стол с тяжёлым стуком лёг воронёный «браунинг».
– Теперь фонари, – продолжила Мари. – Полидор разыскал для меня две «летучих мыши». Заберём их в передней.
– А у меня вот что имеется, Павел Андреич подарил! – Оленька с победоносным видом предъявила блестящий никелированный цилиндрик – размером чуть больше пистолетика Веры Ивановны. – Это карманный электрический фонарик, Павел Андреич утверждает, что на них грядёт повальная мода. Дамы станут носить такие в ридикюлях, а у мужчин на жилетах появится ещё один специальный карман – для фонарика.
В прихожей Мари попросила остальных подождать и черкнула мужу несколько строк:
«Дорогой Серж! Если, вернувшись, не застанешь нас дома, знай, нарушить твой запрет меня вынудило дело чести. Если можешь, прости за своеволие, надеюсь на понимание, целую, твоя М.»
Глава 5
Кто там, в темноте?
24 января 1913 г.
– Это какое-то безумие! – воскликнул Сергей Ефимович, потрясая в воздухе запиской жены. Схватив со стола звонок, он вызвал камердинера, а когда тот явился, спросил:
– Полидор, голубчик, прошу тебя ещё раз – припомни подробности… Перед уходом была ли госпожа взволнована, опечалена… Или наоборот, шутила?
– Я всё прекрасно помню, – обиженно отозвался старый слуга. – Дамы спешили-с, Мария Ипполитовна попросили подождать, а сами быстро-быстро стали писать. Велели сразу передать вам, как воротитесь, что мной в точности и исполнено-с! А после дамы вышли из дому и тотчас же наняли извозчика, но куда приказали везти, я не слышал... Да, вот ещё… При них имелся большой саквояж – тот, что вы из Парижа привозили, а что в нём такое – хоть убейте, не осведомлён-с.
– Вот видите! Там фонари, в саквояже, точно вам говорю! – подал голос Павел Циммер.
– А-а, молодой человек, вы всё ещё продолжаете держаться своей версии с дверцей на Николаевской набережной? – осведомился Сергей Ефимович. – Гонялись бы лучше за шляпными лентами, у вас это получается лучше, нежели думать головой.
От ледяного тона Олиного дяди Павел глубже втиснулся в кресло, в котором сидел, ни жив – ни мёртв, с того самого момента, как сознался во всём: и в поездке на каток, и в последующей слежке за Семёновым и, наконец, в сегодняшней оплошности с лентами.