Страница 41 из 52
— Какими судьбами? Ты одна или с Василисом?
— Одна.
— Слушай, у меня тут гора новостей.
— У меня тоже.
— Правда? Вот здорово. Ты надолго в Москве?
— Насовсем.
— В смысле, Василиса опять в Москву назначили?
— При встрече поговорим.
— Ты меня пугаешь.
— Брось, всё нормально, просто мы разошлись.
— Как разошлись?
— Молча, просто взяли и разошлись.
— Ну, вот этого я никак от тебя не ожидала. Хочешь, я прямо сейчас к тебе приеду?
— Конечно, я буду рада тебя видеть.
— Тогда жди, через час буду.
Зоя приехала через полтора часа, нагруженная рюкзаком, загорелая, повзрослевшая и располневшая. Скинув рюкзак, она поставила его перед собой и, посмотрев на Машу, неожиданно произнесла:
— Ну, горе ты мое луковое, тебя совершенно нельзя одну оставить. Опять учудила невесть что.
В этот момент в коридоре показалась Мария Андреевна. Завидев Зою, она слегка повела бровью и произнесла:
— Здравствуй Зоенька, рада тебя видеть.
— Ой, Мария Андреевна и вас так рада видеть, — они обнялись и расцеловались.
— И сколько уже месяцев?
— Четыре, целых четыре, — и она погладила себя по животу. Маша, наконец, поняла, что Зоя ждет ребенка, и только теперь увидела её слегка увеличившийся живот.
— А я-то думаю, что это ты так поправилась.
— А ты что, думала я отъелась на вольных хлебах в экспедиции. Да там вкалываешь так, что не до жиру.
— Ну, Зоенька, проходи, расскажешь, как вы там, в Монголии.
— Ой, да мы где только не были с Леней. И в Монголии и на Алтае. Столько разных мест посмотрели и интересного увидели, на всю жизнь хватит.
— Что ты говоришь, как интересно.
— А вы-то тут как?
— По-разному. Союз вот развалился. Живем теперь в другой стране.
— Ну, это еще до нашего отъезда произошло.
— Я так давно тебя не видела, что мне казалось, что бог весь, когда ты уехала.
— Да время летит быстро. Не успеешь оглянуться, раз и полевой сезон заканчивается. Не успел собранный материал систематизировать и снова вперед. Да что мы, как вы, как самочувствие?
— Да вроде ничего. Живы пока и, слава Богу. А что дальше, кто его знает, — она вдруг засуетилась, видя, что Маша молчит, видимо хочет наедине поговорить с Зоей, и потому сказала:
— Знаете, вы тут поговорите пока, а я пойду, полежу, а как понадоблюсь, позовете. Хорошо?
— Хорошо, мам.
Мария Андреевна вышла, и Маша прикрыла за ней дверь в кухню. Это не ускользнула от внимательного глаза Зои.
— Видно многое изменилось в вашем доме, с тех пор как я в нем не была?
— Все мы Зой меняемся. Время неумолимо над нами.
— Чего? Ты, с каких это пор философией занялась?
— С чего ты вдруг так решила?
— Так говоришь, словно Конфуция с утра до ночи читаешь.
— Какой к лешему Конфуций.
— Ладно, рассказывай, что с тобой стряслось.
— Да ничего, просто прожили год с хвостиком, и развелись. Не я первая, не я последняя.
— Ой, скажите, пожалуйста, не она первая, не она последняя. Ты мне давай не юли, говори, как есть.
Маша, присела за стол напротив Зои и, посмотрев на неё, загорелую, обветренную жаркой пустыней, жизнерадостную, вдруг по-хорошему позавидовала подруге и уже спокойно ответила:
— Знаешь, Зойка, права ты была насчет Анатолия. Столько лет любила его, верила и ждала, когда он в любви объясниться, а он оказался обычным, как мать говаривала в свое время, карьеристом. Любит одного себя, а на мою любовь плевать он хотел, — и Маша помимо своей воли пустила слезу.
— Нашла о чем вспоминать и о чем горевать. Козел он и в Африке козел. Знаешь, сколько их по миру ходит. И все симпатичные между прочим, бородой кивнут, по козлиному вякнут, и ты готова за ним бежать, как на привязи. Думаешь, вот он, любимый, избранный, а ему от тебя кроме как потрахаться, ничего и не надо. Грубо, но справедливо. Я права?
— Права.
— Только я не пойму, а при чем тут Анатолий?
— Так ведь приехала я в Москву, встретила случайно его на Смоленской, прямо у МИДа, где он работал и всё.
— Что всё?
— То и все, пошло поехало. Все вернулось. Короче стала с ним любовь крутить, встречаться, целоваться и всё такое прочее. Приехала на пару недель, а чувствую, что без него не могу. Застряла на месяц. А Василис видно почувствовал, что что-то не так, прилетел и с порога, говорит, готов к разводу. Я согласилась. А Анатолий мне в тот же день и говорит, что получил назначение в Бельгию и так сказать счастливо оставаться.
— Ну, подлец. Нет, я всегда говорила тебе, держись от него подальше, а ты…
— Да нет, Зой, никакой он не подлец, а вот я дура набитая, это точно. Ведь главное смотрю на него, и словно другой человек. Вот только что один был, а теперь другой. Я уже потом, когда домой приехала, сижу и думаю, как, я могла вот так втюриться и не видеть, не понимать, что он за человек. Хотя, что я говорю. Видела я все и понимала. Только видно правда в народе говорят, любовь так ослепила меня, что я черное за белое принимала. Все что ни скажет, я, словно переиначивала, оправдывала, доказывала самой себе, что это не так. Ой, да что теперь говорить. На ошибках учатся, вот и я учусь.
— Маш, а что Василис, не простил тебя?
— Да нет, мы с ним вообще на эту тему не разговаривали. Он как сказал мне насчет развода, я сразу согласилась. Ну что я буду оправдываться, когда я в это время любовью ослеплена была. Ну а позже, я и сама не стала, и потом… Понимаешь, Зоя, ведь его, если честно сказать, никогда и не любила. Да интересный, образованный, культурный, и любит меня и всё такое, только, ну не знаю, как тебе сказать. Вот, помнишь, как ты мне говорила, ты за своим Леней, хоть на край света готова была побежать.
— Так я и побежала.
— Вот именно, побежала, а почему, потому что полюбила, всем сердцем, всей душой. А я между прочим, когда решилась сказать ему, что согласна выйти замуж, до последней минуты колебалась, да какой там колебалась. Прямо хотела сказать, что не люблю его и замуж не выйду, а потом вдруг возьми и передумай. И ведь почему, назло Анатолию. Дескать, пусть помучается, пусть поревнует.
— Да, Машка, ты конечно даешь. Вот чего-чего, а такого я от тебя никак не ожидала. И главное, когда в Загсе расписывались и потом, я и представить себе не могла и даже догадаться, что не по любви замуж выходишь.
— Сама знаю, но что сделано, того не вернешь.
— Это точно.
— Да что мы всё обо мне. Я вроде как уже оклемалась, собираюсь на работу устраиваться. Правда, вот с матерью у нас напряг. Заметила наверно.
— Да вижу. Впрочем, ты зря, у тебя мать такая классная.
— Сама знаю. Ничего, время все перемелет, и всё в порядке будет. Просто мне еще немного надо времени, чтобы свои чувства в порядок привести.
— Э нет, тут ты не права. Чувства свои ты в порядок, конечно, можешь привести, а вот взаимоотношения надо налаживать, потому что чем дальше ты будешь это откладывать, тем сложнее тебе будет, да и Марии Андреевне тоже.
— Может быть, но не могу, понимаешь, не могу.
— А ты через не могу. Поплачься в жилетку и все в порядке будет. Ты, небось, такую стену воздвигла, что выше Кремлевской будет. А для чего? Сама не знаешь. Главное, вас только двое и ближе и роднее чем ты да мать нету. Я права?
— Зой, ты всегда права, даже противно становится.
— А, правда, всегда глаза колит. Слушай, ставь чайник, я, между прочим, всего три часа, как из Аэропорта, есть хочу, сил нет. И потом, мне теперь надо за двоих есть, между прочим, — и она снова погладила свой живот.
— Елы палы, я совсем тут нюни распустила, а про чай и еду забыла, — Маша вскочила, и начала быстро накрывать стол. Потом обернулась, и произнесла:
— Слушай, Зой, позови мать, сейчас отпразднуем твой приезд.
— Ага, а заодно подарки получите, которые я вам привезла.
— Подарки? Какие подарки?
— А вон те, что в рюкзаке, — загадочным голосом произнесла Зоя.