Страница 34 из 81
- Почему они не атакуют? Пора бы уже начаться пальбе!
Подлежащие атаке неприятельские позиции находились всего в двух верстах впереди, и, начнись канонада, её тотчас стало бы слышно. Увы, в округе царила тишина. Изнывающий от нетерпения Кутузов отправил за новостями посыльных. Но прежде, чем те вернулись, началось.
На правом фланге громыхнуло, и посыпалась дробь ружейных выстрелов. С большим опозданием донесся грохот пушек и по центру. Наконец стали приходить известия о ходе сражения.
Первым прискакал казачий урядник от Орлова-Денисова. Выпучив глаза, постоянно сбиваясь на ор, казак доложил, что неприятель совершенно не ждал нападения, пришёл в полное замешательство и, побросав пушки, удирает во все лопатки. Мюрат ранен в руку и спасся лишь благодаря тому, что казаки, прекратив преследование, бросились грабить его лагерь.
- Что же вы, братцы? – укоризненно осведомился Главнокомандующий.
- Дык, вашвысокпревосходительство, у хренцуза столько добра оказалось, что робята не удержались. А там уж пошло-поехало, – урядник смотрел честно и открыто, производя впечатление человека удалого и героического.
- Немедленно передай графу Орлову, чтоб возобновил преследование и кровь из носу отрезал основным силам неприятеля путь к отступлению, – приказал Кутузов.
Казак умчался, оставив после себя стойкое ощущение, будто спешит он не к графу с приказом от главнокомандующего, а к французскому обозу с надеждой, что товарищи оставили, чем поживиться.
Не все новости оказались столь бравурными. Милорадович поздно начал движение и до сей поры ещё не вступал в баталию. Часть корпуса Остермана-Толстого заблудилась в ночном лесу, из-за чего тоже не поспела к сроку. Такая задержка позволила французам наскоро подготовиться к нападению, и лишь только на опушке леса показались русские колонны, по ним ударили пушки. Наши батареи, превосходя числом неприятельские, подавили их огонь. Но от прямого попадания ядра погиб командир второго корпуса генерал Карл Фёдорович Багговут. Практически везде супостат отступал, но отдельные его части оказывали ожесточённое сопротивление. Особенно яростно дрались поляки Понятовского.
Услыхав знакомое имя, Крыжановский воспылал надеждой на возможную встречу с генералом. А вдруг Главнокомандующий решит бросить на поляков гвардию? Но Кутузов решил иначе.
- Ах, ты ж, пропасть! – запричитал старый фельдмаршал, как только разрозненные сведения позволили составить общую картину. – Всё, как я и полагал – славно задумано, да худо сработано. Внезапность, на которую делался расчёт, потеряна. Теперь неприятель непременно постарается перегруппироваться и устроить нам бойню. Во всём виноват этот рыжий Беннигсен! Немедленно прекратить атаку и отозвать войска. На сегодня войны довольно.
Ординарцы вскочили на коней и помчались доносить до адресатов приказ Главнокомандующего.
- Милорадовича ко мне пришлите! – крикнул им вслед Кутузов тоном, не предвещавшим генералу ничего хорошего. – Отправляюсь в бывший лагерь неаполитанского короля. Пускай туда жалует.
Неприятельский лагерь являл собой картину полнейшего разорения. Казаки поживились на славу. Что не забрали, то побили и растерзали. Иррегулярное войско – каков с них спрос! Тем не менее, кое-что осталось нетронутым – к примеру, съестные припасы на кухне его величества. Большая палатка Мюрата лежала пустая, опрокинутая и истоптанная лошадьми. Но рядом, возле медного котла, на вощёной бумаге кто-то разложил дюжину свежих лягушек, две ободранные кошачьи тушки и конскую ногу с копытом. Первым указанные ингредиенты обнаружил любопытный Илья Курволяйнен. И тут же громко завозмущался:
- Вот же, морды басурманские! Ничем не брезгуют! Не ровён час, мертвяков жрать начнут! А там уж и до живых недалеко! Дайся только им в плен – мигом попадёшь как кур в ощип!
Максим, конечно, знал, что французские кулинары – весьма смелые экспериментаторы. Но отчего-то не верилось, что кошатина – подходящее блюдо для королевского стола. Сопровождавшие полковника штаб-офицеры дружно шутили по поводу увиденного.
Кутузов тем временем обнаружил куда больший повод для негодования, нежели странные изыски неприятельских поваров. Главнокомандующий стоял невдалеке от финляндцев, и, глядя снизу вверх, неприязненно беседовал с восседающим на великолепной лошади франтоватым Милорадовичем.
- Ах, Михаил Андреевич, голубчик вы мой! Правильно сделали, что не стали нападать на приятеля своего Мюрата[103]. Он -то позволил нам невозбранно уйти из Москвы, отчего же нынче не проявить ответную любезность? Похвально! Похвально!
Во время этой тирады лицо Милорадовича последовательно меняло цвет, по странной случайности повторяя окраску щегольского шарфа, повязанного вокруг шеи. Генерал вначале покраснел, затем позеленел и, в конце концов, достиг восхитительного померанцевого оттенка.
- А вот и главный виновник сегодняшнего триумфа, – радостно вскричал Кутузов, издали приметив скачущего к ним Беннигсена.
Подъехавший генерал искривил рот в улыбке и жёлчно осведомился – отчего остановлено наступление?
- Помилуйте, Леонтий Леонтьевич. Я посчитал невозможным допустить какое-либо отклонение от вашей блестяще задуманной диспозиции. Судите сами: изначально всё пошло не так: атака в центре и на левом фланге запоздала. На правом фланге обходной манёвр не удался. Француз, правда, сегодня ведёт себя отменно, послушно впадает в панику и разбегается. Но дальнейшее развитие событий непредсказуемо. Потому полагаю верным остановиться на достигнутом, каковое трактую не иначе, как викторию. Уверен, Государь вас наградит[104].
Только сейчас Кутузов заметил, что у начальника Главного штаба по ноге струится кровь. Тотчас были созваны лекари, которые, несмотря на сопротивление, уложили Беннигсена в носилки.
Кто-то несмело тронул Максима за рукав, заставив отвлечься от генеральской беседы. Перед ним стояла кричаще одетая девушка, с искажённым от страха лицом.
- Господин офицер, – обратилась она по-французски, – можем ли мы просить об одолжении?
«Мы?» – Максим огляделся. Подле пёстрой палатки сгрудилась небольшая группа женщин. Они опасливо косились на солдат, что во множестве сновали поблизости, но, будучи занятыми добычей трофеев, пока не обращали на женщин внимания.
- О, куртизанки! Надо полагать, французики весело проводили время, – развязно объявил Жерве, но осёкся, лишь только полковой командир посмотрел в его сторону.
- Что вам угодно, сударыня? – осведомился Максим.
- Скажите правду, какая судьба нас ожидает? – в глазах бедняжки блеснули слёзы.
- Вас накормят, – полковник учтиво поклонился и кивнул офицерам, чтоб те позаботились о дамах.
В Тарутино армия возвращалась под барабанный бой. Потери убитыми составили не более 200 человек. Французы потеряли вдесятеро больше[105]. Удалось захватить 36 пушек, множество пленных и трофеев. Глаза новобранцев горели радостью – нет ничего более благотворного для морального духа, чем вид бегущего неприятеля.
Утром, прихватив бутылку вина и кое-что из съестного, Максим отправился на гауптвахту – проведать Толстого. Узилищем тому служил пустой дровяной сарай. Дверь запоров не имела. Кроме совести, иной охраны дворянину не полагалось.
Фёдор «томился за решёткой» со свойственным ему азартом. Перед графом на колоде восседал обнажённый человек, чьё естество прикрывали лишь польская рогатувка да пышные усы. Этого усача Толстой с оттягом щёлкал по носу игральными картами, сопровождая действо французским счётом. Увидав Максима, граф немедленно прекратил экзекуцию и с криком: «Сher ami, veuillez agréer mes sincères salutations!»[106], полез обниматься.
- Максимус, ты как всегда спасаешь меня от скуки! Ну, не томи, рассказывай – чем закончилось сражение!
- Мы незнакомы с сим господином.
- Pardo
Усатый оказался польским перебежчиком – подхорунжим Жванеком. Ещё накануне сражения он явился к русским и пообещал помочь захватить в плен самого Мюрата. Жванеку не поверили и, не зная, что делать с ним дальше (с одной стороны – не пленный, а с другой – уж не шпион ли?) определили на гауптвахту под присмотр к Американцу. Вот они вдвоём и коротали время за картами.