Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 26



Когда я ощутил, что намертво закован в эту башню из железа, кузнец отступил от меня, сказал бодро:

– Готово!

Я сделал нетвердый шаг, повернулся, но примерочные зеркала в таких оружейных не предусмотрены стандартами средневековых оружейных. Вес ощутимо давит на плечи, сковывает движения. Кузнец опоясал меня широким ремнем, где слева подвесил молот, а через плечо перекинул новенькую перевязь. Я скосил глаза – рукоять длинного меча с готовностью высунулась из-за левого плеча.

– Не знаю, – сказал я зло, – смогу ли в этом драться.

Кузнец снова отступил, обошел со всех сторон, подергал, постучал по железу.

– Слушай, парень, – сказал он наконец, – я знаю слишком мало рыцарей, на которых доспехи сидели бы так... хорошо.

– Я не рыцарь.

– Тем более, – сказал он значительно.

– Я мог бы одеться и проще.

– Тебе оказана великая честь, – сказал он строго. – Ты предстанешь перед королем!.. А если твои сюзерены велели тебе дать доспехи, то благодари, дурень, а не вороти нос.

– Ладно, – ответил я смиренно. – Доспехи так доспехи.

Крыша королевского дворца блестит под утренним солнцем, но стены и двор еще в густой тени – остатке ночи. Но даже крыша в ржавых пятнах, что вовсе не ржавчина, а следы огня из пастей летающих тварей. Кое-где сорвана черепица, а зубчатый парапет проломлен в трех местах. Стены и вовсе в следах от ударов раскаленных камней из катапульт, от огромных стрел. Между камней видны пятна несмываемой сажи, что въелась уже и в сами камни.

Перед закрытыми воротами, как водится везде, десяток просителей. На меня оглянулись, но никто, понятно, не посторонится. Я уже изготовился остановиться у двери и ждать, ибо для человека моего мира ждать – дело привычное. Ждем на остановках общественного транспорта, ждем у светофоров, ждем открытия магазинов, ждем, ждем... Это здесь не надо мучиться выбором: ждать автобуса или топать пешком...

Грохот копыт заставил быстро обернуться. В мою сторону несся рыцарь в полных доспехах. Копье держал острием вверх, но опустить и нацелить мне под ребра – дело секунды. Громадный конь высекает искры из-под всех четырех, из ноздрей вырывается пар, похожий на дым.

В трех шагах от меня рыцарь бросил поводья, копье со звоном полетело на землю. Рыцарь соскочил довольно проворно, подбежал и пал на одно колено.

– Мой господин, наконец-то вы прибыли!

Я с недоумением смотрел в розовощекое юношеское лицо, на длинные белокурые локоны, что так красиво падают на плечи...

– А-а-а, – вырвалось у меня, – так вы этот... как его...

– Конт Сигизмунд, – напомнил он трепещущим от счастья голосом.





– Ага, – сказал я, – это вы тогда...

– Да, – воскликнул он счастливо, – это меня вы удостоили поединком! Я был выбит вами из седла одним ударом. Я все выполнил, здесь, в Зорре, уже вторую неделю, а вчера услыхал, что вернулись герои с мощами святого Тертуллиана. Увидев вас, я понял, какую важную миссию вы выполняли, и понял еще, каким дерзким и самонадеянным щенком я был!

С той стороны площади показались блестящие фигуры. Ланзерота я узнал сразу... то есть теперь уже Ланселота... неужели в самом деле того самого легендарного, самого лучшего рыцаря христианского мира? А вот Бернард, Рудольф и Асмер в таких новеньких доспехах, что если бы не шлемы в руках, то сразу и не признаешь. Рудольфа я отличил только по коренастой фигуре, что поперек себя шире, да огненно-красной скирде на плечах, где в самой середке поблескивают глаза и торчит кончик носа. Рот тонет в окладистой бороде веником, уши затерялись в красных космах, а сверху вообще такое, что я буду смотреть с великим интересом, как он все это сумеет запихнуть под шлем. Да еще с забралом.

– Да бросьте, – сказал я торопливо. – Каждый выполняет свои обязанности... И это... встаньте же, конт.

Он поднялся, но все равно смотрел на меня снизу вверх сияющими глазами, только что не визжал и не падал на землю кверху лапами.

– Господин, – сказал он преданно, – располагайте мною!.. Я – ваш вассал, я пойду за вами всюду...

Бернард прогрохотал подкованными сапогами прямо ко мне, это ж у него я на подхвате оруженосцем, потому и торчу здесь, не рыцарям же ждать меня, простолюдина. На ходу метнул удивленный взгляд на молодого рыцаря, явно видел, как тот поднимается с колен.

– Ого, – громыхнул он густым мощным голосом, что сразу напомнил мне далекие раскаты грома, – Дик, да ты смотришься неплохо.

Ланзерот... гм... Ланселот скользнул по мне безразличным взглядом. Его золотые кудри красиво падают на металлические плечи, крупные холодные глаза смотрят без выражения, а массивная нижняя челюсть снова вызвала у меня желание садануть по ней бронированным кулаком. Нет, уже ногой. Жаль, восточными единоборствами я не занимался, а связывать великого и непобедимого Ланселота и укладывать мне под ноги вряд ли станут.

Конт Сигизмунд посмотрел на всех исподлобья – что-то они недостаточно почтительно обращаются с его господином и сюзереном, но смолчал, раз уж я молчу.

– Дик, – сказал и Рудольф, – ты просто вылитый рыцарь!

Сказал и осекся, Ланселот нахмурился, его красивое надменное лицо стало злым, а плотно сжатые губы вовсе слились в тонкую линию, как защелки стального капкана.

– Где священник? – спросил он, ни к кому не обращаясь. – Он что же, полагает, что...

– Простите, ваша милость, – прервал Рудольф, – вон бежит, запыхался!

Сигизмунд отошел к своему коню. Я показал ему мимикой, что не до него, у меня и здесь особое задание, не надо меня рассекречивать. Его брови полезли вверх, челюсть отвисла. Потом спохватился, влез на коня, уже с седла отвесил мне низкий поклон и повернул коня обратно.

Асмер смолчал, хотя все заметил, только подмигнул мне украдкой. Он тоже в полных доспехах, но и в железе ухитряется выглядеть компьютерным спецэффектом, что может менять облик, двигаться с любой скоростью, перетекать из одного состояния в другое. Только у него из-за плеча выглядывает рог лука, а меч на поясе выглядит намного короче, чем у других.

Священник в самом деле запыхался, на бледных худых щеках выступили красные пятна. Лысина покрылась мелкими капельками пота, неопрятные седые волосы по бокам торчат, как перья большой осетровой рыбы. Узкое, как лезвие топора, лицо все такое же злое, а когда его острые глаза зацепились за меня, он вообще показался мне жутким, как буревестник революции.